Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)

Передвигаясь с крайней осторожностью, Лили-Йо прокралась вперед и срезала своим ножом широкий лист, растущий над платформой, на которой стояли они с Фло. Лист был огромен и высотой превышал ее рост. Прижав к себе лист и защитив им себя словно щитом, Лили-Йо бросилась бежать прямо к огнелинзу, прямо сквозь листву и мелкие ветви и испепеляющие лучи света, все ближе и ближе к Вершинам, без остановки, прежде чем огнелинз успевал повернуть в ее сторону и сфокусировать на ней свои мечущие жар линзы.

– Давай! – крикнула она Фло.

Фло уже бежала, петляя между ветвями, стремительно приближаясь к своему вождю.

Вскинув свой лист над огнелинзом, Лили-Йо расположила его так, чтобы он оказался между солнцем и деревом, чтобы на линзы дерева упала тень. Словно бы уразумев, что пытаться защищаться дальше бесполезно, огнелинз поник ветвями, явив собой картину растительного отчаяния цветов и обвисших к низу бесполезных линз.

С одобрительным рычанием Фло бросилась вперед и быстро отсекла одну из прозрачных линз. Обратно в укрытие под кустом чертополоха свистуна они несли линзу вдвоем. Как только лист отклонился и солнце упало на место произрастания огнелинза, растение снова вернулось к своему яростному существованию и вскинуло свои линзы, рассылающие сфокусированные и сконцентрированные солнечные лучи во все стороны.

Женщины добрались до укрытия как раз вовремя. Птицелист спикировал на них с неба – и вместо того, чтобы схватить добычу, налетел на шип.

Через несколько секунд целая свора стервятников уже дралась за его тело. Под прикрытием суматохи, Лили-Йо и Фло занялись линзой, которую им удалось добыть. С помощью ножей, напрягая все свои силы, они приоткрыли створки линзы, настолько, чтобы просунуть туда и уместить душу Клат. Как только лезвия ножей были убраны, створки линзы мгновенно сомкнулись, очень плотно на мощных суставах. Деревянная куколка души уставилась на них сквозь прозрачные стенки линзы.

– Отправляйся на Самый Верх и упокойся на Небесах, – напутствовала душу Лили-Йо.

Ее обязанностью было устроить так, чтобы душа хотя бы ступила на указанную тропу ведущую к Небесам. С помощью Фло она отнесла линзу к одному из толстых тросов странников. В верхней части линзы, там где она крепилась к стеблю огнелинза, там где когда-то собирались в комок семена, имелось большое количество липкой субстанции, загустевшего сока, невероятно клейкого. Линза мгновенно приклеилась к толстой нити странников и повисла в таком положении, поблескивая на солнце. В следующий раз, когда странник станет подниматься по нити, линза скорее всего приклеится к одной из его огромных лап. После этого дорога на Небеса душе Клат будет открыта.

Не успели они завершить свою работу, как на них упала тень. Сверху опускалось невероятных размеров тело. Странник, этот гигантский растительный эквивалент паука, опускался с неба к Вершинам.

Поспешно они вернулись обратно, пересекли платформу и скрылись под лиственной крышей. Последняя дань памяти Клат была отдана; настала пора им вернуться к своему племени.

Но прежде чем начать путь назад, к срединным слоям зелени, Лили-Йо еще один раз обернулась, взглянув через плечо.

Странник медленно опускался вниз, огромный мешок с лапами и челюстями, по большей части весь покрытый фибровым волосом. Для Лили-Йо странник был подобен богу, обладающему безграничной силой и могуществом. Влекомое собственной загадочной целью, существо возвращалось к Вершинам, нисходя по своей нити, тянущейся в невообразимые выси и теряющиеся где-то в неведомых Небесах.

Оглянувшись по сторонам, над джунглями Вершин можно было разглядеть и другие нити, скорее сходные с толстыми канатами, некоторые ближе, другие дальше. Все без исключения нити уходили вверх, напоминая собой словно бы указывающие вверх в Небеса тонкие персты. Там, где на нити падали солнечные лучи, они сверкали и горели. Приглядевшись, можно было различить, что все нити имели своей конечной точкой нечто общее наверху. В том же направлении в Небесах висела половина туманного серебристого шара, далекого и прохладного, но видимого даже при ярком солнечном свете.

Неподвижная и неизменная, доля Луны всегда и на все времена оставался висеть в своей половине небосвода.

С прошествием неисчислимых веков сила притяжения Луны постепенно замедлила осевое вращение родительской планеты, остановив ее совершенно, в результате чего понятие смены дня и ночи исчезло, день и ночь стали неизменными, причем тому и другому оказались отданными на откуп по половине планеты. В то же самое время ответный тормозящий эффект оказал свое влияние и на собственный полет Луны. Отдалившись от Земли, отказавшись от своей роли восходящего и заходящего спутника, Луна навсегда застыла в точке тройственного равновесия, обратившись в самостоятельную планету и замерев в одной из вершин гигантского космического треугольника, две другие вершины которого занимали Земля и Солнце. Сегодня, в этот полдень вечности, Луна и Земля, застыли друг против друга, глядя одна на другую все время одним и тем же ликом. Так им предстоит провисеть еще не одну малую вечность, до тех пор, пока песок времени не иссякнет вовсе и Солнце не остынет навсегда.

После того как два противоположных мира наконец замерли, меж ними протянулись множественные нити странников, связав одну и другую планету. С некоторых пор странники, эти растительные астронавты, огромные и совершенно бесчувственные, могли легко перелетать с одной планетарной поверхности на другую, соединенных теперь безучастной и безразличной ко всему сетью паутинных нитей.

Так, с неожиданной легкостью, старушка Земля оказалась пойманной в липкие сети паутины.

Глава третья

Возвращение обратно к племени было мало чем примечательно. Лили-Йо и Фло продвигались не торопясь, спокойно, видя перед собой привычные заросли срединных слоев зелени гигантского древа. Предчувствуя то неизбежное, что теперь должно было случиться, а именно неотвратимый раздел племени, Лили-Йо не торопила, как обычно, свою спутницу.

Она не могла выразить изводящие ее мысли. В этой зеленой бесконечности места для мыслей было отведено мало и еще меньше места оставалось для слов.

– Скоро мы поднимемся к Вершинам, как душа Клат, – сказала она Фло, спускающейся вслед за ней.

– Таков Путь, – отозвалась Фло, и Лили-Йо знала, что в ответ она никогда не услышит ничего иного. Ибо и сама она не знала других, более точных слов; человеческое восприятие и проницательность в эти дни не блистали остротой. Таков был Путь.

Их возвращение было отмечено негромкими криками приветствия от членов племени. Усталая Лили-Йо ответствовала так же коротко и тихо и сразу же удалилась в свое жилище-орех. Вскоре в отверстии входа появились Джури и Ивин, они принесли ей еду, при этом сами не только не посмели войти в хижину, но даже не просунули туда рук, ибо таково было табу. Насытившись, Лили-Йо поспала и, проснувшись, выбралась наружу на ветвь племени и призвала собраться остальных.

– Поторопитесь! – крикнула она, пристально глядя на Харриса, который не проявлял особой расторопности. Как смеет он демонстрировать такую неисполнительность, когда она во все времена всегда относилась к нему как к своему фавориту? Почему иной раз самое трудное оказывается таким важным – или самое важное оказывается таким трудным?

Именно в этот миг, когда все ее внимание было отвлечено, из-за ствола древа высунулся огромный зеленый язык. Стремительно развернувшись, язык завис в воздухе на мгновение. Потом одним плавным движением обхватил Лили-Йо вокруг талии, накрепко прижав ее руки к бокам, оторвал ее от ветви и поднял в воздух, бьющуюся и задыхающуюся от ярости от того, что на глазах у других проявила такое непростительное невнимание.

Выхватив из-за пояса нож и прищурив глаза, Харрис прыгнул вперед и метнул в сторону зеленого врага свое оружие. Просвистев в воздухе, нож пронзил зеленый язык и накрепко пригвоздил его к изрезанному трещинами коры стволу древа.

После броска Харрис действовал без промедления. Он бросился вперед к пригвожденному языку. Вслед за ним уже бежали Дафи и Джури, пока Фло торопливо загоняла детей в безопасное место. В своей агонии язык ослабил хватку и отпустил Лили-Йо.

По другую сторону ствола уже поднялся невероятный треск – казалось, что весь лес трясется и вибрирует. Лили-Йо свистнула двум своим глупышам и с их помощью выбралась из смертоносных кольцевых объятий зелени и уже вскоре оказалась в относительной безопасности на ближайшей ветви. Язык, извиваясь в агонии, в отчаянии метался и бился о ствол древа, силясь вырваться. С оружием наготове, четверо людей устремились к врагу с разных сторон, чтобы расправиться с ним.

От могучих толчков и сотрясений зеленого гибкого хищника трепетало само древо. Обогнув ствол, они наконец увидели истинный растительный источник происхождения языка – огромный разверстый рот хищного растения, ползуна-душителя, таращащегося в ответ на них радужным фасетчатым зрачком своего единственного широко раскрытого глаза. В ярости растение билось телом о древо, пуская пену и мыча. Им уже приходилось раньше иметь дело с ползуном-душителем, но все равно и по сию пору люди трепетали перед ним.

Видимая теперь часть ползуна-душителя могла удлиняться во множество раз относительного своего настоящего размера и при необходимости способна была даже достигать Вершин, само собой утончаясь в таком протяженном процессе. Подобно забытому теперь чертику из табакерки, ползун-душитель выпрыгивал из Почвы в поисках добычи и пропитания, безрукий и лишенный разума, продвигаясь по нижнему уровню Леса на своих длиннющих нижних лапах-корневищах.

– Пригвоздите его! – крикнула Лили-Йо. – Не дайте чудовищу вырваться!

Всюду неподалеку от жилищ среди зелени были припрятаны острые колья, приготовленные на случай крайней опасности. Схватив колья, люди пригвоздили язык к стволу древа, и под остриями продолжающий извиваться и хлестать подобно кнуту над их головами. В конце концов дело было сделано и добрая часть языка была накрепко прибита к стволу, после чего песенка хищника была спета. Теперь, сколько бы ползун-душитель не бился, он не смог бы вырваться.

– Теперь мы уйдем отсюда и поднимемся к Вершинам, – приказала Лили-Йо.

Людям не дано было умертвить ползуна-душителя, потому что важнейшая и жизненная часть его тела всегда была скрыта у Почвы. Но в этом не было необходимости, потому что звуки битвы уже привлекли внимание других хищников, острошипов, этих напрочь лишенных способности мыслить акул Леса, обитающих по преимуществу в срединных его слоях – а также птицелистов, лови-хватаев, горгулий и других меньших растительных плотоядных. Они будут рвать ползуна-душителя на живые еще куски до тех пор, пока от того не останется даже следа – и если поблизости в этот момент окажутся люди… что ж, таков был Путь. Вот почему, без особых размышлений, племя устремилось по переплетением лиан и уступам коры древа вверх.

В душе Лили-Йо полыхала ярость. Она принесла на голову своего племени беду. Она забыла об осторожности и вина ее была очевидна. Если бы она держала себя в руках, то медлительный язык ползуна-душителя никогда не застиг бы ее врасплох. Ясно было одно – ее разум устал от бесконечного предводительства, утомился от необходимости принимать решения за других, тем более, что эти решения все чаще и чаще оказывались неудачными. Так и теперь из-за нее пришлось предпринять два опасных путешествия к Вершинам, тогда как вполне можно было обойтись одним. Если бы она приняла решение сразу и повела с собой племя тогда, когда отправилась к Вершинам с душой Клат, то можно было бы избежать опасностей, которые теперь лежали впереди них. Отчего ее разум был так неповоротлив, что не смог устроить все заранее?

Она хлопнула в ладоши. Остановившись под защитной сенью огромного листа, она собрала вокруг себя все племя. Шестнадцать пар глаз доверительно обратились к ней в ожидании слов, которые им будут вот-вот сказаны. Видя, что люди племени верят в нее и надеяться на ее решение, Ли-Йо испытала еще большую ярость.

– Мы, взрослые, состарились, – так начала она. – И сделались глупыми. Я стала глупой – позволила медлительному ползуну-душителю схватить себя. Я не могу больше вести вас за собой. Наступило время взрослым подняться на Небеса, с тем чтобы боги, породившие нас, забрали нас к себе обратно. После этого вы, дети, будете заботиться о себе сами. Вы образуете новое племя. Во главе племени встанет Той. К тому времени, когда вы научитесь жить самостоятельно и ваше племя станет сильным, Грин и Вэгги повзрослеют достаточно, чтобы дать вам хороших детей. Если у вас родятся мальчики, позаботьтесь о них. Не дайте им упасть в зелень, иначе племя умрет. Лучше умереть самому, чем дать умереть своему племени.

Никогда до сих пор Лили-Йо не произносила, а остальные не слышали таких долгих речей. Некоторые не поняли из сказанного почти ничего. Что означали слова о том, чтобы не дать мальчикам упасть в зелень? Судьба есть судьба, и если мальчик погибает, то таков Путь и нечего понапрасну говорить об этом.

Мэй, девочка, решилась подать голос:

– Когда мы останемся одни, то будем делать что захотим.

Быстро протянув руку, Фло дернула Мэй за ухо.

– Прежде нам всем еще придется подняться к Вершинам, а это трудный путь.

– Да, и потому поторопимся, – подхватила Лили-Йо.

Она отдала приказ продолжить подъем, указав, кто пойдет впереди, кто будет прикрывать тыл. Никто не думал обсуждать ее приказ, дискуссия по всем вопросам была закончена, и только Грин задумчиво пробормотал:

– Лили-Йо решила наказать нас всех за свою ошибку.

Вокруг них бурлил, шелестел и трещал Лес, существа зелени мчались сквозь листву и ветви, пробивая себе путь, спеша урвать свой кусок на пиршественном пожирании ползуна-душителя.

– Подъем будет трудный. Все должны двигаться не жалея сил и без остановки, – напутствовала Лили-Йо, внимательно оглядываясь по сторонам, и под конец задержав ненадолго особенно тревожный взгляд на Грине.

– Но почему мы должны взбираться сами? – непокорно спросил тот. – Глупыши смогут легко поднять нас к Вершинам и сберечь нам силы.

Слишком сложно было объяснять сейчас, что человек, движущийся в воздухе, представляет собой более легкую мишень, чем плотно прижавшийся к стволу дерева, в многочисленных трещинах которого так просто укрыться в случае нападения хищников.