– Вы знакомы с этим злоязычным рифмоплетом? – слабеющим голосом спросил барон, забыв на какое-то время о Мореле.
– С мушкетером Савиньеном Сирано де Бержераком я имел честь встречаться под стенами Арраса. Я тогда служил в роте королевских гвардейцев. Но мы были друзьями. Поэт и дуэлянт – редкое сочетание. Лично меня оно вполне устраивало.
– Презренный поэт и не менее презренный дуэлянт, – процедил Вайнцгардт. – Можете мне поверить.
– Но верю и тому, что слышал и видел во время осады крепости Аррас[2 - Реальный факт. В 1640 году граф д’Артаньян принимал участие в осаде занятого испанцами Арраса вместе с поэтом Сирано де Бержераком. Овладев этим городом на севере Франции, король Людовик ХIII решил таким образом давний, в течение многих лет длившийся спор между Францией и Испанией по поводу принадлежности Арраса.].
– Неужели и там не нашлось шпаги, которая проткнула бы глотку этому бездарному пииту?
– Шпаг хватало. Не оказалось той, достойной глотки поэта, – заметил д'Артаньян, не желая выяснять, откуда у саксонца столько злобы на Бержерака.
Де Морель все еще сидел на борту полуразрушенной, с перебитыми колесами артиллерийской повозки и ждал их приближения.
– Приветствую истинного героя Дюнкерка! – поспешил к нему д'Артаньян и не видел, как лейтенант Вайнцгардт вдруг резко осел и, пройдя несколько шагов на коленях, словно все еще пытаясь догнать мушкетера и сказать ему что-то очень важное, упал в высокую, уже основательно увядшую траву.
– Неужели вся эта кровь – действительно моя? – пробормотал он, потянувшись взглядом к небу. – Когда же меня так ранило? И в отношении Сирано я тоже несправедлив. Не-спра-вед-лив…
Словно предчувствуя что-то неладное, д'Артаньян оглянулся и с удивлением отметил, что Вайнцгардт исчез. На склоне, где он оставил драгуна, не было никого, кроме раненой, с развороченным брюхом лошади, которая все еще призывно ржала, напоминая о выстреле милосердия – последней милости артиллеристов, которым она долго и преданно служила.
Правда, по дороге, извивающейся у подножия возвышенности, неспешно пылила сильно поредевшая колонна волонтеров-пехотинцев. Однако мушкетеру не верилось, что Вайнцгардт успел спуститься к ней и затеряться среди солдат.
– Ждите меня здесь, виконт! – крикнул он де Морелю и, путаясь в траве, побежал назад, стараясь следовать по им же проложенному следу.
Саксонец лежал в небольшой лощине, в шатре из цветов и трав, и ветер посыпал его лицо разноцветьем листвы и полуистлевших стебельков.
«Какая изысканная смерть! – мелькнуло в солдатском сознании мушкетера. – Идеальная могила воина. Даже погибающий конь – рядом».
Но Вайнцгардт все еще был жив. Взвалив его на плечи, д'Артаньян поспешил вниз. Кто-то из отставших от колонны пехотинцев бросился ему на помощь.
Еще через несколько минут барон фон Вайнцгардт лежал на груженной фуражом повозке, увозившей его в лазарет.
– Вы, граф? – узнал он д'Артаньяна, придя на несколько минут в себя.
– Клянусь пером на шляпе гасконца.
– Вернулись и спасли?
– Обычная дань вежливости.
– Нет, вы все же вернулись… И спасли. Я запомню это, – успел произнести барон, прежде чем снова погрузился в блаженное беспамятство. – Да, кстати, где моя сабля?
Д'Артаньян огляделся вокруг. Сабли не было и быть не могло. Он даже не помнил, лежала ли она где-нибудь рядом с раненым там, в «идеальной» полевой могиле.
– Не огорчайтесь, барон. Вашу саблю привезут на повозке. Вместе с позабытыми саблями многих других драгун.
– Какая изощренная месть! – озорно сверкнул глазами саксонец, теряя сознание.
5
Виконт де Морель был поглощен какими-то своими мыслями. Мушкет он нес на плече, как дубинку, а вот шпаги у него действительно не было – на этот раз Вайнцгардт оказался прав. Жаль только, что ему не дано было насладиться своей правотой. Впрочем, шляпы у виконта тоже не наблюдалось. Да и плащ казался настолько изодранным, словно де Морель несколько километров пробирался терновником.
– Но не так же быстро, мсье де Морель! – устал догонять его д'Артаньян. – Вы же видите: на ваш темп равняется вся армия. Не поспешили бы вы от стен Дюнкерка, вся она еще находилась бы там.
– Те, что отступили первыми, уже далеко впереди, – угр разом вы умудрились потерять перед самым началом битвы свою шпагу. Но это уже пустяки. Драгуны, как и гвардейцы, – им всегда и все нужно объяснять.
– Я не потерял ее, граф. Она переломилась почти у самого эфеса. Минут пять я отбивал натиск испанца этим куском. До сих пор не верится, что уцелел. Уже потом под руки мне попался чей-то мушкет. Вы же знаете, я терпеть не могу мушкетов.
– Как истинный сержант пьемонтского полка. Немудрено. Они тяжелые. К тому же стреляют.
– Я просил бы вас, граф…
Виконт не любил стрелять. Он не переносил ни звуков пальбы, ни запаха порохового дыма. В роте мушкетеров это было известно всем.
– Пардон, пардон, – ухмыльнулся в усы д'Артаньян.
– И вообще, нам пора серьезно…
– Не утруждайтесь, виконт. Перчаток у вас все равно нет. Дуэль в семь вечера, сразу после ужина. Шпагу я вам достану. Подарю свою. Не возражаете?
Усевшись под кроной клена, они около часа отдыхали, не произнеся ни слова.
– Лейтенант д'Артаньян! – вдруг донеслось со стороны стоявшей на соседнем холме артиллерийской батареи. – Лейтенант мушкетеров граф д'Артаньян!
– Это вас! – недовольно проворчал виконт. – Посыльный командующего. Вам повезло.
– Я здесь! – отозвался граф. – К вашим услугам.
– Лейтенант д'Артаньян! Срочно к командующему. Со мной запасной конь. Да, и вот еще письмо. Его просил передать барон фон Вайнцгардт из госпиталя. Он ранен, но будет жить. Письмо продиктовал.
– Ну вот, так всегда, – виновато взглянул граф на де Мореля. – А какой приятной выдалась беседа!
– Просто вы радуетесь, что опять избежали дуэли, – окинул его высокомерным взглядом де Морель.
– Судьба, виконт, судьба! – вздохнул д'Артаньян, садясь на коня. – Но клянусь пером на шляпе гасконца…
6
– Там небольшая крепость, – указал Хозар на возвышенность, к которой от храма вела полуразрушенная опустевшая улочка. – Один из штурмовавших ее татар жив.
– Тем хуже для него, – тронул поводья князь.
Предводитель норманнов Олаф, выполнявший роль его оруженосца, приподнял лежавшее поперек седла копье Гяура, но движением руки тот остановил его. Это странное, приводящее в изумление каждого, кто видел его впервые, оружие, изобретенное еще прадедом Гяура, было даже не копьем, а своеобразным копьем-мечом. Одна сторона его закованного в тонкую сталь древка увенчивалась острием копья, другая – коротким обоюдоострым мечом, по бокам которого виднелись два заостренных крюка. К тому же посредине древка красовались две прикрытые металлическими щитками рукояти, позволявшие воину разить слева и справа от себя. А между ними мастер-оружейник умудрился приковать еще одно, небольшое копье, рассчитанное на прямой удар от груди, которое князь часто использовал, отбивая рукоятью сабельные натиски.
Диковинное это копье-меч было несколько короче копий других воинов княжеской дружины, значительно тяжелее их и казалось не очень удобным в походе. Зато в бою Гяур управлялся с ним с непостижимой ловкостью ярмарочного жонглера, прокладывая себе путь в любой гуще врагов и наводя на них ужас.
То, что Хозар назвал крепостью, на самом деле оказалось небольшой сторожевой башней, огражденной полуразрушенным и поваленным теперь частоколом из бревен, в который было встроено еще две привратные башенки. Бой здесь выдался особенно упорным. Воины лежали вповалку. Некоторые тела были буквально иссечены, возможно, уже мертвыми.
Но давно привыкшего к таким зрелищам Гяура больше всего удивил не вид окровавленных тел, а то, что два воина, проткнувших друг друга копьями под стенами башни, оказались славянами. Хотя один из них одет так, как обычно одеваются татары. Еще несколько таких же воинов с европейским типом лица – то ли молдаван, то ли венгров – лежали порубанными у ворот.