Обладатель великой нелепости

Пожалуй, даже чересчур подчеркнуто.

* * *

В баре было мало посетителей – только Герман и еще две пары, которые, видимо, как и он, намеренно пришли до начала здешнего «часа пик».

Герман сидел в дальнем затененном углу зала, вглядываясь вглубь наполовину опорожненной бутылки французского коньяка.

Бармен Павел (или Пол, как он обычно отрекомендовывался перед новыми посетителями) сегодня был несколько озадачен двумя странными обстоятельствами. Во-первых, неожиданным появлением постоянного и дорогого клиента (главное – щедрого практически всегда) в столь необычное для того время; причем, после более чем двухмесячного отсутствия. Во-вторых, его (Германа) заказом – целой бутылкой коньяка, – а он, как известно, напиток не из легких. Видать, у парня случилась лажа, мысленно заключил Пол. Безошибочно угадывать такие вещи – было одной из сторон его профессии. Однако, как и всякий опытный в своем деле человек, он давно уяснил одно неизменное Правило: не лезть в чужую душу как намыленная клизма в задницу. В принципе он допускал исключения, но при строжайшем условии, что его об этом настоятельно попросят. Сегодня его об этом не просили. И, судя по всему, не попросят. Что ж, оно и к лучшему – обычно после этих разговоров он долго чувствовал себя окунувшимся в чужое дерьмо. У чувака жестокий депресняк, вот и все. Это было последней его мыслью, связанной с Германом, после чего тот снова превратился для него в одного из частых клиентов.

Со стороны так и выглядело: молодой тридцатилетний человек, слегка не в настроении (хотя от мимолетного взгляда проницательного бармена не укрылось, что за этим непростым настроением стоит нечто большее, чем обычная «лажа»), сделал заказ и, сев за самый дальний столик, углубился в свои мысли.

Герман был похож на одного из тех парней, что обычно сразу привлекают внимание женщин: довольно высокий, худощавый. Однако его тип привлекательности был адресован женщине-домоседке, мечтающей о надежном супруге, с которым без лишних потрясений можно встретить глубокую старость. Поэтому почти сразу многие из них навсегда теряли к нему интерес, по крайней мере, как к мужчине. Это был тот случай, когда обладаемое одерживало верх над обладателем. В чем именно проявлялась эта черта, сказать определенно было невозможно, поскольку основное и выдающееся качество всех внутренних флюидов – их неуловимость.

Короче – он не был тем парнем, который снится по ночам пятнадцатилетним девочкам-подросткам. И дело не в том, что сейчас он выглядел просто-таки «убитым». Даже бармен этого заведения давно определил, что у него не все в порядке вообще. Личная жизнь, – мимоходом решил Пол еще в первый визит Германа в этот бар около года назад.

И был абсолютно прав. Чертовски.

А Герман в сотый раз прокручивал в голове последний разговор с Алексом. Мосты сожжены, восстановлению не подлежат. Необратимые процессы… В памяти навсегда сохранился этот холод уже ничем не прикрытой неприязни, может быть, даже ненависти.

Впрочем, это давно назревало. Не доставало лишь последнего толчка, чтобы сорвать нарыв. А ведь смело – нет худших врагов, чем бывшие друзья. Неизвестно, сколько бы еще все это тянулось, если бы не…

(вирус)

Итак, каков его следующий шаг? Уехать? Куда угодно, в любом направлении? Уехать лишь бы уехать… Как действие ради самого действия. Разумеется, это не бегство. Он не настолько глуп. Просто это как… погребальное путешествие. Или лучше звучит – турне?

А смысл всей этой затеи? Герман с силой вдавил окурок в пепельницу – откуда у него эта дурацкая привычка во всем искать смысл! Никакому дерьмовому смыслу уже давно нет места в его ситуации. Равно как и нет разницы, уедет он куда-нибудь или останется подыхать на месте!

«Эй! Не беги впереди паровоза – твой драгоценный вирус еще спит».

Верно.

Пока.

«Эй, чувак, да ведь у тебя – СПИД! Ты понимаешь это?»

Сейчас это был уже не голос Эксперта. Герман будто услышал самого себя со стороны, – свой собственный голос. Он на мгновение вернулся к тому моменту, когда впервые по-настоящему осознал, что ИНФИЦИРОВАН, что это с НИМ произошло. Воспоминание вызвало тошноту, и он сделал усилие, чтобы протолкнуть назад скользкий комок в горле.

«Ты хотя бы понимаешь, что жил, возможно, не первый год взаймы и даже не подозревал об этом?»

Да, кажется, он уже кое-что начинает понимать.

«А ЧТО ты успел увидеть в своей чертовой жизни? Что сделал просто для себя? Ты можешь хотя бы вспомнить, когда это было в последний раз?»

Нет, честно говоря, он этого не мог.

«Тебе еще не осточертело жить по чужим правилам, или ты собираешься поступать так даже сейчас?»

Разумеется, он не собирается, не хочет, не желает.

«К чему тогда все эти колебания и глупые поиски смысла? Окончательный разрыв с Алексом – шаг номер один, верно? Машина запущена».

Машина запущена…

С этой минуты он готов.

Он сделает второй шаг… и третий, и четвертый, если потребуется.

Герман поднялся из-за стола, бросил по старой привычке на скатерть купюру и направился к выходу по узкому проходу между аккуратно расставленными столиками, сам не замечая, что бормочет вслух «и третий… и четвертый…», притягивая к себе взгляды немногочисленных посетителей.

* * *

Всю дорогу от бара домой Герман проделал пешком, выветривая из мозгов остатки алкогольных паров и удовлетворенно отмечая про себя, что идея оставить машину у дома, когда он отправлялся на памятную (почти эпохальную) встречу с Алексом, была, как минимум, неплохой.

Нет, эта идея была просто отличной.

А ведь все могло сложиться совершенно по-другому, сядь он за руль своего «BMW»…

Лучшая его идея за последние… несколько лет… (тысячу жизней?).

Несомненно.

* * *

Дома его «встретил» маленький Гера.

«Возьмешь меня с собой?»

– Что?..

«Я хочу, чтобы ты взял меня с собой», – мальчишка просил, но смотрел нагло.

ОТКУДА ОН УЖЕ ОБО ВСЕМ ЗНАЕТ?!

Ах, ну да… конечно.

«Так как?»

– И не мечтай.

Глаза Геры сощурились в его обычной манере, когда тот держал козырь в рукаве. Герман, конечно, уже не помнил, какое выражение было у него в двенадцать лет, когда родители отчаянно нуждались в маленьком добром шантаже. И знал ли он когда-то об этом? Вероятно, нет. Специальных репетиций перед зеркалом он не проводил. Но сейчас у Германа возникло сильное предчувствие, что именно это как раз и происходит: мальчишка что-то держит наготове.

– Ладно, что у тебя там?

Он почти услышал, как тот удовлетворенно хмыкнул.

«Мах на мах – идет?»

– Не понял. Что это должно означать?