Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

В лодках находилось 19 моряков, 1 белый пассажир и 57 ласкаров[6 - Ласкар ы – матросы-индийцы.]. Двое были ранены. Радист был ранен в голову и руки деревянными осколками, которые пришлось удалять под наркозом; один ласкар, раненный в живот, умер прежде, чем мы смогли сделать ему операцию.

В сгущающихся сумерках мы шли на юг со скоростью 12 узлов, возвращаясь по курсу, которым следовал наш противник. При этом мы двигались небольшими зигзагами. В этот вечер в кубриках было неспокойно; всех сильно взволновали дневные события, и одиннадцать членов абордажной команды вновь и вновь описывали в деталях все, что видели на борту вражеского корабля. Со всех сторон на них посыпались вопросы. Хорошо ли было оснащено судно? Много ли оказалось разрушений от нашего артиллерийского обстрела? Можно ли было потушить пожар? Имелась ли на борту какая-нибудь добыча? Не испытывали ли они чувство страха, когда лазили по трюмам незнакомого судна, хотя могли предполагать, что уже, возможно, горят запальные шнуры? Заметил ли кто-нибудь, как разместили экипаж потопленного судна? Обосновались ли белые и цветные в одних и тех же помещениях?

В операционной доктор Шпрунг и ассистирующий ему доктор Рель извлекали деревянные занозы и щепки из головы и рук радиста. Раны имели ужасный вид – деревянные осколки увечили тело сильнее, чем стальные. Вместе с Мором, Каменцем и офицером связи я изучил документы, найденные на борту. Допрос пленных конечно же представлял достаточный интерес, но в тех бумагах содержалось множество ценных сведений. Первым важным для нас открытием было то, что все британские торговые суда имеют черный или серый корпус, а надстройки выкрашены в коричнево-желтый цвет. Пользуясь этими сведениями, мы могли теперь превратить рейдер в британский корабль – огромное преимущество на таком маршруте, как этот, где преобладали британские суда.

Не менее интересным для нас стал тот факт, что британские корабли шли ночью при полном затемнении, даже без навигационных огней. Ко всему прочему стало ясно, что англичане и не подозревали о присутствии германских военных кораблей в этих водах, поэтому на маршруте между Дурбаном и Сьерра-Леоне не было никакой эффективной охраны со стороны Королевского военно-морского флота. Система конвоев действовала только на трассе от Фритауна до Соединенного Королевства; «Сайентист» должен был выйти оттуда в составе конвоя вскоре после своего прибытия 10 мая. В своем последнем рейсе они не встретили ни одного судна до столкновения с нами.

Среди документов, найденных в радиорубке, были записи свободного радиопоиска других кораблей и шифровальная таблица; мы узнали, что в море британские корабли соблюдали полное радиомолчание и не пользовались иностранными позывными, а только теми секретными позывными, которые были указаны в «Наставлении по связи для вооруженных торговых кораблей во время войны», датированном ноябрем 1938 года. Это руководство представляло для нас огромную ценность. Мор также обнаружил руководство по ведению огня и инструкции относительно того, как действовать в случае, если тебя атакуют в условиях самостоятельного плавания или в составе конвоя.

Белых и цветных пленников расселили по разным помещениям. Задача оказалась нелегкой, поскольку при ограниченном пространстве на борту корабля было важно сохранить принцип разделения белых и цветных. Цветным достались достаточно просторные помещения, тогда как белым было тесновато до тех пор, пока не освободился минный отсек. Я распорядился, чтобы белые пленники питались так же, как и мой экипаж, а повар-индиец получил приказ готовить рис, сардины в масле и прочие азиатские деликатесы для ласкаров. Я сам очень люблю хорошее кэрри, и вскоре добился того, что этот индиец научил нашего повара правильно готовить рис. Мне нравится, когда вареный рис сухой и рассыпчатый, но, несмотря на протесты, до сих пор мне всегда подавали влажную размазню. Вскоре все изменилось! Едва в первый раз мой экипаж попробовал рис, приготовленный в индийской манере, как все облизнулись, даже много лет спустя по-прежнему заказывали рис а-ля «Атлантис» в качестве главного блюда на своих ежегодных встречах.

В письменной аналитической записке о бое я отметил, что наша методика завязывания боевых действий сработала безукоризненно, камуфляжные устройства и приспособления функционировали без сучка и задоринки. Британский вахтенный офицер сказал, что у него не зародилось никаких подозрений; однако шкипер корабля заявил, что если бы его заблаговременно предупредили, он на расстоянии 8 – 9 километров понял бы, что «Атлантис» не имеет никакого отношения к Японии. Он не стал раскрывать своих секретов, но, вероятно, принял «Атлантис» за корабль немецкой постройки, плавающий на южноамериканских линиях. Я также записал в своем судовом журнале, что в результате недоразумения абордажная команда взяла с собой только 18 килограммов взрывчатки, и это стало причиной того, что понадобилось много времени, чтобы потопить «Сайентист»; я пометил, что в дальнейшем им следует брать с собой 90 килограммов. Я добавил, что мы сохранили одну из шлюпок «Сайентиста», а остальные затопили огнем из орудий, предварительно сняв с них все, что нужно.

Итак, мы прошли крещение огнем. Что дальше? Наши мины до сих пор были на борту. «Сайентист» до 10 мая во Фритауне не ждали, значит, у противника день-другой не должно было зародиться никаких подозрений. Так что теперь настало как раз самое подходящее время для установки мин.

Стараясь держаться подальше от всех прибрежных маршрутов и ни с кем не сближаться, мы обогнули мыс Доброй Надежды и отклонились далеко на юго-восток, прежде чем подойти к мысу Игольный. Никто никогда не подумает о корабле, плывущем на запад из Малайи или Австралии, что это минный заградитель.

Глава 5

ЗАДАНИЕ – УСТАНОВКА МИН

Погода оставалась ясной, и легкий ветерок неторопливо гнал навстречу кораблю низкие волны; солнце палило, небо было покрыто белыми кучевыми барашками. Вновь завербованные индийцы с довольным видом трудились на палубе и на такелаже, со смехом и шутками счищали ржавчину. Наши артиллеристы практиковались на учебном заряжающем устройстве по секундомеру, а пленники-англичане играли в карты на палубе. День за днем мы шли на юг, не встречая никого и ничего. Я придерживался курса вне зоны действия южноафриканских воздушных патрулей и вдали от занятых противником рубежей на море, о которых узнал из бумаг «Сайентиста». Каждый дневной переход на 500 километров приближал нас к цели.

Утром 10 мая мы находились как раз в 24 часах пути от мыса Игольный и достаточно далеко к юго-востоку для того, чтобы создалось впечатление, будто мы пришли из Австралии. В тот же самый день германская армия вела наступление с линии Зигфрида на Францию и Голландию. Я установил скорость 19 узлов до 17.00; в оставшиеся четыре часа боевого курса планировал держать 15 узлов. Несмотря на очень ясную погоду, я своих планов не менял; каждый день отложенной операции означал ухудшение лунного освещения. Мы шли навстречу празднику Троицы, когда на берегу все будут веселиться. Вся Южная Африка, вероятно, в это время уже приникла к приемникам, слушая новости о наступлении германских войск; поэтому, несмотря на отличную видимость, обстоятельства благоприятствовали установке мин.

В 20.30 все заняли места согласно боевому расписанию. Когда стемнело, море начало светиться, и казалось, что корабль плывет по расплавленному металлу. Кильватерная струя и рассекаемые форштевнем волны фосфоресцировали, и все пространство вокруг нас полыхало призрачным бело-голубым огнем. Видимость по-прежнему оставалась прекрасной; в 17.00 сгустились сумерки, и нам был виден свет маяка на мысе Игольный на расстоянии 88 километров, хотя предположительно он бьет всего на 30 километров. Когда зашла луна, маяк на мысе Игольный приобрел остроту и яркость поискового прожектора, описывающего круги с равномерностью гигантского кабестана. За мысом угрожающе чернели зубчатые горные пики и широкие предгорья; кое-где светилось окно, мелькали в ночи фары машин, и снова и снова прожектор с мыса Игольный обшаривал корабль, высвечивая его белые надстройки так, что мы все невольно пригибались.

В 20.45 на корме открыли минные порты. Минная команда находилась рядом, усиленная 40 матросами-артиллеристами. Когда офицер-минер доложил, что все готово, я приказал приступить к установке мин; после этого мины опускались за борт через равные интервалы времени. Море было спокойным, и поэтому не составляло труда подвозить мины к портам. И хотя порты были расположены очень низко – на уровне 1,5 метра над ватерлинией, – мы только один раз зачерпнули воды. К тому времени, когда рассвет опустился на мыс Игольный, были установлены 92 мины на глубине от 25 до 60 морских саженей[7 - Морская сажень составляет 1,83 метра.]. Они были аккуратно уложены рядами таким образом, чтобы совпадать с курсом тех кораблей, которые проследуют по данному маршруту. Постановку мин мы завершили без единой заминки или осечки. При этом запеленговали несколько судов нейтральных стран, и был замечен один самолет, взлетавший с мыса Доброй Надежды, когда мы шли обратным курсом, но он не обратил на нас никакого внимания. Я приказал старшине-рулевому держать курс на восток-юго-восток и увеличил скорость до 16 узлов.

Было очень важно, чтобы любой корабль, налетевший на одну из наших мин, считал, что они установлены подлодкой, а не надводным кораблем, поэтому мы решили сфабриковать соответствующие улики. Неисправный спасательный круг выкрасили серой краской и нарисовали на нем смазанное клеймо «37», а затем выбросили за борт в надежде, что он попадется врагу. На следующий день мы взяли курс на Австралию; я хотел избежать подозрений как раз тогда, когда мы выходили на новый оперативный простор – в Индийский океан.

В воскресенье утром после богослужения я разъяснил экипажу его тактические действия после установки мин. Вслед за этим объявил, что мы выполним специальную «камуфляжную подготовку», запланированную исключительно для того, чтобы обмануть пленников относительно наших действий. Я решил убедить их в том, что мы идем на рандеву с подлодкой.

Будучи опытными моряками, наши пленники безусловно догадывались, чем мы были заняты с момента их пленения. Но, хотя установка мин не прошла незамеченной, они не знали точно, где расположено минное поле. Впрочем, для них не составило бы особого труда вычислить его местонахождение, ведь они отмечали расстояние ежедневного перехода, перевод судовых часов, когда мы дошли до 15° восточной долготы, и другие отклонения от корабельной рутины вроде изменения графика приема пищи, светомаскировки судна перед тем, как лечь на боевой курс, и расстановки специальных наблюдений.

По их мнению, «Атлантис» заложил мины неподалеку от Дурбана[8 - Дурбан – порт на восточном побережье ЮАР.] – английский шкипер не имел на этот счет никаких сомнений, – потому что они не осознавали, как далеко мы отклонились к югу и юго-востоку. В результате расчеты на основе голых умозаключений привели их намного дальше к востоку, чем было на самом деле; они удивились бы еще сильнее, узнав о том, что именно в этой точке рейдер якобы должен встретиться с немецкой подлодкой.

На следующий день ранним утром пленников вежливо препроводили в их апартаменты под каким-то предлогом, и вскоре после этого судно застопорило ход, я окликнул по мегафону воображаемого командира подлодки и выдержал паузу, в течение которой, предположительно, должен был последовать ответ. Я снова его окликнул, и в конце концов среди криков и суеты, «скрипа» блоков и трения талей о борт корабля была спущена шлюпка. Последовала очередная пауза, в течение которой один дизель работал короткими рывками, словно корабль маневрировал, а затем вровень с жильем пленников с большой помпой была поднята сходня, и боцман «свистал всех наверх», когда «командир подлодки» поднимался на борт. Вслед за этим последовали обычные звуки, сопутствующие приему гостей, – смех в офицерской кают-компании, песни в кубриках экипажа; наконец боцман просвистел в дудку сигнал «увольнение на берег для подводников», поддержанный офицерами, и спустя короткое время мы на прощание дали три гудка. Ритуал закончился.

В тот вечер Мор доложил мне, что все прошло как нельзя лучше. Пленники, словно овцы, шли за любым движением руки; они осторожно намекнули, что совершенно необязательно было запирать их и тем самым скрывать очевидные вещи, и при этом явно гордились своим умением все подмечать. Мор, естественно, сохраняя бесстрастное выражение, отрицал, что «Атлантис» имел встречу с другим кораблем, не говоря уже о подлодке. В сумерках мы вновь взяли курс на 140-й меридиан, чтобы в темноте уйти на юг, а на рассвете вернуться на прежний курс к Австралии. Теперь мы находились за пределами радиуса действий самолетов противника, а потому нам не грозила атака с воздуха, и расчеты зенитных пулеметов могли получить заслуженный отдых.

В Духов день мы достигли 50-го меридиана и перевели часы на час вперед. Термометр опустился до 16,7 °С, и мы вновь облачились в теплую одежду. Я устроил небольшую вечеринку в узком кругу, на которой присутствовал и шкипер «Сайентиста». Виски лилось рекой, и мы узнали, что последний лайнер, который мы заметили 2 мая, был не бельгийский «Тисвилл», а, как мы и догадывались, «Эксетер» компании Эллермана. Экипаж этого судна оказался последним, кто видел «Атлантис» в его японском обличье. Я решил не менять маскировку; в качестве «Касил-мару» мы могли вызвать меньше подозрений в наших будущих операциях в Индийском океане и у границ Австралии. Не было смысла маскировать судно под британский корабль, поскольку, согласно «Правилам торгового судоходства», всем британским судам было строго запрещено напрямую встречаться с другими кораблями. Я рассчитал курс, согласно которому мы должны были к ночи выйти на 41-ю параллель (41° южной широты), если позволит погода. Это дало бы нам возможность испытать в полете самолет, подкрасить где нужно, а офицеры и матросы могли бы получить заслуженный отдых, в котором нуждались.

Мы регулярно слушали сообщения радиостанций Кейптауна, Дурбана и Уилфиш-Бей на случай, если они передадут что-нибудь особенное, но ничего интересного до сих пор не было. Поток радиотелеграфных переговоров противника был для нас одним из наиболее ценных источников информации, и мы слушали эфир на всех диапазонах. Некоторые сообщения были зашифрованы, но многие шли открытым текстом, в частности метеосводки, представляющие особый интерес для доктора Кольмана, который черпал из них скудную информацию о погодных условиях в районе мыса Доброй Надежды.

Я решил какое-то время не предпринимать никаких атак на корабли противника, а вместо этого «притаиться»; это даст время минному полю внести свою лепту, и в сочетании со спасательным кругом, якобы брошенным подлодкой, причинит головную боль противнику, так что ему будет над чем подумать. Я продолжал идти курсом почти строго на восток (80° восточной долготы), потому что не хотел забираться слишком далеко в «ревущие сороковые». Утром 15 мая мы перехватили обычную метеосводку из Кейптауна: «Великобритания. Метеослужба – всем британским торговым судам. Без изменений». Но в тот же вечер около 22 часов ситуация внезапно изменилась. Дежурный офицер на рейде Саймонстауна передал следующее предупреждение: «Срочно. Всем британским и союзным торговым судам. В связи с неподтвержденной информацией о взрыве к югу от мыса Игольный всем судам рекомендуется не приближаться к побережью мыса Игольный. Т.О.О. 141013». Наши мины сработали.

В сообщении не упоминалось название этой первой жертвы, но из радиоперехватов следовало, что, по всей вероятности, это был норвежский танкер водоизмещением 8642 тонны, который уже несколько дней не выходил на связь. Резонно было предположить, что наши минные поля обнаружены. Это подтверждал интенсивный обмен радиограммами. Но прошло еще три дня, прежде чем командующий британским флотом удостоверил этот факт сообщением о присутствии минных заградителей в районе мыса Игольный. Меня самого встревожила информация о дрейфующих минах. Тогда я еще не знал, что якорные цепи, на которых крепились мины и которые мы получили из Германии, оказались слишком слабыми, и в результате немалое количество мин во время шторма были сорваны с якорей и унесены в открытое море. После чего адмирала в Саймонстауне долгое время беспокоило оставленное нами наследство. «В 10 километрах к югу от Дурбана замечены мины. Всем судам послано предупреждение о том, чтобы они изменили курс на Дурбан». Это сообщение передавалось регулярно, через определенные интервалы, в конце концов мы запеленговали норвежское судно «Бронню» водоизмещением 4791 тонна, которое тщетно пыталось связаться с Лоренсу-Маркишем[9 - Лоренсу-Маркиш – столица Мозамбика.] и Мадагаскаром. Этот корабль находился в 500 километрах от безопасного маршрута из Австралии в Дурбан – значит, теперь там пролегал морской путь торговых судов!

Мы следили за этими событиями со стороны и были довольны тем, что наши труды не пропали даром. Море вокруг нас было пустынно и горизонт чист. Между тем информация о минном поле у мыса Игольный дошла до Берлина, где официальная пропаганда подняла по этому поводу нежелательную шумиху. Успех всей операции был слишком преувеличен. Но больше всего меня возмутили насмешки над противником, которого упрекали в том, что он якобы не смог справиться с рейдером-одиночкой. Возможно, неплохо так рассуждать, сидя в кресле в Берлине, но мы на борту нашего рейдера в противнике видели опасного врага, с которым следует считаться. Поток радиограмм противника свидетельствовал о том, что вся территория была под ружьем; тревога распространилась вплоть до Индии. Не стоило большого труда сообразить, что бизнесмены и судовладельцы меняют свои планы, что поднимаются страховочные расценки, грузовые расценки и кредиты, а пассажиры сдают билеты. С тех пор как «Волк» покинул воды близ побережья Южной Африки, чтобы заложить мины у берегов Индии во время Первой мировой войны, его последователь, а возможно, и подлодка могли с таким же успехом заминировать подходы к бухтам Индии и 25 лет спустя. Так считала противная сторона.

И нам всерьез придется считаться с оперативными контрмерами, которые противник безусловно предпримет против нас.

Часть вторая

ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

МАЙ – СЕНТЯБРЬ 1940 ГОДА

Глава 6

ПОД ДАТСКИМ ФЛАГОМ

Вечером 20 мая мы перехватили сообщение от коммодора из города Коломбо, в котором содержалось предупреждение о присутствии в Индийском океане германских рейдеров, закамуфлированных под японские суда. Он приказал докладывать ему обо всех замеченных подозрительных кораблях и впредь на ночь закрывать порты Адена, Порт-Судана и гавани побережья Восточной Африки; всем кораблям было приказано идти с притушенными огнями, а к западу от 70-го меридиана соблюдать полную светомаскировку. Не было никакого сомнения в том, что информация о японском камуфляже поступила с лайнера «Эксетер», у которого вызвал подозрения японский корабль, шедший таким непривычным курсом вокруг мыса Доброй Надежды.

Я немедленно взял курс на восток, а потом отклонился к югу, с тем чтобы держаться подальше от трассы Австралия – Дурбан; кроме того, я приказал сменить маскировку. Выбор у меня был небольшой, и я остановился на датском торговом судне «Аббекерк». Мы начали трудиться на следующий день ранним утром. С востока дул свежий ветер, море штормило, но я поставил корабль носом к волне и накренил его так, чтобы можно было полностью уничтожить разметку на бортах судна.

Для того чтобы изменить маскировку и превратить японское судно «Касил-мару» в датский торговый корабль «Аббекерк», потребовалось выполнить следующие работы:

1. Закрасить черной краской японские опознавательные знаки.

2. Закрасить название судна на носу и корме.

3. На дымовой трубе переменить красную окраску с белой буквой «К» на черную с оранжевой полосой.

4. Выкрасить капитанский мостик и леи в коричневый цвет.

5. Выкрасить мачты, стеньги и деррики[10 - Деррик – поворотный грузоподъемный кран.] в цвета датского флага.

6. Выкрасить вентиляционные и вытяжные шахты на верхней палубе, шлюпочной палубе и полуюте в ярко-оранжевый цвет.

7. Перекрасить штурвалы с белого цвета на красный.

8. Перекрасить судовые лебедки с серого сурика в салатовый и черный цвета.

9. Вентиляторы, расположенные рядом с дымовой трубой, выкрасить изнутри в черный цвет.

10. Выкрасить жалюзи, поплавки гидросамолета, кнехты и подъемные стрелы в шаровой цвет[11 - Шаровой цвет – серый сурик.].

11. Изменить шифр.

12. Снять японский вымпел, вывесить датские вымпел и флаг пароходства.

В течение суток камуфляж был изменен, и теперь датский теплоход «Аббекерк», переваливаясь с боку на бок, шел в штормовом море там, где еще недавно шел «Касил-мару».

И конечно, корабль сменил «хозяев». «Аббекерк» стал торговым судном водоизмещением 7869 тонн, принадлежавшим голландской судовой компании «Вереенихт». Оно было построено в Схидаме в 1939 году. Подлинных фотографий корабля у нас не было – только фотостат из британского справочника, изданного в 1935 году, дающий лишь приблизительные очертания судна. Тем не менее, когда работа была закончена, я понял, что будет трудно отличить рейдер от настоящего «Аббекерка», который в настоящий момент, вероятнее всего, плыл где-то в штормовом море, работая на англичан.

Погода наконец-то улучшилась настолько, что летчик, лейтенант Буль, смог сделать пару пробных полетов. Невзирая на расход топлива, он каждый раз проводил в воздухе по два часа, описывая широкие круги над австралийской трассой, но ничего примечательного не обнаружил. Он летал каждый день, и, хотя ничего не приметил, его экипаж и члены посадочной партии с каждым взлетом и посадкой все больше набирались опыта. Однажды они сломали плавучий буй; в другой раз, когда самолет поднимали грузовой стрелой, его швырнуло в сторону и бросило на борт судна. Мотор отвалился и затонул, был поврежден фюзеляж, но экипажу удалось починить разбитую машину и вновь сделать ее пригодной к полетам. Двадцать пять лет назад рейдер «Волк» тоже имел на борту самолет-разведчик под названием «Волчонок» и, похоже, был более приспособлен для выполнения своей задачи, нежели его предшественники, которые через неделю после своего первого вылета падали в море. В судовом журнале я записал: «Впредь отправлять самолет в полет только тогда, когда крайне необходимо провести воздушную разведку. Похоже, морская авиация в развитии отстала от других типов самолетов».