Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг.

Фракция Бандеры после ареста своего лидера стала ориентироваться на собственные силы украинского народа. Главными противниками признавались нацистская и большевистская диктатуры. К западным союзникам бандеровцы относились без враждебности, но рассчитывать на их помощь никак не могли. Правда, до войны ОУН финансировалась в значительной мере за счет украинской диаспоры в Америке, но она не имела влияния на правящие круги этой страны. Борьба УПА, равно как и прибалтийских «лесных братьев», с самого начала отличалась безнадежностью и ожесточенностью отчаяния. Поляки из Армии Крайовой хотя бы представляли правительство, признанное западными державами, а до 1943 года – и Советским Союзом. Украинские, литовские, латышские и эстонские повстанцы после войны надеялись только на собственные силы, а бороться им приходилось как с Германией, так и с Советским Союзом.

Борьба украинских националистов проходила под лозунгами «За самостоятельное, свободное Украинское государство» и «Свобода народам, свобода человеку». В листовке 1942 года, выпущенной УПА, утверждалось, что украинские повстанцы борются «за новый, справедливый лад и порядок в Украине, без господ, помещиков, капиталистов и большевистских комиссаров. За новый справедливый международный лад и порядок в мире, обеспечивающий права и независимость каждого народа. Против немецких и московских захватчиков, которые стремятся покорить и поработить украинский народ». Весной 1943 года в связи с поражениями вермахта III конференция ОУН приняла решение активизировать борьбу. Ранее бойцы УПА ограничивались защитой населения от угона в Германию, не позволяли немцам забирать крестьян, а также нападали на небольшие группы немецких солдат и полицейские гарнизоны. Теперь предполагалось нападать и на отдельные немецкие части. Ситуацию на Украине очень точно охарактеризовали постановления III Чрезвычайного Большого Сбора Организации украинских националистов 3 августа 1943 года: «Сам факт существования СССР представлял и представляет реальную угрозу возврата большевистского режима на Украине. Преследуя официально только отдельные слои населения, московско-большевистский режим создает для остального народа фикцию мирной и спокойной жизни и обманчивой перспективой счастья и пожеланий на будущее. Большевистская оккупационная система, в противовес немецкой, задерживает политическую активизацию целых масс и создание единого фронта всех народных сил. Характерно при этом то, что политическое наступление немецкого гитлеризма и московского большевизма на украинской территории не ликвидировали себя во взаимном ударе и даже не нейтрализовались. Продвигаясь отдельно и преследуя свои цели, они пополнялись и облегчали свою работу. Часть слабого элемента, испуганная большевистским поворотом, видела спасение в немецкой силе; другая часть, битая беспощадно немецким колониальным сапогом, избирала, по своему мнению, меньшее горе, т. е. ожидая спасения от большевиков. Когда на Украине, как и в других странах, часть народа и сегодня ориентируется на большевиков, то это в значительной степени заслуга немецкой колониальной системы».

ОУН делала ставку на взаимное истощение сил Германии и СССР. В постановлении III Чрезвычайного Сбора утверждалось, что весной 43-го поражения германской армии на фронтах «сигнализировали приближение катастрофы. Процесс упадка и истребления сил воюющих империалистов шел в последние годы систематически и беспрерывно, но последствия его стали видимыми в весенние месяцы 1943 года… Командование Красной армии не имело силы использовать небывалый шанс, который создался после полного распада северной части немецкого восточного фронта. Выяснилось, что ни Красная армия, ни хозяйственные тылы СССР не имеют уже силы для серьезных военных действий. Истерический крик о помощи алиантов (союзников) в виде второго фронта поднялся еще больший с того момента. Так называемый успех Красной армии – это только результат ускоренного распада Германии, ускоренного активным наступлением алиантов в Африке, а позднее на Сицилии и во всем европейском воздушном пространстве.

Жизнь снова подтвердила справедливость нашего политического тезиса о деструктивном характере империализма и о противоречиях внутри империй, которые ведут к полному развалу при этом серьезнейшем потрясении. Война стала тем потрясением, что выявила всю слабость немецкой и большевистской империи. Покоренные народы получили реальную возможность ударом изнутри достигнуть освобождения». Оуновцы высмеивали те «слабые элементы», кто считал их «ориентацию на собственные силы» «утопией». Социалистическая программа ОУН привлекала симпатии масс. Украинские националисты обещали 8-часовой рабочий день, крестьянам Западной Украины – раздачу помещичьих, монастырских и церковных земель, равноправие частной и коллективной собственности на землю и право крестьян на свободный выбор формы собственности, государственную собственность на крупные предприятия, и частную и кооперативную – на мелкие, право национальных меньшинств на развитие своих культур, равноправие всех граждан Украины, независимо от их национальной, социальной или религиозной принадлежности, всеобщее право на труд, зарплату и отдых. Это не исключало отдельных эксцессов отрядов УПА против мирного еврейского и польского населения, но на программном уровне антисемитизм и антипольские установки у ОУН отсутствовали. Это была типичная программа национальной организации, борющейся за независимость в колониальной стране. После войны десятки подобных движений пришли к власти в новых государствах Азии и Африки. Но ОУН так и не суждено было возглавить правительство независимой Украины. Соратники Бандеры наивно думали, что, как и в Первой мировой войне, в России и в Германии произойдут революции, а это позволит Украине обрести наконец независимость. Но тоталитарные режимы оказались куда более стойкими, чем монархические. Поддержка Англии и США предопределила победу Сталина, и независимость советских республик отодвинулась почти на полвека.

В первой половине 1944 года значительная часть Галиции контролировалась отрядами УПА. Об этом свидетельствует, например, донесение начальника СС и полиции Галиции от 17 мая 1944 года: «Апрель характеризируется значительным ростом деятельности банд на территории генерал-губернаторства… Ситуация в дистрикте Галиция находится под контролем банд УПА. Основными зонами их концентрации являются юго-западная и южная части дистрикта, а также территория южнее Рогатина. УПА, как и раньше, проводит мобилизации среди своих сторонников, занимается их подготовкой и политическим воспитанием…»

Но борьба с УПА стоила жизни десяткам тысяч советских, немецких и польских солдат. Украинскими повстанцами были смертельно ранены начальник ополчения штурмовых отрядов обергруппенфюрер СА Виктор Лютце, советский генерал армии Н.Ф. Ватутин и заместитель министра обороны просоветского правительства Польши генерал брони Кароль Сверчевский.

В 1944–1945 годах при оставлении немцами оккупированных территорий УПА и «лесные братья» смогли вооружиться брошенным вермахтом и его румынскими и венгерскими союзниками при отступлении оружием и боеприпасами. Их хватило еще на 9 лет борьбы против советских войск. Часть вооружения немецкое командование в 44-м добровольно передало УПА при отходе с Украины в обмен на призрачные обещания поставлять разведданные о Красной армии и в гораздо более основательной надежде, что украинцы будут вести борьбу с советскими войсками.

Разругавшись с украинскими националистами, немцы утратили очень важного союзника в борьбе с Советским Союзом. Серьезный источник для антисоветских вооруженных формирований Л. Рендулич справедливо отмечал, что одной из причин массового партизанского движения стала «сумасбродная, антинародная политика» гаулейтера Эриха Коха на Украине: «Официальная пропаганда того, что советский человек – существо “низшей расы”, невыполненные обещания о самоуправлении, о проведении земельной реформы и предоставлении украинскому народу определенных прав – все это привело к тому, что Германия потеряла на Востоке совершенно неоценимые возможности на успех. Население обширных районов России вначале видело в немецком солдате своего освободителя. Совершенно неправильная политика притеснения народа вконец подорвала доверие народа к немецкой армии и немцам и лишила Германию возможности проводить какую-либо политику, что в условиях горького разочарования местного населения создало партизанам все предпосылки для расширения масштабов своей борьбы». Тут надо оговориться, что по большому счету германскую политику на Украине и на других оккупированных советских территориях определял, конечно же, не Кох, а сам Гитлер. Для него Украина была лишь «жизненным пространством», а ее ресурсы – одной из основных целей войны. Поэтому он и слышать не хотел о независимом Украинском государстве, пусть даже дружественном Германии.

Что же касается просоветского партизанского движения, то в первые месяцы Великой Отечественной войны условия для его развития оказались не самыми благоприятными. Значительная часть населения была настроена антибольшевистски. Престиж советской власти и Красной армии после ряда тяжелых поражений упал весьма низко. Кроме того, значительная часть оставленных на оккупированных территориях по линии НКВД и по партийной линии руководителей будущих партизанских отрядов и подпольных организаций оказалась еврейской национальности и сразу же подпала под проводимое нацистами «окончательное решение еврейского вопроса». Их либо уничтожили, либо заключили в гетто, поэтому организовывать партизанские отряды они никак не могли.

Однако очень скоро ряд факторов, и прежде всего жестокая оккупационная политика немцев и бесчеловечное обращение с пленными, способствовали появлению на оккупированной территории многочисленных партизанских отрядов. Ядром партизанских отрядов становились группы красноармейцев-окруженцев, во главе с каким-нибудь энергичным командиром или комиссаром. Также многие бежавшие из плена, насмотревшись на ужасы концлагерей, приходили к партизанам. Пленных немцы на оккупированных территориях почти не кормили, так что бегство к партизанам часто становилось единственным способом спасения. Альтернативой был только переход на службу к немцам. Первоначально среди партизан преобладали выходцы из других местностей, которые не могли пытаться скрыться в родных деревнях. Но вскоре к ним добавились и местные уроженцы. В первые месяцы войны немцы отпустили домой более 100 тыс. пленных, уроженцев уже занятых вермахтом территорий, в основном украинцев и белорусов. Очень скоро они познали все прелести «нового порядка», в рамках которого неарийское славянское население признавалось «недочеловеками», людьми второго сорта, и подвергалось соответствующему обращению. И бывшие пленные потянулись в лес, к партизанам, а следом за ними – гражданское население. Как признавал немецкий генерал Э. Миддельдорф, в России очень быстро проявилось «недружелюбное отношение широких народных масс к немецкой армии, явившееся следствием ошибок высшего немецкого политического руководства, а также грубых нарушений со стороны немецких органов гражданского управления. Партизанские отряды во все возрастающем масштабе повсюду находили скрытую или даже открытую поддержку у гражданского населения». Партизанам надо было только дождаться, когда фронт отойдет от их местности и снизится концентрация немецких частей, чтобы можно было поставить под свой контроль обширные территории за пределами основных транспортных магистралей. В этих районах немецкое военное присутствие было минимальным, а местная вспомогательная полиция либо уничтожалась партизанами, либо переходила на их сторону. Под контролем партизан порой оказывались даже отдельные райцентры, если они не были железнодорожными станциями и в них отсутствовали немецкие гарнизоны.

Также и командование Красной армии и руководство НКВД, оправившись от шока первых поражений, уже осенью 41-го организовали засылку в немецкий тыл разведывательно-диверсионных групп и начали устанавливать связь с партизанскими отрядами. Партизанским группам, засылаемым в тыл немцев поздней осенью и зимой 1941 года, вменялось в обязанность сжигать избы и хозяйственные постройки, чтобы их не могли использовать немцы для расквартирования на зиму. Такого рода диверсии действительно доставляли вермахту немало хлопот. Так, командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок записал в дневнике 7 декабря 1942 года, на второй день советского контрнаступления под Москвой: «Разрушением и уничтожением всех построек у железных и автомобильных дорог русские сумели создать для нашего фронта невыносимые условия – вследствие этого мы лишились самого необходимого подвоза. Боеприпасы, горючее, провиант и зимнее обмундирование не доходили до фронта». А уничтожение домов в деревнях и поселках вело к росту немецких потерь обмороженными и заставляло тратить дефицитное горючее на обогрев солдат в палатках. Однако поджоги домов еще в большей мере били по местным жителям, многим из которых грозила смерть от морозов.

В одной из таких групп «факельщиков» была и легендарная Зоя Космодемьянская. Обстоятельства ее подвига существенно отличались от созданного по горячим следам пропагандистского мифа. Корреспондент «Правды» Петр Александрович Лидов, открывший миру героическую «Таню» (так называлась первая публикация о подвиге Космодемьянской), рассказал об этом в очерке «Новое о “Тане”», опубликованном в газете «Правдист» – органе партбюро, комсомольского комитета и месткома «Правды» 5 мая 1942 года:

«Успех “Тани” – это триумф чудесной русской девушки Зои Космодемьянской. Мне по обязанности репортера – протоколиста событий, довелось по рассказам очевидцев добросовестно и пунктуально записать все, что связано с подвигом и гибелью нашей отечественной Жанны д’Арк. Подвиг Зои Космодемьянской – это наиболее крупное, яркое и романтическое из тех событий, которые мне приходилось отыскивать и описывать. Очерки о Тане от начала до конца документальны, протокольны и в них нет ни вымысла, ни пустой и звонкой фразы, порой спасающей очеркиста, не запасшегося достаточным количеством добротных фактов.

Писать о том, как протекала работа над очерками о Тане, не имеет смысла хотя бы потому, что работу над этой темой нельзя еще считать законченной. Подвиг Тани и все связанное с ним – это целая эпопея, которая еще не раскрылась перед нами целиком.

В середине января в только что освобожденной от немцев деревне Пушкино один из местных жителей рассказал нам о казни неизвестной девушки в Петрищеве. Казалось, что остается съездить на место происшествия, убедиться в достоверности этого рассказа и написать. На самом же деле все оказалось сложнее. Над раскрытием обстоятельств дела и установлением личности Тани пришлось работать целый месяц непрерывно и довольно напряженно. К моменту появления в печати очерка “Кто была Таня” картина боевого подвига Зои Космодемьянской, ее поимки, допросов и казни была достаточно ясна. С тех пор прошло три месяца. Зое Космодемьянской присвоили звание Героя Советского Союза, ее узнала вся страна, весь мир. В Соединенных Штатах, например, состоялись уже две радиопередачи, посвященных Зое. Имя Тани стало символом стойкости и верности родине. Любовь Тимофеевна Космодемьянская окружена почетом и любовью: потеряв дочь, она приобрела миллионы дочерей и сыновей. Об этом ей пишут в сотнях писем, и это чувствует она сама.

Некоторые из писем в редакцию содержат новые данные о Зое, и ее история, таким образом, дописывается сейчас коллективно. В одном из писем сообщается, например, что “героиня родилась не в городе Москве, а в селе Осиповые Гаи Рудовского района Тамбовской области”. Письмо это подписано руководителями районных организаций, которые считают, что “правильное освещение месторождения Зои Космодемьянской будет способствовать улучшению развертывания политико-воспитательной работы среди молодежи и всего населения нашего района и области, а это даст возможность успешно проводить в жизнь все решения партии и правительства и в особенности сельскохозяйственные полевые работы 1942 года” (если исходить из подобных утилитарных соображений, то Москва как место рождения героини все же предпочтительнее глухой тамбовской деревни – «политико-воспитательную работу» можно развернуть среди миллионов, а не сотен человек. – Б.С.).

Сами обстоятельства гибели Зои получают теперь новое освещение. Немцы не сами поймали партизанку, ее предал ее же товарищ и ровесник, который шел вместе с нею в роковую ночь на 26 ноября, который одновременно с ней должен был бросить свою зажигательную бутылку. Он струсил в последнюю минуту, он побоялся быть повешенным немцами, но был расстрелян русскими.

Василий Клубков струсил и был пойман. Зоя не струсила, она сделала свое дело и ушла в условленное место. Она могла уйти дальше в глубь леса, но она не хотела покинуть товарища в опасности. Зоя доверчиво ждала Клубкова, но вместо него на опушку пришли посланные им немецкие солдаты.

Зою допрашивали в присутствии Клубкова. Она отказалась назвать себя, отказалась отвечать, откуда и зачем пришла. Она сказала, что не знает Клубкова и видит его в первый раз.

Тогда офицер поглядел на Клубкова. Клубков сказал: “Она врет, мы с ней из одного отряда. Мы вместе выполняли задание. Ее зовут Зоя Космодемьянская, с нами был еще Борис Крайнов…”

При Клубкове Зою раздели догола и били резиновыми палками, после этого она сказала: “Убейте меня, но я ничего вам не расскажу”.

Через некоторое время Клубков вернулся в Москву, в ту самую часть, в которую несколькими месяцами ранее он вступил как боец-доброволец. На этот раз он пришел сюда в качестве немецкого шпиона.

Так усложняется сюжет повествования о Тане. Рассказ о ее очарованной душе следует дополнить рассказом о подлой, продажной душонке Василия Клубкова. Надо думать, что откроются еще и новые обстоятельства, которые осветят то, что сейчас еще кажется нам загадочным в истории Тани».

Лидову не удалось написать после войны документальную повесть о Зое Космодемьянской, как он мечтал. В июне 1944 года автор «Тани» вместе со своим другом фотокорреспондентом Сергеем Струнниковым, сделавшим знаменитый снимок мертвой Зои, попал под бомбежку на аэродроме в Полтаве, где базировались американские «летающие крепости». Оба журналиста погибли. Кстати, на том аэродроме в качестве переводчика должен был служить Ричард Пайпс, ныне являющийся одним из наиболее известных американских специалистов по российской истории. Однако из-за того, что немцы разбомбили аэродром в Полтаве, его командировка в СССР тогда не состоялась.

После смерти Лидова в советской печати продолжала тиражироваться первоначальная версия – о том, что Зою схватили в Петрищеве сами немцы. Раздетую догола героиню целомудренно одели в сорочку и трусики. В пропагандистских мифах не нужна была тема предательства, чтобы у народа не возникало ощущения, будто предателей было слишком много. К тому же история с Клубковым не только объясняла, как немцы установили подлинное имя партизанки Тани, но и делала бессмысленным допрос ее немцами. Ведь от предателя враги уже узнали имя и настоящую биографию героини, и место дислокации партизанского отряда. Так что германские солдаты истязали Зою из чистой «любви к искусству», точнее – из-за стремления к реализации собственных садистских наклонностей, да еще к мести за лошадей, сгоревших в подожженной Космодемьянской конюшне. И подвиг Зои был чисто морального свойства. Он измерялся не нанесенным врагу ущербом, а в нравственном превосходстве над ним, выразившемся в отказе купить себе жизнь или хотя бы легкую смерть ценой предательства.

Клубков же, засланный в качестве германского агента в Москву, был изобличен как неприятельский шпион и арестован 28 февраля 1942 года. Его расстреляли по законам военного времени 16 апреля 1942 года. Перед смертью Василий и поведал о последних часах Зои. Он, в частности, сообщил: «Офицер спросил меня, она ли это и что мне известно о ней. Я сказал, что это действительно Космодемьянская Зоя, которая вместе со мной прибыла в деревню для выполнения диверсионных актов, и что она подожгла южную окраину деревни. Космодемьянская после этого на вопросы офицера не отвечала. Видя, что она упорно молчит, несколько офицеров раздели ее догола и в течение 2–3 часов избивали ее резиновыми палками, добиваясь показаний. Космодемьянская сказала: “Убейте меня, я вам ничего не расскажу”. После чего ее увели, и я ее больше не видел».

Позднее появились версии, что Клубков на самом деле Зою не предавал, и немцы схватили ее без его помощи. Василий же, дескать, оговорил себя под нажимом следователей НКВД. Но в оговор верится с трудом. Чтобы немцы отпустили за линию фронта попавшегося к ним в руки диверсанта-поджигателя, тот должен был купить себе жизнь чем-то очень существенным, не меньшим, чем предательство, причем предательство результативное, которое помогло бы схватить кого-то из других советских диверсантов. Кстати, Клубков и вернулся с версией, будто ему удалось сбежать от немцев, выпрыгнув из машины, но в это чудесное спасение следователи не поверили. И в посмертной реабилитации в 2001 году Клубкову было отказано.

Интересно, что жители были отнюдь не в восторге от деятельности Космодемьянской и ее коллег-факельщиков. Жительница Петрищева Прасковья Яковлевна Петрушина (Кулик) показала на следствии: «…Смирнова (соседка Кулик – погорелица. – Б.С.) на ходу взяла чугун с помоями… Я быстро вышла и увидела, что Зоя вся облита помоями…» А сосед погорельцев Иван Егорович Солнцев утверждал: «…Соседка подошла и сильно ударила ее по ноге железной палкой, сказав: “Кому ты навредила? Мой дом сожгла, а немцам ничего не сделала…”»

Крестьянок, чьи избы сожгла Зоя, можно понять. Теперь им и их детям грозила гибель от морозов. Но советская власть в это обстоятельство входить не стала. В 1942 году жительницы Петрищева А.В. Смирнова и Ф.В. Сонина сами были расстреляны «за измену Родине». Им инкриминировали избиение Зои Космодемьянской. Надо признать, что порой от действий партизан мирное население страдало не меньше, чем от действий немцев. Мы еще убедимся, что крестьяне порой по своей инициативе создавали отряды самообороны против партизан.

Советские партизаны были ориентированы на максимально жестокое ведение борьбы, на использование против оккупантов и их пособников всех средств, невзирая ни на какие международные конвенции и средства ведения борьбы. Если Красная армия сражалась под лозунгом: «Убей немца!», озвученном впервые Ильей Эренбургом, для советских партизан, сражавшихся на оккупированных территориях, он дополнялся лозунгом: «Убей коллаборациониста!» Причем убивали не только местных полицейских и бойцов антипартизанскх формирований, но и деревенских старост, которые порой занимали этот пост с согласия односельчан и стремились хоть как-то защитить их от произвола оккупационных властей.

Партизаны нарушали все прежние нормы и правила ведения войны, убивали своих противников с невероятной жестокостью. Сожжение живым не было еще самой жестокой казнью. Не брезговали они и ядами. Л. Рендулич справедливо отмечал: «Характерным для последней войны является… бесчеловечность форм борьбы, которая выразилась в том, что большие группы населения принимали в ней участие в качестве партизан. Партизаны встречались на всех театрах военных действий, кроме Финляндии. Их методы и формы борьбы отличаются коварством и жестокостью, из-за чего борьба с ними становится исключительно трудной». И тот же автор настаивал, что, согласно Гаагской конвенции 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны, «сопротивление населения страны или ее части войскам противника допускается только до того, как страна оккупирована войсками противника, и никак не после оккупации. Что касается Второй мировой войны, то теперь установлено, что все европейские страны в момент возникновения в них партизанского движения уже были прочно заняты немецкими войсками и что в большинстве из них оно началось спустя много времени после оккупации (в некоторых странах на это ушли целые годы). Уже по одной этой причине партизанская борьба противоречила международному праву». Рендулич также настаивал, что немецкие войска действовали в полном соответствии с международным правом, когда ставили партизан вне закона: «…Международное военное право требует соблюдения партизанами общих правил вооруженной борьбы. Оно требует, чтобы партизаны носили какую-то форму или заметные издали знаки отличия и не прятали своего оружия. С этим последним положением несовместимо никакое коварство. Русские и итальянские партизаны, однако, вообще не признавали и не носили ни единой формы, ни знаков различия, а французские партизаны и частично партизаны на Балканах носили форму лишь при соединении их с регулярными войсками или при зачислении их в эти войска. Но даже и в этом случае они все же оставались партизанами и сохраняли присущие им особенности… Война из-за угла, в которой бойцы маскируются большей частью под обыкновенных мирных жителей, когда удар всегда наносится из засады, а наносящий его постоянно уклоняется от открытого боя и бесследно исчезает, такая война уже по своему существу не поддается ни письменной фиксации, ни, тем более, документированию».

Что ж, насчет того, что партизаны действовали вне норм международного права, определяющего нормы и обычаи ведения войны, спорить не приходится. Но разве сами немцы не попирали грубейшим образом нормы международного права? Германия совершила неспровоцированную агрессию против Польши и тем самым начала Вторую мировую войну, а затем совершила такую же агрессию против Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Югославии, Греции и Советского Союза. Еще до всякой партизанской войны нацисты начали репрессии против евреев и их поголовное истребление. Еще до начала войны против СССР был разработан пресловутый «приказ о комиссарах», предусматривавший репрессии вплоть до расстрела против попавших в плен политработников Красной армии только за их принадлежность к этой категории военнослужащих.

Что же касается партизан, то у них не было другого выхода, кроме как действовать из-за угла. Да и носить формы они не могли просто за ее отсутствием. Партизаны одевались обычно в то, что было под рукой, будь то изрядно потрепанная военная форма, оставшаяся у них при службе в регулярной армии, или гражданское платье. Они были заведомо слабее регулярной германской армии, они могли иметь шансы на успех только действуя из засад, нападая внезапно, а также используя маскарад с переодеванием в немецкую и итальянскую военную форму или в форму полицейских.

Партизаны действительно использовали все средства в борьбе с оккупантами. Вплоть до того, что травили предназначенную для них пищу с помощью своей агентуры в городах и деревнях, где стояли крупные вражеские гарнизоны. Они нередко подвергали мучительной казни пленных, особенно из числа своих соотечественников-коллаборационистов. Да и пленных брали редко – их просто негде было содержать в условиях партизанской жизни, и они значительно отягощали передвижение партизанских отрядов. Уцелеть имели шанс только те пленные, которые заявляли о своем переходе на сторону партизан и оказывали им помощь. Кроме того, особо ценных пленных иногда направляли самолетами или морем (в случае Италии и Балкан) в Москву или другие союзные столицы.

Подчеркну еще раз, что это была вынужденная жестокость, и она характеризовала действия отнюдь не только советских партизан, но и действия практически всех партизан Второй мировой войны.

В то же время немцы в борьбе с партизанами отличались ничуть не меньшей жестокостью. Взять хотя бы расстрелы десятков заложников за каждого убитого партизанами немецкого солдата или офицера. Да и партизан в плен немцы брали нечасто, как правило, только тогда, когда рассчитывали получить от них важные сведения или привлечь их на свою сторону. Кроме того, мирное население гибло не только в качестве заложников, но и просто во время карательных операций против партизан. Мирные жители становились жертвами насилий и грабежей не только со стороны немцев и их союзников, но и со стороны самих партизан. Тут причины были двоякие. Во-первых, партизаны нередко испытывали недостаток продовольствия и вынуждены были изымать его у населения, что неизбежно вело к столкновениям. Во-вторых, среди партизан оказывались самые разные люди, в том числе и с явно уголовными наклонностями. Но масштаб насилий со стороны партизан по отношению к мирным жителям был несоизмерим с насилиями, творимыми их противниками. Ведь успех партизанских операций напрямую зависел от поддержки местного населения, сообщавшего о передвижениях карателей и укрывавшего партизан в случае опасности, хотя за это и полагалась смертная казнь. Поэтому партизанские командиры старались по мере сил бороться с проявлениями насилия по отношению к мирным жителям со стороны своих бойцов. Л. Рендулич подчеркивает, что «боевые действия партизан были бы немыслимы, если бы их тайно не поддерживало все население. Оно снабжало их одеждой и продовольствием, предостерегало их в случае опасности и укрывало от преследований».

Необходимо подчеркнуть, что без оккупационной политики немцев и их жестокого отношения к пленным не было бы столько партизан в белорусских и брянских лесах и в украинских Карпатах, в итальянских Аппенинах и на Балканах. Как пишет Л. Рендулич, в России «уже в первые месяцы войны деятельность партизан стала принимать все более широкие размеры. Они стали нападать на небольшие немецкие подразделения, караулы мостов, опорные пункты связи и даже на казармы и места стоянок войск. Весной 1942 года они уже представляли серьезную опасность для тыловых коммуникаций немецкой армии, поэтому для решительной борьбы с ними немецкому командованию приходилось стягивать в уже оккупированные районы большие силы, а для проведения крупных операций в областях, где движение приняло наиболее угрожающие размеры, – снимать отдельные части с фронта».

Когда партизанское движение на оккупированных территориях приобрело уже серьезный характер, немецкие генералы и чиновники стали сожалеть об упущенных возможностях. Так, доктор Отто Бротингам, заместитель начальника политотдела имперского Министерства по делам Востока, 25 октября 1942 года докладывал Розенбергу об упущенных возможностях: «Вступив на территорию Советского Союза, мы встретили население, уставшее от большевизма и томительно ожидавшее новых лозунгов, обещавших лучшее будущее для него. И долгом Германии было выдвинуть эти лозунги, но это не было сделано». Беда для рейха заключалась в том, что вплоть до 1943 года существовал и реализовывался на практике только один лозунг – «жизненного пространства» для немцев, каковым и должна была стать Польша и оккупированные территории СССР. Только в 1943 году, после поражений на фронте, была сделана попытка наладить хоть какой-то политический диалог с антисоветскими и антикоммунистическими силами и более активно использовать их для борьбы с партизанами в России и на Балканах, но было уже поздно. Население, познавшее все прелести «нового порядка», тем более не хотело связывать свою судьбу с теми, кто уже проигрывал войну.

Реквизиции продовольствия в партизанских районах, помимо снабжения германской армии, призваны были лишить средств к существованию население, поддерживавшее партизан. Об этом очень откровенно сказал уполномоченный по борьбе с бандитами и командующий войсками СС и полиции в группе армий «Центр» генерал СС фон дем Бах-Зеелевски. 26 февраля 1943 года в директиве о мероприятиях по борьбе с бандами он подчеркивал: «Белоруссия является источником снабжения войсковых частей. Этот источник не должен иссякать. Именно в тех областях, где действуют бандиты, мероприятия по захвату должны достичь хороших результатов, так как здесь полный захват (продовольствия. – Б.С.) означает лишение бандитов жизненно важных для них ресурсов. Каждая тонна зерна, каждая корова, каждая лошадь дороже расстрелянного бандита».

Вполне естественно, что почти все партизанские отряды базировались вдали от железных дорог и основных шоссе, идущих на фронт, так как там было слишком много неприятельских войск. Они предпочитали глухие места, где зачастую на 100 верст в округе вообще не было немецких гарнизонов. Оттуда они делали рейды на железнодорожные станции, рвали полотно, атаковали колонны на шоссейных дорогах, ведущих к фронту.

Справедливости ради надо признать, что германские войска на Востоке постоянно испытывали нужду в продовольствии, а в первую военную зиму – и в теплой одежде. Оккупированные советские территории были относительно беднее продовольствием, чем Польша, не говоря уже о странах Западной Европы, и с трудом могли прокормить многомиллионную армию оккупантов. Вышедший из немецкого тыла коммунист Борис Васильевич Желваков на допросе 9 февраля 1942 года свидетельствовал: «Питание немцев состояло из маленькой черствой буханки хлеба на три дня, два раза несладкий кофе, один раз суп, который они едят без хлеба… немцам выдавали сладости в небольшой дозе, заставляли колхозников варить им картофель, который с жадностью собаки пожирали». Неудивительно, что голодные солдаты вермахта тащили у крестьян и домашнюю птицу, и прочую живность, и то из съестного, что могли найти. Разумеется, это еще больше озлобляло местное население. Уже в сентябре 1942 года одна из групп тайной полевой полиции, находившаяся в Белоруссии, не слишком оптимистически оценивала настроение местного населения: «Только незначительное меньшинство сегодня действительно настроено пронемецки, основная масса занимает выжидательную позицию, а тайная вражда по отношению к немцам приняла такие размеры, что ее нельзя недооценивать».

По оценке советского командования, уже летом 1942 года действия партизан отвлекли 24 вражеские дивизии, из которых 15–16 постоянно использовались на охране коммуникаций. Значительную часть этих войск составляли войска союзных Германии Венгрии, Румынии, Италии и Словакии. В августе было произведено 148 крушений ж.-д. эшелонов, в сентябре – 152, в октябре – 210, в ноябре – 238.

Если на Балканах немцы и итальянцы рискнули поддерживать союзные им государственные образования (вроде усташской Хорватии и сербского правительства генерала Милана Недича) и переложить на них значительную часть борьбы с партизанами, а позднее даже сотрудничали с четниками генерала Драже Михайловича в борьбе против коммунистической партизанской армии Иосипа Броз Тито, если в Италии против партизан боролись не только германские оккупационные войска, но и войска и полиция союзного рейху республиканского правительства Муссолини, то на оккупированных советских территориях никаких государственно-политических образований, лояльных Германии, так и не было создано. Это обстоятельство существенно затруднило борьбу с советскими партизанами, которые к тому же имели возможность непосредственно взаимодействовать с Красной армией и в гораздо большей степени, чем партизаны Балкан и Италии, получать помощь из-за линии фронта.

Организация партизанской борьбы в СССР

Германское нападение и быстрое отступление Красной армии вынудило советское руководство приступить к организации партизанского движения на своей территории. Вскоре после начала Великой Отечественной войны было создано Управление по формированию партизанских частей, отрядов и групп в составе Наркомата обороны, но его деятельность оказалась неэффективной, и уже в декабре 1941 года его упразднили. Сказывалось отсутствие в Красной армии опытных партизанских командиров, многие из которых не пережили репрессий 1937–1938 годов. В дальнейшем более значительную роль в организации партизанского движения на оккупированной советской территории играли партийные функционеры и НКВД, а организация партизанского движения пошла прежде всего по партийной линии. Таким образом создавались наиболее массовые отряды. По линии же НКВД создавались менее многочисленные, но более подготовленные отряды, ориентированные прежде всего на ведение разведки, уничтожение видных чинов оккупационной администрации и уничтожение особо важных объектов.

Хотя первые усилия по созданию партизанских отрядов были предприняты еще в первые дни войны, больших результатов они не принесли. Уже 27 июня 1941 года командующий Западным фронтом Д.Г. Павлов докладывал К.Е. Ворошилову: «С Пономаренко и командованием фронтом приняли меры по созданию партизанских отрядов и диверсионных групп. Возможности здесь большие, несколько сот человек уже заброшены на оккупированную территорию». Неслучайно Ворошилова во время этой поездки на Западный фронт сопровождали крупные специалисты по диверсиям и партизанской борьбе – бригадный комиссар Гай Туманян и полковник Хаджи-Умар Мамсуров. Ворошилов даже произнес напутственные слова командирам партизанских отрядов, направлявшихся в тыл. «Вся наша особая группа, – вспоминал Мамсуров, – в те дни работала по организации специальной сети агентуры в районе Рогачева, Могилева, Орши. Останавливали отходящие части, потерявшие связь с вышестоящим командованием. Именем Маршала Советского Союза Ворошилова направляли их в район Чаусы на сосредоточение и организационное укрепление в тылу…

Ночью 28 июня я уехал в район подготовки партизанских кадров и до наступления утра проводил занятия по тактике диверсионных действий. Обучение шло, по сути, днем и ночью. Эту группу утром 29 июня (а их было около 300 человек) мы направили на выполнение боевых задач в тылу противника. По моей просьбе в район приехали Ворошилов и Пономаренко, чтобы сказать будущим партизанам напутственные слова. Так зарождалось партизанское движение в Белоруссии». Но подавляющее большинство этих первых отрядов не пережило зиму 1941/42 года. Действительно массовое партизанское движение возникло в Белоруссии лишь примерно через год после начала войны.

Как раз 29 июня 1941 года была издана директива Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей, где, в частности, указывалось: «В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Как справедливо замечает полковник спецназа В.В. Квачков, получивший всероссийскую известность как обвиняемый в организации покушения на главу РАО ЕЭС России А.Б. Чубайса, «с точки зрения организации вооруженного сопротивления в тылу противника данная директива была лозунгом, поскольку никакой руководящей партийной или государственной структуры, предназначенной для “разжигания партизанской войны” заблаговременно создано не было. Установка на ведение открытой вооруженной борьбы с хорошо оснащенными и подготовленными частями немецкой армии обрекало партизанские отряды на разгром и чрезвычайно большие потери». Можно сказать даже, не просто на большие потери, а практически на полное уничтожение. Эту печальную истину подтвердили события 1943–1944 годов, когда партизанам, в связи с приближением фронта, пришлось столкнуться с целыми дивизиями вермахта.

В июле – августе на фронтах были созданы оперативно-учебные центры по подготовке партизан к проведению диверсий. В первые месяцы оставшиеся во вражеском тылу небольшие отряды красноармейцев и командиров, которым посчастливилось избежать плена, испытывали острую нужду в боеприпасах и продовольствии и не успели еще установить связь с Москвой. Но уже к зиме 41/42-го засланные из-за линии фронта специальные партизанские группы и наиболее авторитетные командиры и комиссары сумели сколотить первые отряды, причинявшие немцам немалое беспокойство. Разочаровавшиеся в оккупантах местные жители стали помогать партизанам, пополняя их ряды или добровольно снабжая партизан продовольствием и теплой одеждой. Поражение немецких войск под Москвой способствовало развитию партизанского движения. Если первые месяцы войны жители оккупированных территорий и окруженцы выжидали, устоит ли советский режим, то теперь многим стало казаться, что немцы скоро покатятся назад к границе под мощными ударами советских войск.