Звездная бабочка

Если же она невольно обращала на него взгляд, он из уважения к ней отводил глаза в сторону, чтобы ее не смущать. Между тем Элизабет Мэлори продолжала восстанавливать свою физическую форму, усердно делала упражнения для развития мускулатуры. Она постепенно бросила пить и курить. Питалась теперь только свежими овощами и фруктами. Отказалась от антидепрессантов, а если что и употребляла, то одни лишь снотворные. Так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день она не встала со своего кресла-каталки на ноги. Сперва она пробовала ходить на костылях. А потом, после многочисленных неудачных попыток, стоная, но превозмогая боль, она все же смогла одолеть самостоятельно пару десятков метров.

Быстрее! Сильнее!

Ей казалось, что она воскресла, а вернее – вновь пережила то особенное мгновение из детства, когда впервые поднялась с четверенек и стала топать ножками.

Теперь ее целью было дотянуться до дверных ручек, чтобы выбраться из одного замкнутого пространства в другое.

Дотянуться до дверных ручек.

Ей удалось выбраться из комнаты. Из квартиры. Из сада.

Она громко и радостно закричала, а соседям показалось, что она кричит от боли.

В ознаменование такого события Элизабет Мэлори устроила в ресторане настоящий праздник и перед взорами обитателей центра «Последняя Надежда» облила бензином и сожгла свое инвалидное кресло. Все понимали, насколько важным для молодой женщины был такой жест, – эта победа духа над плотью придала им еще больше воодушевления.

Ив Крамер не пришел на торжество, но передал небольшое послание, которое Сатина зачитала вслух:

«Я видел, как бабочка лишилась крыльев и превратилась обратно в гусеницу.

Видел, как эта гусеница пресмыкалась.

Видел, как гусеница старалась вновь стать бабочкой.

Видел, как у нее снова выросли крылья.

Превращение возможно всегда.

Всегда есть способ, чтобы взмыть под облака.

Браво, Элизабет!

И.К.».

Шеф-повар ресторана приготовил собственный подарок.

Он испек торт и украсил его сахарной бабочкой, сидящей на кресле-каталке.

Вслед за тем кто-то из музыкантов сел за пианино, другой взял электрогитару, третий собрал из кастрюль ударную установку – и все дружно пустились в пляс вокруг горящего инвалидного кресла.

Элизабет спела свою любимую детскую песенку. Ее хриплый, режущий ухо голос звучал даже весело. Габриель Макнамара пригласил вставшую на ноги новоиспеченную певицу танцевать и крепко придерживал ее. Когда она оступалась, он подхватывал ее и всякий раз разражался своим особым, громоподобным смехом, который так нравился молодой Элизабет. Будто заражаясь от партнера, она тоже начинала смеяться – громко, легко и свободно, словно избавляясь от тяжелейшего напряжения, которое сковывало ее долгое время.

Воспользовавшись коротким мгновением отдыха, Адриен Вейсс танцевал с Сатиной Вандербильд, а после танцев все видели, как они целовались – сначала робко, потом страстно. Во время праздника образовались и другие пары. Большие города с их жизнью были далеко, и здесь, среди этой глухомани, ее обитателям казалось, что они сплотились в какое-то новое племя.

На следующий день Адриен Вейсс собрал срочное совещание, чтобы определиться, кто войдет в число тех 144 тысяч человек, что должны составить экипаж «Звездной Бабочки». Теперь он смотрел на вещи по-другому. Проект, казалось, поглотил его целиком.

– В настоящее время мы проводим эксперимент столь же удивительный, сколь и уникальный, задавшись целью, если представится такая возможность, создать, по выражению Ива, «новое» человечество. Но что нужно сделать, чтобы это новое человечество избежало прошлых своих ошибок?

Перед собравшимися стоял уменьшенный цельный макет корпуса «Звездной Бабочки» в разрезе, внутри которого, на искусственной лужайке, помещались пластмассовые человеческие фигурки.

– Как вам известно, мой проект «Аквариум-I» провалился. Люди, собранные вместе в замкнутом пространстве, в конце концов стали стихийно воспроизводить модели поведения, которые довели наш вид до нынешнего состояния. Какова бы ни была группа индивидов, она неизбежно порождает эксплуататоров, эксплуатируемых, независимых личностей и так называемых козлов отпущения. Чем больше собирается людей, тем жестче становятся их предводители и тем хуже общество обращается со своими козлами отпущения. Тем более что, увеличивая число подопытных, мы как бы заигрываемся с огнем. (Он обвел взглядом собрание.) Если наш проект приведет к повторению прежних ошибок, тогда он не имеет смысла. Хуже того, так, по собственной глупости, мы можем перенести заразную скверну на другую планету.

– Так что ты предлагаешь? – невозмутимо спросил Ив Крамер.

– Предлагаю учинить строжайший отбор, чтобы на борт «Звездной Бабочки» не проникли ни дураки, ни подлецы.

Два последних слова, слетевших с уст ученого, всегда такого сдержанного, произвели сильное впечатление.

Среди собравшихся прокатился смущенный шепоток.

Сатина Вандербильд, не удержавшись, заметила:

– Кто-то и всех нас может посчитать дураками и подлецами.

– Пусть. Тогда, скажем так: изверги, разрушители и потенциальные самоубийцы.

– Но даже эти слова каждый понимает по-своему, – признался Габриель Макнамара.

– Ладно, давайте рассуждать здраво, – предложил Адриен, – давайте отберем по возможности не самых худших. Я верю, что Ив Крамер придумал «необыкновенный» корабль, который позволит нам покинуть нашу Солнечную систему. Так поверьте же и мне – и позвольте придумать новое «необыкновенное» человечество.

Габриель Макнамара смекнул, что для этого потребуется и новый «необыкновенный» бюджет. Впрочем, это его не смущало.

– Учитывая масштаб задачи, мне понадобятся знатоки человеческой натуры. Начнем с Сатины, если она захочет составить мне компанию.

Молодая женщина приняла озабоченный вид. Она запустила руку в коробку с пластмассовыми фигурками, игравшими роль членов экипажа, и стала перебирать их пальцами, как камушки.

21. Отбор 144 тысяч самых-самых…

Кончик ветки ткнулся в гущу листвы и разворошил рой светляков. Десятка два живых огоньков, вспорхнув, закружили во мраке.

Им незачем лететь к свету, они сами горят изнутри.

Ив Крамер долго наблюдал за ними, пританцовывая, пока от холода его не пробила дрожь.

Зачем человеку покорять внешний космос, если он не может покорить свой космос, внутренний?

Зачем лететь к какой-то далекой звезде, если не можешь долететь до звезды в своем сердце?

Он вдруг спохватился.

Вот те на, неужели я становлюсь поэтом? Это не в моем стиле.

Рядом с ним возникла высокая фигура.

Адриен Вейсс.

– Скучаете в одиночестве? Ночные прогулки вам явно по душе.

– А кто не чувствует себя одиноким? Порой мы просто складываем одиночества, только и всего. Так образуется пара. Два одиночества, существующих рядом друг с другом. Даже если у нас есть родители, дети, жены, любовницы, мы все равно одиноки.