Чудо Сталинграда

Но 17 мая немецкие 1-я танковая армия генерала Эвальда Клейста и 17-я армия генерала Германа Гота в рамках операции «Фредерикус I», готовившейся еще до начала советского наступления, атаковали барвенковский плацдарм с юга, прорвали слабый фронт 9-й армии и вышли на тылы обеих ударных группировок. Двух танковых дивизий, 14-й и 16-й, хватило, чтобы взломать советскую оборону. Замысел операции состоял в том, чтобы встречными ударами 6-й армии от Балаклеи и армейской группы Клейста от Славянска и Краматорска в направлении на Изюм окружить и уничтожить советские войска на барвенковском выступе и захватить плацдарм в районе Изюма, который в дальнейшем должен был стать исходным рубежом для будущего генерального наступления. Немецкое наступление явилось полной неожиданностью как для командования Юго-Западного направления, так и для Ставки. Положение усугублялось тем, что войска левого фланга 9-й армии и фронтового резерва утром 17 мая находились в процессе перегруппировки в связи с тем, что ранее, с 7 мая, командование 9-й армии по своей инициативе, но с разрешения Военного совета Южного фронта, проводила частную наступательную операцию в районе Маяки, чтобы расширить узкую горловину Барвенковского выступа. Эта операция не принесла особого результата (дело ограничилось занятием западной окраиной селения Маяки) и была закончена только 15 мая. Часть войск двигалась в новые районы сосредоточения для занятия оборонительного положения и сосредоточения в качестве резервов, и у них не было надежной связи со штабами армии и фронта. Штаб 9-й армии 15–16 мая по приказу Ставки передислоцировался из с. Долгенькая в Каменку, где средства связи еще не были готовы, поэтому в Долгенькой остался Временный пункт управления. Командованию 9-й армией, а потом и командованию Южного фронта и Юго-Западного направления слишком поздно стало известно о масштабах немецкого прорыва. Хотя 9-я армия находилась в обороне с начала апреля, за месяц она так и не успела толком укрепить свои позиции. Были отрыты лишь окопы полного профиля и построены легкие блиндажи. ДЗОТы только начали возводить, а противотанковых и противопехотных препятствий в виде ежей, надолбов и колючей проволоки, а также минных полей почти не было.

В первый же день авианалетами был выведен из строя пункт управления 9-й армии, через который проходили и основные линии связи 57-й армий. Фронт 9-й армии был прорван. Штаб Южного фронта узнал о начавшемся наступлении противника лишь во второй половине дня, когда прорыв уже осуществился, а штаб Юго-Западного направления – только к исходу дня. 17 мая на фронте 6-й советской армии были введены в прорыв два танковых корпуса, которые продвинулись вперед на 15 км. Была перерезана железная дорога Харьков – Красноград. Однако из- за недостатка боеприпасов кавалерийский корпус не смог овладеть Красноградом. 18 мая группа Клейста, развивая наступление, заняла южную часть Изюма и уничтожила 12-ю танковую бригаду. Повернув от Изюма на запад, противник отрезал от переправ части 5-го кавкорпуса и двух стрелковых дивизий. Советскую авиацию пришлось срочно перебазировать с аэродромов в Изюме и Петровской, находившихся под угрозой захвата, так что она не могла поддержать свои войска. 18 мая заместитель начальника Генштаба Василевский предложил остановить наступление на Харьков и бросить основные силы ударных группировок для ликвидации прорыва на юге, но Тимошенко убедил Сталина, что угроза со стороны краматорской группировки преувеличена. В этот день 6-й кавкорпус полностью окружил Красноград. Лишь во второй половине 19 мая Тимошенко принял решение приостановить наступление 6-й армии, закрепиться на достигнутых рубежах и совместным ударом 6-й, 57-й и 9-й армий разгромить армейскую группу Клейста. Одновременно 38-я армия должна была разгромить чугуевскую группировку немцев. Однако организация контрудара затянулась. А 22 мая две танковые дивизии 6-й немецкой армии форсировали Северский Донец и двинулись навстречу группе Клейста. В этот день советские войска на барвенковском выступе были окружены. В «котле» оказались 20 стрелковых, семь кавалерийских дивизий и 14 танковых бригад. Из окружения несколькими группами удалось вырваться лишь 22 тыс. человек. К 30 мая основные силы 6-й, 9-й, 57-й армий и оперативной группы генерала Леонида Бобкина были уничтожены. В плен попали 239 тыс. бойцов и командиров. Было потеряно 2 026 орудий, 1 249 танков и 540 самолетов. В окружении погибли генералы Костенко, Бобкин, Городнянский и Подлас. 1-я танковая, 6-я и 17-я немецкие армии во 2-й и 3-й декаде мая потеряли 5 048 человек убитыми, 22 127 ранеными и 2 269 пропавшими без вести. Успех германских войск был обеспечен благодаря их преимуществу в маневренности и средствах управления, лучшего взаимодействия родов войск, благодаря лучшей боевой подготовке войск.

Вот как описывал впечатления от советского наступления под Харьковом неизвестный нам командир батальона немецкой 294 пехотной дивизии, оборонявшей Песчаное. 1 мая 1942 года он записал в дневнике: «Сегодняшний перебежчик принес сведения, что русские хотят наступать 15 мая. Ну, до этого времени мы будем готовы. Пусть тогда приходят». Из этой записи можно сделать вывод, что наступление Юго-Западного фронта не было неожиданностью для германского командования.

5 мая появились новые перебежчики, что тоже было отмечено в дневнике неизвестного нам капитана вермахта: «…Сегодня у нас было целых 10 перебежчиков. Из них восемь азиатов и двое русских. Последние принадлежали к инженерной разведке, которая имела задачу выяснить условия перехода Бабки танками. В Молодовой уже построены штурмовые мосты для танков. Следовательно, мы с большой определенностью можем считаться с тем, что русские будут атаковать наш участок танками».

8 мая добавились новые сведения: «Сообщения о подготовке русского наступления усиливаются. Перебежчики нам приносят много существенных новостей – часто, может быть, преувеличенных, но в основном верных. Постройка мостов, их всего семь, и одной переправы указывает на то, что наступление будет произведено против нашего участка. Целая дивизия, которая будет действовать против нас, находится на марше.

Говорят и о танках. Сегодня прозвучало число – 300!!! Через русло Бабки они хотят переправиться штурмовым мостом. Знаменитые ракетные орудия на 50 выстрелов также должны быть применены против нас».

А вот Альфред Риммер, погибший в Сталинграде солдат мотопехотного полка 16-й танковой дивизии, сыгравшей решающую роль в германском контрнаступлении под Харьковом, так описал в дневнике ход этого контрнаступления: «18 мая – В три часа началось. Танки все время преследуют врага. Уличная борьба, вечером бои за каждый дом. Взято множество пленных.

19 мая – Опять с рассвета преследуем врага. Заняли село и взяли добычу: молоко, яйца, кур, свиней. Замечательно! Очистили село и дальше. Взято 100 пленных. Пришли перебежчики с пропусками. Налет новых американских самолетов.

20 мая – Наше задание выполнено. Кольцо замкнуто, частично мы его уже сжали. Взято 1000 пленных.

22 мая – Идем вдоль и поперек России, ломая всякое сопротивление. В 12 часов наступали на сильные отборные войска. Бой продолжался до 10 часов вечера – это был самый страшный наш бой. Мы понесли тяжелые потери. Наши собственные самолеты бомбили нас. Все это так страшно, что я себе никогда не представлял ничего подобного.

23 мая – Мы три раза меняли позиции, так как слишком слабы.

24 мая – Кольцо замкнуто. Русским некуда деться. С 7 до 16 отбивали атаки. Я уже было потерял всякую надежду, так как русские имели десятикратное превосходство.

25 мая – Атаки русских следуют волна за волной с 11 до 19 часов, но наша артиллерия делает свое дело и самолеты тоже.

Помоги нам бог! Долго мы при всем желании не сможем продолжать так. Русские в 50 метрах от нас. Не хватает боеприпасов. Или русские сейчас прорвутся, или сдадутся. Окружение скоро увенчается успехом, взято 1000 пленных.

26 мая – Бог помог нам: русские не предприняли атак. С 7 до 12 бомбардировали 200 русских самолетов. В час наша авиация. Всюду убитые. Добыча за добычей. Здесь три армии в окружении. Мы двумя ротами против одной армии удерживали высоту… Если бы русские атаковали, они уничтожили бы нас. Все мы уже попрощались с жизнью – вокруг перекличка: рота выполнила свою задачу и может идти в село. Покушали и даже легли спать, но – «Рота, приготовиться в сторожевое охранение». Когда наш взвод проходил через лес, на расстоянии 100 метров с криками «Ура» вырвались русские. Наш огонь отразил атаку…»

Бросается в глаза, что немецкие солдаты действуют тактически гораздо более грамотно, чем их противник, у которого все сводится к массированным лобовым атакам, без должной разведки и взаимодействия родов войск.

Накануне начала осуществления операции «Блау» в руки советского командования попали планы немецкого наступления на юге восточного фронта, однако, к сожалению, это обстоятельство никак не было использовано для лучшей подготовки к отражению немецкого наступления.

За девять дней до начала немецкого наступления произошел инцидент, поставивший его под угрозу срыва. 19 июня майор Иоахим Рейхель, начальник оперативного отдела штаба 23-й танковой дивизии, на легком самолете вылетел в части. В нарушение всех правил он взял с собой планы предстоящего наступления. Самолет был сбит, а документы попали в руки советских солдат. Бывший начальник штаба Брянского фронта генерал М. И. Казаков вспоминал: «19 июня на Юго-Западном фронте, в районе Нежеголь, был сбит немецкий военный самолет. Все, кто находились в нем, погибли, но в планшете одного из погибших сохранилась карта 1:100000 и еще какие-то документы. При тщательном изучении удалось установить, что планшет принадлежал майору Рейхелю, начальнику оперативного отдела 23-й танковой дивизии, и что этот самый Рейхель доставлял в свой штаб директиву командира 40-го танкового корпуса 6-й немецкой армии о предстоящей наступательной операции «Бляу» (так у автора. – Б.В.).

Особенно подробно была расписана в директиве задача 40-го танкового корпуса, который имел в своем составе две танковые дивизии (3-ю и 23-ю), одну моторизованную (29-ю) и две пехотные (100-ю и 376-ю). На первом этапе операции корпусу надлежало наступать частью сил из района Волчанск в общем направлении на Волоконовка, Старый Оскол, с тем чтобы у Старого Оскола соединиться с войсками 4-й немецкой танковой армии, наступающей из района Щигры, и замкнуть кольцо окружения значительной группировки советских войск. В дальнейшем эти части противника становились авангардом его 6-й полевой и 4-й танковой армий, коим предстояло вести наступление дальше – вдоль реки Дон на юго-восток».

Однако М. И. Казаков признает, что «несмотря на большую интенсивность работы всех видов нашей разведки – и авиационной, и наземной – нам не удалось установить тогда с достаточной точностью состав сил противника. Мы знали лишь общее количество его дивизий, предназначенных для наступления в первом эшелоне (с ошибкой в две-три единицы), но не имели данных о танковых и моторизованных соединениях». Несомненно, что всю группировку немецких войск, равно как и весь замысел операции «Блау» документы и карты, захваченные у майора Рейхеля, не раскрывали. Однако уже одно то, что стало известно о задачах 40-го танкового корпуса, должно было насторожить советское командование, поскольку указывало на проведение крупной наступательной операции с решительными целями.

Вечером 20 июня между главнокомандующим Юго-Западным фронтом и направлением маршалом Тимошенко и Сталиным состоялся разговор по прямому проводу: «Василевский. Здравствуйте. Товарищ Сталинсейчас будет говорить. Ставка просит Вас кратко доложить обстановку, Ваше отношение к перехваченным у немцах документам и какие мероприятия Вы считаете необходимым провести в ближайшее время.

Тимошенко. Перехваченные документы с плановыми действиями противника не вызывают сомнений, потому что направлялись они боевым самолетом, на котором были офицеры. Самолет в силу плохой погоды потерял ориентировку и попал в сферу нашей войсковой зенитной артиллерии, которой был сбит. Два офицера, в том числе летчик, при падении сгорели и один офицер в звании майора остался живым, пытался уничтожить документы, но был достигнут (так в документе. – Б.В.) нашими войсками в момент падения на землю и убит в перестрелке. Кроме переданных Вам документов, захвачено еще много других, которые расшифровываются. Среди них уже расшифрован один документ, в котором указывается, что это наступление отложено до 23. 6. (немецкое наступление началось 28 июня, а 23 июня намечалось завершить последние перегруппировки по плану «Блау». 19 июня точный день начала наступления еще не был установлен. Эта ошибочная интерпретация дорого обошлась советскому командованию. – Б.С.) Не исключена возможность, что противник узнает о том, что самолет сбит в расположении наших войск, и сможет внести кое-какие изменения или отложить во времени. Нам думается, что коренного изменения не последует, поскольку группировки противника, видимо, в основном уже сосредоточены и направление, избранное им для удара до сегодняшнего дня, являлось выгодным по части наших мероприятий. До получения настоящей директивы мы намечали следующее решение:

1. Вывести на фронт Сурково, Нестерное еще две стрелковые дивизии и расположить их в обороне, имея в первом эшелоне две стрелковые дивизии и во втором эшелоне одну. Эти две стрелковые дивизии мы берем от Рябышева (командующего 28-й армии. – Б.С.), у которого остается пять стрелковых дивизий.

2. На этот же фронт за пехоту предполагали вывести 13-й танковый корпус.

3. Просим дополнительно к решению Ставки Верховного Главнокомандования утвердить изложенное нами решение.

4. Нам несколько неясно, что предпринимается Ставкой для обеспечения нашего стыка с Голиковым (командующим Брянским фронтом. – Б.С.), поскольку там противник замышляет главный удар.

5. Сегодня к исходу дня нашей авиацией выявлена к югу от Изюм крупная группировка танков и мотопехоты, и к этому месту во второй половине дня обнаружено движение танков и автомашин со стороны Барвенково.

6. По нашей оценке, замысел противника сводится к следующему: противник стремится нанести поражение нашим фланговым армиям, а затем создать нашим войскам (очевидно, угрозу. – Б.С.) с фронта Валуйки – Купянск.

7. В связи с этим и решением Ставки по усилению левого фланга мы считаем целесообразным оставить 1-ю истребительную дивизию для обеспечения Купянско-Изюмского направления. В основном все. Тимошенко, Хрущев, Баграмян.

У аппарата Сталин.

1. Постарайтесь держать в секрете, что нам удалось перехватить приказ.

2. Возможно, что перехваченный приказ вскрывает лишь один уголок оперативного плана противника. Можно полагать, что аналогичные планы имеются и по другим фронтам. Мы думаем, что немцы постараются что-нибудь выкинуть в день годовщины войны, и к этой дате приурочивают свои операции.

3. Ставка утверждает Ваше решение о выводе двух дивизий в указанный Вами район, а также о сосредоточении 13-го танкового корпуса в этом же районе.

4. Истребительную дивизию нужно оставить на месте ее нынешнего расположения.

5. Насчет стыка Вашего фронта с Брянским фронтом Ставка принимает меры, о которых будет сообщено дополнительно.

6. Очень важно, чтобы противник не предупредил нас массированными авиаударами. А поэтому мы считаем нужным, чтобы Вы начали обработку района сосредоточения противника нашими авиационными ударами как можно скорее. Нужно перебить с воздуха живую силу противника, танки, узлы связи, авиацию на аэродромах раньше, чем противник предпримет удары против наших войск. Для этого посылают Вам тов. Ворожейкина. Мы думаем также направить Вам тов. Василевского. Все. И. Сталин, Василевский.

Тимошенко. Первую истребительную дивизию мы уже сняли с участка Крюченкина (командира 3-го гвардейского кавалерийского корпуса. – Б.С.) и в связи с угрозой удара на Изюмско-Купянском направлении переправили ее в район юго-западнее Купянск, куда она в на…

Сталин. Это нам известно. Поступили правильно. Все.

Тимошенко. Хорошо. Было бы хорошо, если бы в районе Короча можно было от Вас получить одну стрелковую дивизию. Остальное все изложенное Вами устраивает нас, будем выполнять. Все. Тимошенко, Хрущев, Гуров, Кириченко, Баграмян, Бордовский.

Сталин. Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для Вас 5–6 дивизий, а их, к сожалению, не продают. Все. И. Сталин, Васлевский, Бодин. Всего хорошего. Желаю успеха.

Тимошенко. У нас тоже все. Благодарю за пожелание. До свидания».

Да, любил Иосиф Виссарионович пошутить, на этот раз – насчет дивизий, как картошка, продающихся на рынке. Но Тимошенко было не до шуток. Сталин так и не рискнул перебросить резервы с западного направления на юг.

Сталин, похоже, склонялся к мысли, что документы Рейхеля подлинные. Однако он считал, что наступление на юго-западном направлении – это лишь один из многих ударов, которые немцы собираются нанести в первую годовщину войны, подобно тому, как Красная Армия наступала на всех направлениях в первые месяцы 1942 года. Он гораздо больше беспокоился за Московское направление, где, как он думал, немцы, как и в 41-м, нанесут главный удар. Чтобы убедить в этом советское командование, германская разведка осуществила серию дезинформационных мероприятий под условным названием «Кремль». И 27 июня, в самый канун немецкого наступления, в штабе Брянского фронта, по свидетельству М. И. Казакова, стали разрабатывать план Орловской наступательной операции, поскольку в советской Ставке решили, что, поскольку 23 июня наступления не последовало, немцы отложили наступление, узнав, что документы Рейхеля у русских.

Немецкое командование не стало менять план «Блау», поскольку перегруппировка потребовала бы несколько недель, а связанная с ней потеря времени была для немцев опаснее, чем возможные меры, которые советское командование успело бы предпринять, получив бумаги Рейхеля. 28 июня 1942 года 2-я и 4-я танковые немецкие армии начали наступление на Воронежском направлении против Брянского фронта. 30 июня в наступление перешла 6-я немецкая армия.

Немцы же из-за инцидента с Рейхелем даже не стали откладывать начало наступления. Были предприняты все меры к тому, чтобы выяснить, попали ли документы злосчастного майора в руки русских. Гальдер 20 июня записал в дневнике: «Самолет с майором Рейхелем… с исключительно важными приказами на операцию «Блау», по-видимому, попал в руки противника». А 22 июня констатировал после доклада начальника отдела устройства службы войск полковника Радке: «Выводы из дела Рейхеля – воспитание личного состава в духе более надежного сохранения военной тайны оставляет желать лучшего». 27 июня последовали оргвыводы: со своих постов были сняты командир 23-й танковой дивизии и командир и начальник штаба 40го моторизованного корпуса, в состав которого входила 6-я дивизия. К тому времени разведка уже выяснила, что бумаги Рейхеля у противника. Вот что рассказал об этом бывший офицер разведотдела VIII армейского корпуса 6-й немецкой армии Иоахим Видер: «Я считаю, что одно роковое событие, произошедшее незадолго до начала нашего летнего наступления… существенно облегчило противнику разработку и осуществление плана стратегического отступления. Лишь узкий круг людей знал в то время об этом злосчастном инциденте, который заставил штаб армии в Харькове и наш корпусной штаб в городишке Волчанск в течение нескольких дней развернуть лихорадочную активность и поставил главное командование сухопутных сил перед ответственными решениями. А случилось вот что: в середине июня, когда наши части занимали исходные рубежи для большого наступления на Донецком предмостном укреплении, только что захваченном после кровопролитных боев, начальник штаба одной из наших дивизий, молодой майор, вылетел на разведывательном самолете «Физелер-Шторх» в штаб соседнего соединения, чтобы обсудить там вопрос о предстоящих операциях. Портфель майора был битком набит секретными приказами и штабными документами. Самолет не прибыл к месту назначения. По-видимому, сбившись с курса в тумане, он перелетел линию фронта. Вскоре мы, к ужасу своему, обнаружили обломки сбитого «Физелер-Шторха» на «ничейной земле» между окопами. Русские уже успели буквально растащить машину по винтикам, а наш майор исчез, не оставив никаких следов. Немедленно возник вопрос: попал ли в руки противника его портфель, в котором находились важнейшие секретные документы – приказы вышестоящих штабов?

Несколько дней подряд все линии связи между главным командованием сухопутных сил, штабом армии и штабом нашего корпуса (на участке которого были найдены обломки самолета майора Рейхеля. – Б.С.) были постоянно заняты: срочные вызовы к аппарату следовали один за другим. Поскольку беда стряслась в расположении нашего корпуса, мы получили задание до конца выяснить все обстоятельства дела и избавить командование от мучительной неопределенности. Мы провели несколько разведывательных поисков с сильной огневой поддержкой на участке фронта, где был сбит самолет, и захватили нескольких пленных. Вначале полученные от них сведения были крайне противоречивы, но постепенно картина стала проясняться. Оказалось, что самолет подвергся обстрелу и совершил вынужденную посадку на «ничейной земле». Находившийся в нем «офицер с красными лампасами на брюках» (Рейхель был офицером Генштаба, которые, в отличие от обычных армейских офицеров, носили на брюках красные лампасы. – Б.С.) был убит не то еще в воздухе, не то при попытке к бегству, а его портфель взял с собой «кто-то из комиссаров». Наконец, пленный, захваченный в результате нашего последнего по счету поиска, точно указал нам место, где, по его словам, был зарыт этот погибший немецкий офицер. Мы начали копать на этом месте и вскоре обнаружили труп злополучного майора. Итак, наши наихудшие предположения подтвердились: русским было теперь известно все о крупном наступлении из района Харьков – Курск на восток и юго-восток, которое должны были начать наши 6-я и 2-я армии в конце июня. Противник знал и дату его начала (на самом деле все-таки не знал. – Б.С.), и его направление, и численность наших ударных частей и соединений. Точно так же мы против воли осведомили русских и о наших исходных позициях, детально ознакомили их с нашими боевыми порядками.

Вскоре рассеялись и последние сомнения на этот счет: начались яростные воздушные налеты на районы развертывания наших частей, а также на штаб нашего корпуса (где и был на совещании майор Рейхель. – Б.С.), причинившие нам немалый ущерб. К тому же мы вскоре установили, что противник производит перегруппировку сил на противостоящих нам участках. Но было поздно – главное командование сухопутных сил уже не могло пересмотреть принятые решения и отменить столь тщательно подготовленную операцию. Таким образом, наше наступление на Сталинград с самого начала проходило под несчастливой звездой».

Об инциденте с Рейхелем пишет в своих мемуарах и бывший адъютант командующего 6-й немецкой армией фельдмаршала Паулюса полковник Вильгельм Адам. Правда, он датирует происшествие 19 июня: «19 июня после напряженного рабочего дня я сидел в комнате полковника Фельтера. Он отбирал донесения корпусов, чтобы передать их дальше, в группу армий. Было около 20 часов. В эту минуту позвонил телефон. Фельтера срочно вызывал начальник оперативного отдела XXXX танкового корпуса.

– Соедините немедленно!

Смысл последовавшего длинного разговора я не мог уловить. Однако я заметил, что лицо Фельтера все мрачнеет. Он с раздражением брякнул трубкой.