100 великих тайн Первой Мировой

Специальный представитель Австро-Венгрии, посланный в Сербию собрать доказательства, бывший прокурор советник Фридрих Вичер, телеграфно доносил в Вену: «Доказать и даже подозревать сербское правительство в том, что оно было осведомлено о покушении, либо участвовало в его осуществлении, подготовке и в предоставлении оружия, невозможно». Однако далее со ссылкой на показания обвиняемых в телеграмме указывалось: решение о покушении было принято в Белграде, что в подготовке его участвовали государственные чиновники, а бомбы были получены в Крагуеваце из арсенала сербской армии. Австрийцам, правда, не удалось точно установить, было ли получено оружие непосредственно перед покушением. Австрийский премьер граф Карл фон Штюргк был убежден, что связь между славянами монархии и славянами зарубежья может быть разорвана только войной. Считалось, что только война положит конец деятельности сербской агентуры в Боснии и Герцеговине. В то же время в Австро-Венгрии не было планов аннексии Сербии и Черногории, за исключением, возможно, некоторых стратегически значимых пограничных территорий. Расчет был скорее на то, что удастся установить там проавстрийские правительства. Но подобный расчет в любом случае был утопическим. Трудно было надеяться, что такие правительства после австрийской оккупации смогут удержаться у власти. В эпоху национальных государств Австро-Венгрия была анахронизмом, но ее правящие круги это не понимали. Одной из целей войны было присоединение к Австрии русской Польши, но без ясного представления, как можно будет интегрировать такое количество поляков в политическую структуру Двуединой монархии, которую любые новые завоевания неизбежно влекли к гибели.

Таким же анахронизмом была и Российская империя, но этого не понимали ни сторонники самодержавия, ни их революционные и демократические оппоненты, за исключением деятелей национальных революционных и демократических движений. Неудивительно, что царское правительство не имело ясных целей в войне. Главным считалось воссоединение Польши под скипетром русского царя, захват Константинополя и Проливов, Турецкой Армении и ряда других турецких территорий, а также Восточной Галиции и Угорской Руси (Закарпатья). Однако конкретных планов обустройства новых территорий и их взаимоотношений с имперской метрополией в случае победы Антанты не было. Если бы все эти аннексии были бы осуществлены, они бы привели только к росту в Российской империи национальных движений, с которыми имперское правительство вряд ли бы смогло справиться.

Панацеей от всех бед в Петербурге считали контроль над Константинополем и Проливами. Между тем в довоенной русской публицистике значение Проливов для русского экспорта значительно преувеличивалось. Даже закрытие Проливов во время войн Турции с соседями не препятствовало русскому экспорту через Балканские страны без его существенного удорожания, поскольку подавляющее большинство русских товаров все равно возилось на иностранных судах.

В Петербурге не было даже ясной позиции насчет того, выгоднее ли для России расчленение или сохранение Австро-Венгрии. Руководство же Двуединой монархии войны с Россией очень опасалось, несмотря на поддержку Германии. «По всему видно, – писал 3 августа 1914 г. российский посол в Вене Н. Н. Шебеко, – что здесь войны с нами не хотели и очень ее боятся». А посланник в столице Черногории Цетинье А. А. Гирс в записке, озаглавленной «Австро-Венгрия, Балканы и Турция. Задачи войны и мира», составленной после Второй Балканской войны, предложил вообще отказаться от односторонней поддержки авантюрного курса правителей Сербии и, в частности, планов присоединения к ней населенных юго-славянами территорий монархии. Он еще в 1913 году предсказал, что «Великая Сербия» рано или поздно отойдет от России. Гирс, считавший до этого главной задачей балканской политики России борьбу против монархии, анализируя опыт Балканских войн, высказался за коренной поворот курса от конфронтации с Австро-Венгрией к сотрудничеству с ней и призвал к согласованию интересов обеих держав вплоть до раздела сфер влияния на Балканах. Однако трезвый голос Гирса не был услышан. Российский посланник в Белграде Н. Г. Гартвиг считал, что именно Сербия является надежной опорой России на полуострове. Такого же мнения придерживался и А. П. Извольский, посол в Париже и бывший министр иностранных дел. Правда, ни тот ни другой не ставили вопрос о расчленении Австро-Венгрии.

Другие страны Антанты представляли цели войны более четко. Для Англии главным было сокрушение военно-морской, торговой и промышленной мощи Германии, захват ее колоний и ряда территорий Оттоманской империи.

Для Австро-Венгрии война была невыгодна еще и потому, что в начале XX века экономический рост здесь был самым высоким в Европе, и в случае сохранения в течение длительного времени мира она могла рассчитывать вплотную приблизиться по уровню развития к Италии и Франции. А соответствующий рост благосостояния населения, как полагали многие в Вене и Будапеште, мог приглушить остроту межнациональных противоречий внутри империи. В 1900–1913 годах ВНП Дунайской монархии рос в среднем на 1,76% в год, тогда как в Англии – на 1,00%, во Франции – на 1,06% и в Германии на 1,51%. Против войны категорически выступал премьер-министр Венгрии граф Иштван Тиса, который считал, что поражение неминуемо приведет к распаду Австро-Венгрии, а победа лишь увеличит нестабильность Двуединой монархии, особенно в случае новых территориальных приращений, и приведет к ее преобразованию в Триединую, с образованием Чешского королевства, в пользу которого Венгрии придется поступиться Словакией. Он также не сомневался, что воевать придется не только с Сербией, а еще и, как минимум, с Россией, и такая война будет непосильной для Австро-Венгрии. В случае же прихода на помощь Дунайской монархии Германии война неизбежно становилась мировой с выступлением на стороне России Франции и Англии, что не сулило благоприятного исхода для Центральных держав.

Однако на решающем заседании коронного совета под председательством Франца Иосифа 19 июля Тиса снял свои принципиальные возражения и согласился на предъявление ультиматума Сербии. Изменение позиции произошло после обмена мнениями Тисы с кайзером и послом Германии в Вене фон Чиршки, который посвятил венгерского премьера в план «молниеносной войны». Венгерский биограф Тисы Ференц Пелёшкеи считает, что «вера в материальную, военную и духовную мощь Германии была и осталась самым слабым пунктом его внешнеполитической концепции, и со свойственной ему последовательностью он оставался ей верным до конца».

Австро-Венгрия, подталкиваемая Германией, предъявила Сербии ультиматум, требуя не только прекратить антигабсбургскую пропаганду, но и допустить австрийскую полицию на сербскую территорию для расследования покушения. Сербские власти выразили готовность принять все требования, за исключением одного – о допуске иностранной полиции к расследованию. Надо заметить, что это австрийское требование было небеспочвенным. В Вене не без оснований опасались, что сербская полиция постарается скрыть следы связей покушавшегося с организацией «Млада Босна», а также связи этой организации с рядом высокопоставленных сербских военных и политиков. Австро-Венгрия порвала дипломатические отношения с Белградом и 28 июля объявила Сербии войну. Это автоматически привело в действие цепочку союзов. Отец психоанализа Зигмунд Фрейд, далекий от всякого национализма и шовинизма, писал в начале августа 1914 года: «Впервые за 30 лет я чувствую себя австрийцем!»

Россия 29 июля объявила всеобщую мобилизацию. Вечером того же дня всеобщая мобилизация была заменена частичной – только против Австро-Венгрии. 30 июля, под влиянием Генерального штаба и МИДа, император Николай II вновь вернулся к указу о всеобщей мобилизации. Российские военные не сомневались, что война неизбежна и что воевать придется не только против Австро-Венгрии, но и против Германии.

30 июля Николай II дал себя уговорить Сазонову, утверждавшему, что «война давно уже решена в Вене и что в Берлине, откуда можно было ожидать слова вразумления, его произнести не хотят, требуя от нас капитуляции перед Центральными державами, которую Россия никогда не простила бы государю и которая покрыла бы срамом доброе имя русского народа». Передав начальнику Генерального штаба Янушкевичу разрешение на мобилизацию, Сазонов добавил, что «теперь вы можете сломать телефон», т. е. отмены мобилизации не будет. Наиболее быстро отреагировал Балтийский флот, начавший постановку мин против внезапного нападения в 6.50 утра 31 июля, за 12 часов до объявления войны.

29 июля в Германию поступили новости о военных приготовлениях в Бельгии, особенно вокруг Льежа. Германское военное командование утверждало, что дальше начало войны откладывать нельзя, поскольку оборонительные мероприятия бельгийской армии могли существенно замедлить будущее наступление германских войск в Бельгии, жизненно необходимое для осуществления плана Шлиффена. Состояние военной угрозы в Германии было объявлено в 13.45 31 июля. В полночь 31 июля немецкий посол граф Пурталес вручил Сазонову ультиматум, требовавший отмены мобилизации в России и дававший на ответ всего 12 часов. 1 августа в 19 часов, через 6 часов после истечения ультиматума, Пурталес, после троекратного отказа Сазонова дать декларацию о прекращении «враждебных приготовлений» против Австрии и Германии, вручил ноту с объявлением войны.

Итак, Германия потребовала отменить мобилизацию, но Россия не ответила на этот ультиматум. 1 августа началась германская мобилизация, и вечером того же дня Рейх объявил России войну. Тогда же начала всеобщую мобилизацию и Франция. Немцы торопились приступить к осуществлению плана Шлиффена. Поэтому уже вечером 3 августа Германия объявила войну Франции под тем предлогом, что французские самолёты будто бы нарушили нейтралитет Бельгии, а также совершили облёт германских городов и бомбили железную дорогу. 2 августа немцы оккупировали Люксембург, а 4 августа германские войска без объявления войны вторглись в Бельгию под предлогом, что туда готовятся вступить французские дивизии. Английское правительство потребовало от Берлина к исходу 4-го числа дать ответ, готов ли он соблюдать бельгийский нейтралитет. Германский статс-секретарь фон Ягов заявил, что не может дать таких обязательств, поскольку военные соображения выше всех иных. В тот же день Англия объявила Германии войну. 6 августа Австро-Венгрия объявила войну России, а через несколько дней оказалась в состоянии войны и с другими государствами Антанты. Осенью 1914 года президент США Вудро Вильсон публично заявил, что «распад Дунайской монархии на ее составные части» послужил бы на «благо Европы».

Франция в тот же день мобилизовала все свои сухопутные и морские силы, но войны не объявила. Из Лондона в Берлине была получена депеша от германского посла князя Лихновского, в которой говорилось, что Франция не вмешается в войну Германии с Россией, если Германия первая не нападет на Францию. Но фон Мольтке, начальник германского Генштаба, настоял потребовать от Франции отдачи на все время войны двух важнейших крепостей – Туля и Вердена. Больше того, именно Германия 3 августа объявила войну Франции, надеясь на молниеносное осуществление плана Шлиффена.

Французское правительство, напротив, еще 30 июля приказало осуществить отвод войск на 10 км на всем протяжении границы с Германией – от Швейцарии до Люксембурга, чтобы избежать провокаций и случайных перестрелок. Ни одна часть и ни один солдат под угрозой военно-полевого суда не должны были заходить за 10-километровую приграничную зону.

3 августа Германия объявила войну Франции и Бельгии. Последней инкриминировался отказ пропустить через свою территорию германские войска. Война против Бельгии позволила Великобритании 4 августа официально объявить войну Германии. И только 6 августа Австро-Венгрия объявляет войну России, а Сербия – Германии.

Интересно, что получив царский указ о мобилизации, министр внутренних дел Н. А. Маклаков заявил начальнику мобилизационного отдела Главного управления Генштаба генералу С. К. Добровольскому: «Война у нас, в народных глубинах, не может быть популярна, и идеи революции народу понятнее, нежели победа над немцем. Но от рока не уйти…» Некоторые наиболее дальновидные военные и политические деятели предчувствовали, что война станет концом Российской империи.

Российский историк В. А. Авдеев так описывает мобилизацию:

«На сборные пункты при управлениях уездных высших начальников стали прибывать запасные, где из них формировались команды для пополнения кадровых частей и формирования второочередных. Не везде призыв проходил гладко. Уже на третий день после объявления мобилизации из округов стали приходить известия о беспорядках, возникших среди запасных. Донесения об этом были получены в Военном министерстве из Перми, Кургана, Донской области, Инсара, Борисова, Орла, Кокчетава. Запасные собирались толпами, громили винные склады, магазины, в отдельных пунктах наблюдались нападения на полицию, во время беспорядков были человеческие жертвы. Сильно затрудняли работу сборных пунктов также и обнаружившиеся излишки запасных, особенно в Казанском и Омском военных округах. Это объяснялось устарелостью и просчетами мобилизационного расписания 1910 года. Мобилизация в европейской части России проходила более организованно и в установленные сроки. Этому способствовали поверочные мобилизации накануне войны. В целом, несмотря на ряд недочетов, мобилизация кадровой армии прошла успешно и в срок. К 26 июля (8 августа), на 8-й день мобилизации, начались оперативные перевозки войск и период стратегического сосредоточения. В это время продолжалось формирование второочередных дивизий, которые вслед за первоочередными должны были двигаться на фронт. Полностью вооруженные силы России завершили мобилизацию на 45-й день. К 3(16) сентября было призвано, не считая ратников ополчения, 3 млн 388 тыс. человек. Всего под знамена встали 4,2 млн человек».

Тайна вступления в войну Англии

Уже 24 июля британское адмиралтейство, учитывая осложнившуюся международную обстановку, послало приказ флоту, собранному для смотра в Портленде, не рассредоточиваться.

Между Россией и Англией, так же как между Англией и Францией, не было общеполитических и военных соглашений, однако еще в сентябре 1912 года во время визита министра иностранных дел Сазонова в Лондон глава Форин Оффис сэр Эдуард Грей заверил его, что Германии не удастся добиться от Англии обязательства соблюдать нейтралитет.

Фельдмаршал граф Герберт Горацио Китченер при назначении его британским военным министром предсказал, что война продлится как минимум 3 года, а то и 7 лет, предупредив: «Такая нация, как Германия, взявшись за это дело, бросит его лишь тогда, когда будет разбита наголову. А это потребует очень много времени. И ни одна живая душа не скажет, сколько именно».

Бельгия отказалась мирно пропустить немецкие войска, объявив 31 июля мобилизацию. Германии пришлось объявить ей войну. А нарушение немцами нейтралитета Бельгии стало хорошим поводом для Британии вступить в войну на стороне Франции и России. Бельгия была хорошим плацдармом для будущей высадки десанта в Англию, чего Англия боялась со времен Наполеона. Как сказал позднее Ллойд Джордж, пока речь шла о Сербии, 99 процентов английского народа были против войны; когда речь зашла о Бельгии, 99 процентов англичан захотели воевать. По Лондонскому договору 1839 года Соединённое Королевство выступало гарантом нейтралитета и независимости Бельгии на случай иностранного вторжения. Еще 31 июля Эдуард Грей телеграфировал в Брюссель, советуя Бельгии защищать свой нейтралитет. Он же 1 августа заявил германскому послу Лихновскому, что не потерпит нарушения бельгийского нейтралитета. 3 августа Грей выступил в палате общин и добился одобрения военных приготовлений. В тот же день немецкие войска перешли границу Бельгии. 4 августа немцы получили британский ультиматум с требованием немедленно очистить Бельгию, ответ требовался до 12 часов ночи. Но Германия, уверенная в скорейшей победе, отказалась пойти на попятную. И 4 августа в 11 часов вечера Англия объявила войну Германии.

Антанта получила в распоряжение весь британский торговый флот, дающий возможность пользоваться ресурсами всего мира, а Германия – блокаду со стороны британского флота, отрезавшую ее от мировых продовольствия и сырья.

При длительной войне, обладая почти четвертью суши с более чем 400 млн подданных, англичане могли создать громадную армию с неограниченными в теории возможностями вооружения и снабжения.

Генерал фон Кюль позднее вспоминал: «В годы, непосредственно предшествовавшие войне, у нас не было никаких сомнений в отношении незамедлительной высадки Британского экспедиционного корпуса на континенте». Мольтке полагал, что в случае войны между Германией и Францией Англия вмешается даже независимо от того, нарушит или нет германская армия нейтралитет Бельгии, «так как англичане боятся гегемонии Германии и, придерживаясь принципов поддержания равновесия сил, сделают все, чтобы не допустить усиления Германии как державы». Руководство германского флота также полагало, что Англия займет враждебную позицию в случае войны. Французы, со своей стороны, не сомневались, что получат британскую помощь, и не связывали вступления Англии в войну с обязательным нарушением немцами нейтралитета Бельгии.

Тайна «Дредноута»

В начале XX века в военном кораблестроении произошла революция. Появились новые линкоры, и в результате прежние броненосцы сразу оказались устаревшими. Это несколько облегчило Германии гонку военно-морских вооружений с Англией, но догнать англичан до начала Первой мировой войны по боевой мощи флота немцы все же не успели. Наоборот, разрыв даже увеличился.

Британский линкор «Дредноут» («Неустрашимый») стал первым кораблём, при постройке которого был реализован так называемый принцип «all-big-gun» («только большие пушки»). Каждый «Дредноут» стоил примерно вдвое больше, чем эскадренный броненосец предшествовавшего ему типа. Корабль был заложен в Портсмуте в октябре 1905 года и введен в эксплуатацию в октябре 1906 года. Его нормальное водоизмещение было 18 тыс. т, а полное – почти 22 тыс. т. Максимальная толщина брони – 280 мм. 4 турбины Парсонса и 18 паровых котлов «Бабкок и Вилкокс» обеспечивали максимальную скорость хода в 21,6 узла. «Дредноут» имел 10 12-дюймовых (305-мм/45) орудий «Маркс X», только что разработанных фирмой «Виккерс». Дальность стрельбы составляла около 14 км. Боевой опыт Русско-японской войны, в которой японцы широко применяли концентрацию на одной цели огня не только всех орудий одного корабля, но и всех кораблей одного отряда, дал окончательный ответ – необходимо массирование огня орудий крупных калибров. Этот принцип проявился в Первой мировой войне – последней войне, в которой линкоры еще играли существенную роль. По мощи огневого залпа один дредноут был равен целой эскадре броненосцев времён Русско-японской войны. К 1914 году собственно дредноуты успели устареть, и им на смену пришли сверхдредноуты – линейные корабли типа «Орион», которых в Англии успели поставить четыре штуки. Их полное водоизмещение возросло до 26 тыс. тонн, а максимальное бронирование до 305 мм. Вооружение же составляло 10 343-мм/45 орудий. Вес бортового залпа главного калибра «Ориона» составлял 5670 кг, против 3084 кг «Дредноута».

В 1913 году появилось 5 супердредноутов типа «Куин Элизабет», а два года спустя – 5 типа «Ривендж», оба с 8 381-мм орудиями. Кроме того, в 1913 году был построен супердредноут «Канада», первоначально предназначавшийся для Чили, с 10 356 мм орудиями. Немцы в 1915 и 1917 годах построили супердредноуты «Байерн» и «Баден», имевшие по 8 380-мм орудий. Всего Англия имела 35 дредноутов и супердредноутов, а Германия – 19. Из этого числа в годы войны затонули только два британских судна – дредноут «Вэнгард» по неизвестной причине погиб от взрыва боезапаса 9 июля 1917 года стоя на якоре в Скапа-Флоу, а супердредноут «Одейшес» с 10 343-мм орудиями затонул 27 октября 1914 года, подорвавшись на мине. Британское Адмиралтейство решило сохранить гибель «Одейшес» в тайне. До окончания Первой мировой войны «Одейшес» упоминался в сообщениях для прессы как действующий боевой корабль. Официальное извещение о гибели «Одейшес» (с указанием фактической даты происшествия) было опубликовано в газете «Таймс» только 14 ноября 1918 года. Извещение сопровождалось выражением благодарности британской прессе, сохранившей тайну.

Немцы, чувствуя свою слабость, не рисковали принять сражения с линкорами британского Флота открытого моря, а англичане также не стремились к сражению, ограничиваясь блокадой германского побережья. Поэтому дредноуты и супердредноуты в сражениях почти не участвовали, а после Первой мировой войны почти все были отправлены на слом.

Тайна самолета «Илья Муромец»

Наиболее известный русский самолет Первой мировой войны «Илья Муромец» был разработан конструктором Игорем Сикорским. Он имел несколько предшественников.

В марте 1913 года в петербургском отделении «Русско-балтийского Вагонного Завода» (РБВЗ) был построен тяжелый воздушный корабль «Гранд», позднее переименованный в «Русского витязя». Первоначально «Русский витязь» имел два мотора «Аргус» мощностью в 80 л. с., вес корабля доходил до 3 т, размах крыльев – 31 м, длина самолета – 17 м. В дальнейшем на самолете были установлены еще два двигателя, сначала тандемно, а затем, в июле 1914 года, – в ряд вдоль передней кромки нижнего крыла.

Дальнейшим развитием конструкции «Русского витязя» и стал «Илья Муромец». Прежняя конструкция оказалась практически полностью переработана, без существенных изменений была оставлена лишь общая схема самолета и его коробка крыльев с установленными в ряд на нижнем крыле четырьмя двигателями, фюзеляж же был принципиально новым. В результате с теми же четырьмя моторами производства «Аргус» в 100 л. с. новый самолёт обладал вдвое большей массой нагрузки и максимальной высотой полёта. Когда в 1915 году на заводе «Руссо-Балт» в Петрограде инженером Киреевым был сконструирован авиадвигатель Р-БВЗ, он также стал устанавливаться на некоторые модификации «Муромцев». «Илья Муромец» впервые в истории авиации был оснащён отдельным от кабины комфортабельным салоном, спальными комнатами и даже ванной с туалетом. На «Муромце» имелось отопление (выхлопными газами двигателей) и электрическое освещение. По бортам располагались выходы на консоли нижнего крыла.

Первая машина была построена в октябре 1913 года. 12 декабря 1913 года на ней был установлен рекорд грузоподъемности в 1100 кг. А 12 февраля 1914 года в воздух было поднято 16 человек и собака, общим весом 1290 кг, причем пилотировал самолёт сам Сикорский.

Весной 1914 года первого «Илью Муромца» переоборудовали в гидроплан с более мощными двигателями. В этой модификации он был принят морским ведомством и оставался крупнейшим гидропланом до 1917 года.

Второй самолёт (ИМ-Б Киевский), меньший по размеру и с более мощными двигателями, 4 июня поднял на рекордную высоту в 2000 метров 10 пассажиров, 5 июня поставил рекорд продолжительности полёта (6 ч 33 мин 10 сек), 16–17 июня совершил перелёт Петербург-Киев с одной посадкой. В честь этого события серия получила название киевской. Всего однотипных с 1-м и 2-м киевским самолетами было построено 7 машин. Они назывались «Серия Б».

К началу войны (1 августа 1914) было построено уже 4 «Ильи Муромца». К сентябрю 1914 года они были переданы в Императорский военно-воздушный флот. 1-й «Муромец» под командованием штабс-капитана Руднева вылетел на фронт 31 августа (13 сентября) 1914 года, но из-за аварии достиг Белостока только 23 сентября и принял участие в разведке осажденного австрийского Перемышля лишь в ноябре. Устаревшая артиллерия Перемышля не была приспособлена для зенитной стрельбы, и летчики на «Фарманах» отваживались летать над крепостью на высоте 500–600 м, благополучно возвращаясь на базу. Руднев же не рисковал приближаться к крепости и производил наблюдения издали с высоты 1000 м. Второй корабль поручика Панкратьева 24 сентября при вылете на фронт потерпел аварию в Режице, причем потребовалась замена шасси и моторов.

10 (23) декабря 1914 года было утверждено императором постановление военного совета о создании эскадры бомбардировщиков «Илья Муромец» (Эскадра воздушных кораблей, ЭВК), ставшей первым в мире соединением бомбардировщиков. Однако она долгое время оставалась на бумаге, поскольку не хватало летчиков, умевших летать на «Муромцах».

14 февраля 1915 года «Илья Муромец Киевский» под командой штабс-капитана Горшкова вылетел на разведку переправ на реке Висла у Плоцка, но из-за сильной облачности вернулся, не обнаружив целей. На следующий день корабль впервые произвел бомбометание, и две пудовые бомбы были сброшены на батареи, а три – на обоз. 21 февраля 1915 года он вылетел с 5 двухпудовыми фугасными бомбами и одной пристрелочной на станцию Вилленберг, но бомбы не сбрасывал. Утром следующего дня Горшков, смущенный неполным выполнением задания, в тайне от всех вылетел по уже знакомому маршруту, в первом заходе произвел пристрелку, а во втором сбросил пять бомб. Затем он сфотографировал станцию и благополучно вернулся. 24 и 25 февраля на ту же станцию было сброшено свыше 30 пудов (480 кг) бомб. За три полета, по донесению из штаба армии, «разрушено станционное здание и пакгауз, шесть товарных вагонов и вагон коменданта, причем комендант убит, в городе разрушено несколько домов, убито два офицера и 17 нижних чинов, семь лошадей. В городе паника. Жители в ясную погоду прячутся в погребах».

Во время войны начато производство самолётов серии В, наиболее массовой и насчитывавшей 30 машин. Они отличались от серии Б меньшими размерами и большей скоростью. В 1915 году начался выпуск серии Г с экипажем 7 человек.

Вооружение «Муромцев» состояло из винтовок, карабинов и ручных пулеметов «Мадсен», последние часто отказывали, также использовались «максимы». В начале 1915 года эскадра получила пулеметы «Льюис» с обоймами на 40 патронов, по 3–4 пулемета на корабль. В следующем году были получены пулеметы «Виккерс» и «Кольт». «Муромцы» использовали фугасные, осколочные и зажигательные бомбы калибром от 2,5 до 410 кг, а также стальные метательные стрелы. Последние были не слишком эффективны, поскольку вероятность попасть такой стрелой в человека или лошадь была крайне мала.

В то же время эффективность «Муромцев» относительно их стоимости была сравнительно невелика. Цена «Муромцев» составляла 150 000 рублей за одну машину при цене одномоторного аэроплана Сикорского в 7-14 000 рублей. При этом бомбовая нагрузка «Муромца» лишь ненамного превосходила бомбовую нагрузку одномоторных самолетов. Преимущество же их в дальности полета большой роли не играло, так как русская авиация использовалась только для поддержки сухопутных войск.

Первые «Муромцы» брали в боевой вылет до 10–20 пудов бомб (160–320 кг), 22 июля 1915 г. с «Муромца» штабс-капитана Панкратьева была сброшена опытная 25-пудовая (400 кг) бомба без взрывчатки. В феврале 1916 года «Муромцы» сбрасывали уже по 25–30 пудов (400–480 кг) бомб.

За годы войны в войска поступило 60 машин. Эскадра совершила 400 боевых вылетов, сбросила 65 тонн бомб и уничтожила 12 вражеских истребителей. Только за 1915 год корабли выполнили до ста вылетов, сбросив около 20 т бомб.

Первый «Муромец» был потерян в бою 5 июля 1915 года, когда машину поручика Башко последовательно атаковали три истребителя «Альбатрос». Самолет совершил вынужденную посадку, с него сняли моторы и отправили на склад. 2 ноября 1915 года «Муромец» штабс-капитана Озерского возвращался после бомбардировки станции Барановичи, во время которой подвергся сильному зенитному обстрелу. У самолета были перебиты тросы, ведущие к элеронам, и он врезался в землю у Прилук. Почти весь экипаж погиб.

19 марта 1916 года «Муромец» с 450 кг бомб был атакован двумя «фоккерами», получил более 40 попаданий, но смог отбиться. 2 члена экипажа были ранены, а 1 умер в госпитале от потери крови.

13 апреля 1916 года при бомбардировке станции Даудзевас был серьезно поврежден и списан «Муромец» поручика Констенчика, а сам пилот ранен. В апреле 1916 года 7 немецких аэропланов также разбомбили аэродром в Зегевольде, в результате чего получили повреждения 4 «Муромца».

12 (25) сентября 1916 года во время налёта на штаб в д. Антоново и станцию Боруны истребителями был сбит самолет поручика Д. Д. Макшеева. В этот день был запланирован вылет 3-го отряда «Муромцев» (4 самолета), 12 «Вуазенов» и двух отрядов истребителей «Моран-Парасоль». Но взаимодействия организовано не было. Один «Муромец» стартовать не смог из-за возгорания моторов, а другой вернулся, не перелетев позиций противника, в связи с «отсутствием опытного помощника у командира». Поэтому немцы смогли сбить «Муромец» поручика Макшеева, повернувшего обратно из-за неполадки с мотором, и «Вуазен». Лейтенант Вольф из немецкого полевого авиаотряда утверждал, что именно он сбил «Муромец». Сначала огонь был открыт с дистанции 150 м, был поврежден один из правых моторов. Ответный огонь «Муромца» также попал в цель, но истребитель, маневрируя, подошел до 50 м, наблюдатель лейтенант Лозе вел огонь по кабине. Вскоре «Муромец» начало заваливать, и он перешел в крутую спираль, затем в штопор. Вместе с ним погиб один «Моран».