Рабыня страсти

– Вечером мы продолжим урок, – спокойно отвечал учитель.

– О-о-о… – Она поднялась с ложа и, быстро одевшись, покинула комнату.

Карим-Аль-Малика хмыкнул. Да, давненько он не обучал девушек! Прежде он всегда держал себя в руках. И на этот раз он не изменил себе, хотя она и испытала наслаждение от его ласк и прижималась к нему. Но в какой-то момент его мужское естество мгновенно превратилось из дрессированного животного в дикого и буйного зверя. Ему пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы тотчас же на месте не овладеть ею. Правда, девушка этого не поняла, но ведь и она страстно возжелала его…

…И он, не прерываясь, ласкал ее благоуханную плоть отчасти с целью самодисциплины. А потом отпустил ее – так, как когда-нибудь отпустит ее настоящий властелин, насладившись этим прекрасным телом. Это было непросто… Теперь он понимал, как сглупил, отказавшись обучать девушек после того, как Лейла из-за него покончила с собой. Это крайне раздосадовало его, он страдал, но опять же во имя самодисциплины ему следовало бы тотчас же заняться новой ученицей…

Образование, полученное им в Школе Учителей Страсти в далеком Самарканде, было для него мощным источником доходов, позволившим ему приобрести «И-Тимад» и плавать, куда ему вздумается. Купив корабль, он вскоре сколотил сплоченную команду матросов, где царили дружба и полнейшее взаимопонимание. А лишившись прежней кормушки, в последние годы он вынужден был проводить в море куда больше времени, нежели ему хотелось. Донал Рай ни разу не обмолвился о том, сколько заплатит ему за обучение Зейнаб, но Карим знал, что старый друг его отца будет щедр.

Направляясь в садик, Зейнаб столкнулась с выходящим оттуда Аллаэддином-бен-Омаром. Она кивнула ему, но ничего не сказала. Прислужницу свою она нашла сидящей на мраморной скамье – раскрасневшуюся и трепещущую.

– Он хочет тебя соблазнить, – предупреждающим тоном сказала Зейнаб.

– Да, именно этого он и хочет, – согласилась служанка. – Но своего не добьется, госпожа Риган, до тех пор, пока я сама не захочу, чтобы меня соблазнили.

– Теперь меня зовут Зейнаб, – сказала госпожа. – Глупо перечить этим маврам, ведь нам предстоит всю жизнь прожить в этой Аль-Андалус… И я больше не стану звать тебя Морэг, милая моя Ома. И не считай это проявлением трусости.

– Это не трусость, госпожа моя Зейнаб, это мудрость, – улыбнулась Ома. – Аллаэддин говорит еще, что нам нужно непременно выучиться их языку. Он называется ро…романский.

– Я попрошу позволения у Карима-аль-Малики, чтобы мы обучались вместе, – отвечала Зейнаб, – но время от времени мы будем с тобой говорить на нашем родном наречии, иначе мы его забудем. Кстати, вокруг никто его не поймет, и, если нам понадобится, мы сможем и посекретничать, Ома.

Вечером девушки отправились в бани, где их уже поджидала Эрда.

– Вы слышали? – спросила старуха. – Через неделю вы обе отплываете в Аль-Андалус. Я слышала разговор хозяина с нашим обворожительным мавританским капитаном Каримом-аль-Маликой нынче поутру. – Старуха внимательно поглядела на Зейнаб: – Правду ли говорят, что он потрясающий любовник, девочка моя? Ты наверняка уже знаешь.

– Мой господин Карим еще не занимался со мной этим, любопытная ты старуха! – вспылила Зейнаб. – Страсть – это много большее, нежели мужская плоть в женском теле. Это лишь завершение. А начинать всегда следует с начала, – высокомерно изрекла она.

У маленькой Омы отвисла челюсть.

Но Эрда вытаращила свои выцветшие карие глаза.

– Только послушайте эту малышку! – возмущенно сказала она. – Еще три недели назад она не знала, что такое баня, а теперь мнит себя гурией рая! Да, тебе многому следует научиться, девушка! Для начала хотя бы скромности.

– О-о-о, Эрда! – устыдилась Зейнаб. – Я не хотела тебя обидеть! Ты простишь меня? Ну пожалуйста!

– Может быть, я тебя и прощу… – Эрда сразу смягчилась. Потом жизнерадостно сказала: – Не горюй, моя птичка! Вскоре вы займетесь любовью по-настоящему.

Ома звонко расхохоталась, увидев выражение лица госпожи, да и сама Зейнаб не могла, как ни старалась, скрыть радости…

– Ты несносная старуха, Эрда! – покраснев, шутливо выбранила она ухмыляющуюся банщицу.

Они искупались, а затем поужинали. Эрда накрыла для них стол на женской половине. Еда была самая незатейливая. Когда они поднялись к себе, Ома сказала:

– Мне велено раздеть тебя и уложить в постель. Этот приказ передала мне Эрда.

– А господин Карим придет? – вырвалось у Зейнаб.

– Этого я не знаю, – отвечала Ома, помогая Зейнаб разоблачиться и укладывая ее. – Спите спокойно, моя госпожа.

Дверь, отделяющая комнату служанки от покоя госпожи, закрылась. Зейнаб лежала, затаив дыхание. В доме было удивительно тихо. Из сада доносилось навевающее дрему гудение насекомых… Если она закроет глаза, то вновь окажется в замке Бен-Макдуи… Впервые за много недель воспоминание не причинило ей боли. Судьба сулила ей жить вдали от родины. Теперь девушка отчетливо это понимала. «Прощай, милая Груочь, – шепнула она. – Пусть жизнь твоя будет счастливой, сестра». Потом Зейнаб смежила веки и тихо уснула.

…Он стоял над ее ложем, любуясь спящей. Карим повидал множество прекрасных женщин – и дома, и в далеких странах, – но эта красою затмевала всех. Неужели все девы Альбы столь восхитительны? Он никогда прежде не встречал дочерей этой северной земли.

Она рассказала Доналу Раю всю свою жизнь, а тот передал ее на его попечение. «Поразительно, что она сохранила рассудок», – подумал он. Ее страх перед мужчинами и неспособность ощутить любовь не удивляли Карима. Она никогда не знала ни того, ни другого. Теперь же под его руководством она постигнет все тайны страсти, овладеет вершинами мастерства – только так можно заслужить благосклонность калифа Кордовы. Понравится ли Зейнаб Абдаль-Рахману? Он могущественный правитель и знает толк в прекрасном, но поговаривают, что теперь, когда его лета клонятся к закату, ему нужна не просто красавица… Карим понимал, что именно поэтому Донал Рай уговорил его сделать из Зейнаб Рабыню Страсти.

Карим потихоньку разделся и лег рядом с девушкой, не сводя с нее глаз. Она беспокойно шевельнулась. Он осторожно провел пальцем от ямочки на шее, где бился пульс, по нежной груди. Она сонно зашептала что-то. Палец Карима скользнул вверх. Аквамариновые глаза девушки открылись – она узнала его. Склонившись над ней, он стал по очереди целовать ее соски. Потом принялся согревать их влажным своим языком, затем плавно перешел ко всей груди… Слегка запрокинув ее голову, ласкал языком стройную шею, а затем вернулся к груди.

Зейнаб затрепетала, но не от страха, а от восторга. Ей самой это было очевидно. Они не проронили ни слова. Теперь язык блуждал по ее плоскому животу. «Бедняга Груочь, – промелькнула у девушки мысль, – она только и знает, что потного и вонючего Йэна Фергюсона, который никогда не подарит ей такого наслаждения!»

– А-а-а-ах! – вырвалось у девушки, внезапно ощутившей едва уловимую дрожь в своей святая святых. Когда Карим коснулся ее гладкого венерина холма, она сжалась, но лишь на мгновение. Нет, его внимание, казалось, привлекали лишь ее дивно вылепленные бедра. Вот он целует ее стройную ножку – и, к ее изумлению, ласкает ртом каждый пальчик по очереди…

Он осторожно перевернул ее на живот, затем сел на ее ягодицы, и его большие ладони с длинными чувствительными пальцами лениво заскользили по ее плечам, спине… Она уже постанывала. Склонившись, он скользнул языком по ее плечам, а потом вдоль позвоночника. Потом он погладил ее упругие ягодицы, но, когда пальцы его скользнули между ними, Зейнаб напряглась.

– Не бойся… – заговорил он впервые за все это время. – Ты должна научиться принимать в себя мужской член по-разному, Зейнаб. Тебя здесь никто никогда не трогал? – Теперь пальцы его нежно ощупывали ее тело, не стремясь вглубь.

– Нет, – напряженно ответила она.

Карим тотчас же убрал руку, но продолжал ласкать это юное тело, легкими покусываниями вызвав довольное хихиканье. Вдруг девушка почувствовала, что он накрыл ее своим телом, – она страшно испугалась. Нет, он просто нежно ткнулся носом ей в затылок и легонько подул…

Потом он снова перевернул ее на спину.

– А почему ты не целуешь меня? – удивилась она.

– Поцелуи воспламеняют, Зейнаб. Думаю, ты еще не готова испытывать поцелуи в сочетании с прикосновениями.

– А разве ты не можешь просто поцеловать меня?

– Если я тебя поцелую, то захочу тотчас же коснуться, мой цветочек, – предупредил он.

Она на мгновение насупилась, а потом сказала:

– Очень хорошо, мой господин, я разрешаю тебе. Я доверяю своему учителю, думаю, у него хватит сил остановиться, если я попрошу вдруг…

– Но прикосновения будут другие, более страстные, – снова предостерег он Зейнаб.

– Я готова, – настаивала девушка и прибавила нежно: – Хочу, чтобы ты поцеловал меня!

– Зейнаб! – холодно сказал Карим. – Мне лучше знать, к чему ты готова, а к чему нет. Еще вчера ты страшилась страсти. Всего три кратких урока, а ты уже считаешь, что готова ко всему!

– Но я готова! Я хочу изведать страсть! Это прекрасно, мой господин! Совсем не то, что с Йэном или с Гуннаром… Прошу! – Она уже молила.

– Урок окончен! – ледяным тоном сказал Карим. – И вообще пора спать.

Он лег на спину и устало закрыл глаза.

Зейнаб была вне себя от гнева. Он воспламенил ее кровь снова – она возбудилась куда сильнее, чем во время двух предшествующих «занятий». А он спит! Она жаждала изведать вкус его губ. Невзирая на мизерный свой опыт в том, что именуется страстью, Зейнаб изнывала от желания приникнуть ртом к его губам. Тихонько приподнявшись на локте, она стремительно склонилась и поцеловала его. Она вскрикнула от изумления, когда две мощные руки обвили ее и сапфировые глаза оказались прямо у ее глаз. И вот она уже внизу, и желанные губы прижимаются к ее губам, заглушив стон, а железные объятия лишают ее дыхания…

Это было не совсем то, чего она жаждала, моля его о поцелуе. Она думала, что губы его будут нежны, а лобзания сладки. Но эти поцелуи были дикими и почти болезненными. Она старалась высвободиться из его объятий, но как только ей удалось запрокинуть голову, она ощутила эти жгучие поцелуи на шее. И вдруг… вдруг ей расхотелось вырываться. Она громко застонала, запустив пальцы в его густые, до плеч, темные волосы. Ведомая каким-то наитием, она уже отвечала на его поцелуи. Она чувствовала на спине его руки, пальцы ласкали кожу, обжигали… Она прильнула к нему всем телом и страстно зашептала на ухо: