За Русское Дело на сербских фронтах

всех этих статей, митингов, речей, монографий? Где реальные люди, готовые превращать теорию в дела, разумеется, при этом жертвуя не только своим благополучием, но и жизнью?

Более того, наблюдая жизнь отечественного патриотического лагеря изнутри, часто обращал внимание на то, как много появилось ныне в России «профессиональных патриотов», готовых участвовать в любом мероприятии во благо Родины, но при этом ограничивающих своё участие опять же лишь статьями и речами. Неужели такое положение дел – окончательный диагноз современного русского национального движения? Как бы я хотел ошибаться!

Кстати, отправившись воевать в Югославию, я должен четко уяснить, что такого решения… мне не простят и многие из тех, кто ещё вчера считался единомышленником-патриотом. Потому что размышлять и спорить о судьбах Отечества – это одно, а воевать за это Отечество, тем более за тридевять земель – это совсем другое дело. И здесь в оценке моего решения и моего поступка причудливо сплетутся объективный анализ с чьей-то завистью, трусостью и много с чем ещё.

Верно, попахивают такие откровения гордыней, что признается Православной Верой тяжелым грехом. Но куда деться от собственных мыслей?

Пока эти мысли я доверяю только своему блокноту. Возможно, блокнот когда-нибудь станет книгой. Как быть тогда с тем, что терзает сейчас душу и что со стороны может показаться очень нескромным?

Вот только стоит ли так далеко забегать вперед? Ведь моя югославская война ещё и не началась, а, чтобы написать об этой войне книгу, с этой войны надо ещё вернуться.

Даст Бог, вернусь! Даст Бог, напишу!

* * *

Вещи собраны. Их совсем немного – одна легкая дорожная сумка. Как-то не верится, что через несколько часов начнется отсчет, возможно, самого важного периода моей жизни. Перелистал записные книжки, привезенные осенью прошлого года из Югославии.

Так где же я окажусь через три-четыре дня?

* * *

Босния и Герцеговина… Ещё недавно так называлась одна из составных частей Социалистической Федеративной Республики Югославии. Соответственно звучало и полное её название – Социалистическая Республика Босния и Герцеговина. В силу исторических причин население республики делилось на три группы: православные славяне – сербы, хорваты – католики, славяне – мусульмане. Было время, Босния и Герцеговина воспевалась официальной пропагандой как образец торжества новой национальной политики, когда коммунистическая идеология якобы делала людей братьями, стирая национальные и религиозные различия. Чиновники на местах, состязаясь в рвении, даже перестали указывать национальность в документах новорожденных. Принадлежность человека к корням своим стала заменяться абстрактной формулировкой «югослав». Совсем как у нас, когда выдуманный коммунистическими идеологами термин «советский народ» начал теснить и разрушать понятие «нация».

За восторгами по поводу «дружбы народов» и «торжества мудрой национальной политики» без внимания остались особенности набирающих силу демографических и политических процессов: небывалый прирост мусульманского населения, внедрение мусульман в места традиционного проживания сербов, распространение идей мусульманского фундаментализма и создание самостоятельного исламского государства на югославской земле.

К концу прошлогодней югославской командировки у меня сложилось впечатление, будто геноцид сербов в провозглашенной после распада Югославии независимой Республике Босния и Герцеговина возведен едва ли не в ранг государственной политики. Изучение документов, показаний очевидцев, материалов допросов пленных позволяло сделать вывод: весь аппарат новоявленного государства сосредоточен исключительно на решении задачи уничтожения сербов. Фактически, каждому сербу здесь был предъявлен жёсткий ультиматум: или ты принимаешь мусульманскую веру, отрекаясь от славянских корней и православной веры предков, и становишься полноправным гражданином новоиспеченного государства, или… ты попадаешь в безжалостные жернова геноцида.

Геноцид сербов в Боснии и Герцеговине ещё ждет своих летописцев. Трудно представить, сколько страниц будет в этой книге, но в одном можно быть уверенным: каждая страница в ней будет вызывать содрогание всех последующих поколений.

Помню, как офицеры вооруженных сил Республики Сербской показывали мне жуткий трофей – диковинной формы гигантский нож, на лезвии которого были приварены два приспособления – что-то вроде молотка и шила.

– Полевое снаряжение сапёров? – предположил я по наивности.

– Нет, – помрачнели мои собеседники. – Это оружие уничтожения сербов.

Главное лезвие – для отрубания голов и вспарывания животов, тупая часть – для пробивания черепов, острая – для выкалывания глаз. Мусульмане называют это «серборез».

Тогда я взял в руки жуткое орудие. Металл на его «рабочих» местах был порядком изношен…

К месту, нет ли, вспомнились связанные с мусульманским возрождением события в Средней Азии, Казахстане, на Кавказе. В планах устроителей нового мирового порядка на этих территориях русскому православному населению уготована незавидная роль. Русские рабы в Чечено-Ингушетии, гонения на казаков в Казахстане, захват заложниками школьников русской школы в Таджикистане – только немногие, просочившиеся в насквозь лживую официальную прессу факты. Что будет дальше? Какая судьба уготована соотечественникам, оказавшимся на территориях, избранных поборниками «зеленой веры» плацдармом для испытания своих очень далеко идущих планов? Повальная насильственная мусульманизация? Концентрационные лагеря? Смерть от фанатиков, вооруженных такими вот жуткими орудиями?

Тысячу раз прав человек, сказавший: линия обороны России проходит через Сербию. Югославский сценарий повторяется на российской земле. Те же процессы, тот же расклад политических сил, аналогичная реакция мирового сообщества. Получается, отправляясь в Югославию, мы выходим на передовую русского фронта.

* * *

Пишу в поезде. Наконец-то мы в движении. Поезд, похоже, уже по существующей ныне традиции, опоздал аж на четыре часа. За время ожидания была возможность немного рассмотреть тех, кто через несколько дней станет боевыми товарищами. Нас сопровождают Юра С. и Евгений Н. Они, как я понял, успели повоевать в Югославии, а теперь вербуют и отправляют туда группы добровольцев. Наша группа, по их признанию, самая большая за последнее время.

Я был далек от иллюзии, что сегодня в Югославию драться за правое дело едут лишь убежденные приверженцы русской национальной идеи, постоянные читатели «Нашего современника» и «Русского Вестника», участники патриотических митингов и пикетов. Война есть война, и притягивает она в первую очередь, разумеется, людей жёстких, мало склонных к говорильне и пустому теоретизированию. Тем не менее действительность превзошла все ожидания. Изрядная часть группы, похоже, ёмко может характеризоваться мало ласкающим слух термином «шпана». Характерный жаргон, зонные дёрганые манеры, наколки. У двоих свежие фингалы. Постоять среди этих парней минут десять, поймать обрывки разговора – ясно, что в Югославию едут они с какими угодно, только не с политическими целями, и вряд ли свербят их души боль и беда братского православного народа. Можно биться об заклад – об истинных причинах нынешнего кровопролития на Балканах у этих людей никакого понятия. Впрочем, не исключено, что я ошибаюсь. Первое впечатление далеко не всегда бывает истинным. Перед посадкой в изрядно опоздавший поезд подумалось о другом. Вот эти подпившие, матерящиеся, лихо сплевывающие мужчины едут на… войну. По сути, они добровольно приближают возможность собственной смерти.

Значит, эти люди – незаурядные люди. Кстати, война, выбранная ими, особого рода. Совершишь ли ты на ней трижды геройский подвиг, сложишь ли в бою голову, – для сегодняшнего государства, для картавоязычных газет ты – наёмник, человек почти что вне закона. У нынешнего правительства курс четкий: сербы – агрессоры; хорватский и боснийский сепаратизмы – едва ли не свидетельство демократических процессов; русские, сражающиеся на стороне сербов – едва ли не преступники.

Безусловно, это временно. Пройдет время, и общество воздаст всем, кто протянул сегодня руку помощи сербам. Это обязательно случится, потому что справедливость на их стороне. Впрочем, почему я говорю «они», «эти люди»? Я среди них. Я – равноправный участник истории. У меня столько же шансов на славу, смерть, увечья и т. д. и т. п.

* * *

Мы едем в поезде «Москва – София». Едем до какой-то румынской станции с неприличным названием. Как будем добираться дальше – непонятно, но люди, везущие нас, веселы и спокойны, всё идет так, как надо. Пассажиры вагона процентов на 70 – «челноки», едут в Турцию через Болгарию. В Болгарии продают прихваченный в нашем многострадальном Отечестве товар – электропилы, кофеварки-кофемолки и другие традиционные предметы личного экспорта. Вырученную валюту тратят в Турции – закупают кожу, трикотаж и прочее.

Купленное продают в России, снова закупают электропилы, кофеварки-кофемолки и… всё по-новой. Эти люди обратили внимание на практически полное отсутствие багажа у нас (особенно в сравнении с их громадными тюками) и искренне недоумевают: как же так, ехать ныне за границу с пустыми руками? Прости, Господи, их наивность и простоту – тщетно тратить время и нервы, чтобы объяснить им цели и смысл нашей «командировки». Поэтому на вопросы «куда», «зачем» мы отмалчиваемся и отшучиваемся.

* * *

На какой-то украинской станции покупаем водку.

Между прочим, это уже заграница. Потому и торгуют здесь на купоны. Такое нелепое название у денег свежеиспеченного украинского государства.

И название нелепое, и вид у купюр неказистый: какие-то блеклые, будто постиранные, размером с конфетный фантик, с невнятным изображением бумажки. Неужели, какие деньги – такое и государство?

Между прочим, водку нам охотно продали и на рубли.

Тем не менее Украина – это уже заграница. Последнее в голове никак не укладывается. Близкая, совсем своя (я же тут срочную службу проходил) Украина – и, вдруг, какие-то купоны вместо руб лей, не говоря уже про таможни, границы и всякие там шлагбаумы.

Если так дальше пойдёт, то впереди на пути в братскую республику будут загранпаспорта, визы, таможенные декларации.

А если ещё дальше, то что-то очень похожее может случиться на любой прочей территории моего нынче хворого Отечества.

Как бы не пришлось в ближайшее время оформлять визы в Татарстан, Удмуртию, Карелию и т. д. Неужели едкая плесень сепаратизма, сожравшая СССР, перебросится на Россию? Неужели не обнаружится здоровых сил, что смогут воспротивиться этому? Трижды риторические вопросы…

Казалось, что водка поможет нам лучше узнать друг друга. Пилась она действительно легко, но разговорчивости не прибавила. Похоже, каждый ещё оставался одной ногой в том, что объединялось под ёмким сочетанием «мирная жизнь», и эта «мирная жизнь» как одушевленное, мыслящее, всё понимающее существо не спешило отпускать, цеплялось и обнимало, вкрадчиво намекая, что в эту «мирную жизнь»… можно уже и не вернуться.

Неожиданно подумалось: сто с лишним лет назад кто-то из дальних моих родственников-предков мог так же пить «привокзальную» «предвоенную» водку, когда отправлялся в ту же «балканскую даль» вызволять из-под османского гнета православных «братушек».

Совсем другая эпоха, совсем другие социально-исторические условия, но, очень может быть, совершенно так же булькала сорокаградусная влага в горле у моего предка, так же вытирал он тыльной стороной ладони рот, так же шумно вдыхал, нюхая чёрную корку после выпитого.

Правда, в семейных преданиях на эту тему никакой информации нет. Только это не значит, что такого вовсе не могло случиться: что-то могло быть просто забыто, а что-то и сознательно вымарано в известную совсем недавнюю пору, когда за добрую память об имперском и национальном прошлом приходилось расплачиваться свободой, карьерой, а то и жизнью.

Однако, всё это, скорее, всё-таки из разряда «чистой литературщины»: какая разница, где, когда и по какому поводу кто-то из моих предков пил водку на просторах Российской империи!

Другое дело, что, наверное, для русского человека, едущего на войну за правое дело, водка имеет свой особенный вкус.

Вот и мне купленная на украинской безымянной станции водка показалась совсем не горькой.

Любопытно, будет ли иметь свой вкус водка, которую мы станем пить на обратной дороге? Верно, целое национально-патриотическое эссе можно сочинить на тему имперского привкуса главного российского напитка. За пустяком дело: вернуться живым надо, чтобы всё сравнить, прочувствовать, записать.

Впрочем, и это из разряда всё той же самой неуместной ныне «литературщины». К черту «литературщину»! На войну еду!

Слава Богу, что никто сейчас не может прочитать мои мысли. За них было бы просто стыдно. Какой-то коктейль из мальчишества и впечатлений от всего ранее прочитанного на историческую и военную темы.

Другое дело – куда делась империя? С необъятными просторами, с непобедимой государственной статью, с гордыми и мужественными гражданами. Почему вместо неё хилое подобие государства с пьющим руководителем, вороватой челядью и ненавидящими народ и Отечество чиновниками?