Кто все расскажет

Письмо развёрнуто. «Моя дражайшая Кэтрин, истинная любовь НЕ в дали, протяни лишь руку». Я прикладываю бумагу к мокрому стеклу, и она прочно приклеивается каплями пара, как обои на стену. Из переулка просачиваются солнечные лучи. Письмо делается прозрачным и загорается белым светом. Выведенные от руки слова оказываются посередине сердца, будто в рамочке. Я отпираю засов, снимаю цепочку, поворачиваю ручку и открываю дверь.

На пороге стоит мужчина с трепещущим на ветру блокнотом. На страницах нацарапаны имена в окружении стрелок; похоже на схему футбольной игры. Кое-что можно разобрать: «Ив Арден… Марлен Дитрих… Сидни Блэкмор…». В другой руке у мужчины – бумажный пакет. За его спиной – урны для мусора, откуда на мостовую просыпался дождь из роз и гардений. Зловонные дождевые лужи в переулке стали последним ложем для гладиолусов. Пахнет жимолостью и гнилыми мясными объедками. Бледный жасмин валяется вперемешку с охапками розовых камелий и кроваво-алых пионов.

– Срочно, скорее, где леди Кэтрин? – торопит мужчина, размахивая блокнотом так, что страницы хлопают, будто армейские флаги.

На некоторых из них имена расходятся лучиками от большого прямоугольника в центре: Лена Хорн, потом Уильям Уэллман, потом Эстер Уильямс.

– К ужину ожидается двадцать четыре человека, – произносит мужчина, – и у нас тут возник вопрос по поводу их размещения.

Загадочные диаграммы оказываются схемами рассадки гостей. Прямоугольники – столами. Имена – списком приглашённых.

– Можешь передать её высочеству, – прибавляет вошедший, – что я нарочно купил её любимые сладости… «Иорданский миндаль».

– Её высочество в этот раз не съест ни крошки, – отвечаю я.

Мужчина, чьё лицо частенько мелькает по телевизору, – это Терренс Терри. В прошлом – мистер Кэтрин Кентон, в прошлом – танцор по найму в «Лэски Студиос», в прошлом – любовник Монтгомери Клифта, в прошлом – юный сожитель Уильяма Хайнса, в прошлом – сексуальный извращенец. Наш пятый «отбывший» теперь мучается из-за того, что не представляет себе, кого усадить напротив Селесты Холм во время званого ужина.

– Дело очень серьёзное, – бубнит он. – Нужно чтобы Кэтрин ответила: Джек Бьюкенен в самом деле на дух не переносит Мэй Уитти?

– Тебя должны были арестовать ещё на свадьбе с мисс Кэти, – произношу я. – Закон же не позволяет гомосексуалистам заключать браки.

– Только друг с другом, – уточняет он и заходит в кухню.

Закрываю дверь, поворачиваю ручку, надеваю цепочку, запираю засов.

– Пусть так, но нельзя жениться исключительно ради лишней строки в резюме. – С этими словами я достаю из ящика стола чистый лист и прикладываю его к влажному окну, поверх любовной записки.

– Её высочеству необязательно приходить, – клянчит Терренс Терри. – Пусть только ответит, кого мне пристроить рядом с Джейн Уайман.

Я принимаюсь обводить голубыми чернилами просвечивающие сквозь бумагу буквы.

– Леди Кэтрин могла бы сказать, – не отвязывается Терренс, – Джон Агар – правша или левша? И какого пола Рин Тин Тин?

Продолжая отчитывать его и одновременно копировать письмо-оригинал на бумагу, я предлагаю начать всё заново. Рисуем пустой обеденный стол. Помещаем Розмари Клуни напротив Лекс Баркер. Усаживаем Дези Арназ по левую руку от Хейзел Корт. «Толстяк» Арбакл всегда плюётся во время беседы; пускай напротив сидит Билли Дав – она подслеповата и ничего не заметит. Отпихнув локтем Терри, лезу в его блокнот и собственными чернилами начинаю рисовать стрелки, соединяя Джин Харлоу, Лона Чейни-старшего и Дугласа Фэрбенкса-младшего. Подобно Кнуту Рокне в преддверии футбольного матча, обвожу в кружок имена Гилды Грэй и Хэтти Макдэниэл, а Джун Хэвер вычёркиваю.

– Значит, она опять голодает? – любопытствует Терренс Терри, наблюдая за моей работой. – Влюбилась, что ли?

А сам, развернув бумажный пакет, вынимает полную горсть миндаля в глазури пастельных тонов – розоватого, зеленоватого, голубого – и запускает их в рот.

– Голодовки – это полбеды, – отвечаю я. – Она ещё и гимнастикой занялась.

Иными словами, тренеры подсоединяют электрические провода к жалким остаткам мускулов на её теле и пропускают по ним разряды, имитируя участие жертвы-клиентки в скачках с препятствиями под ударами непрерывной грозы. Для фигуры – недурно, а вот причёска страдает.

После каждого подобного издевательства мисс Кэти велит побрить себе ноги, отбелить зубы и отодвинуть кутикулы.

– А кто её новое увлечение? – интересуется Терренс Терри с набитым ртом. – Ты его знаешь?

В это мгновение сбоку от электрической плиты звонит настенный телефон. Я поднимаю трубку, спрашиваю:

– Алло?

И жду.

Кто-то жмёт кнопку звонка у парадного входа.

Мужской голос произносит:

– Скажите, мисс Кэтрин Кентон дома?

– А кто на проводе? – осведомляюсь я.

Дверной звонок поёт ещё раз.

Из трубки доносится:

– Это домработница, Хэйзи? Меня зовут Уэбб Уэстворд. Мы встречались несколько дней назад, в мавзолее.

– Простите, – бросаю я. – Боюсь, вы ошиблись номером. Это государственная резервация для криминально беспечных дам. И прошу вас больше сюда не звонить.

Разговор окончен, трубка повешена.

– А ты всё та же, – тянет пятый «отбывший». – Грудью стоишь на защите Её величества.

Обводя в воздухе линии, петли и точки просачивающихся слов: «Дражайшая Кэтрин, истинная любовь НЕ в дали, протяни лишь руку», моё перо составляет из них на чистом листе: «Заеду в субботу, в восемь. Нагрянем куда-нибудь пропустить по стаканчику?»

Потом чуть ниже: «Надень что-нибудь шикарное».

И подпись: «Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий».

Все мы в той или иной мере существуем в её тени. Как ни крутись, как ни бейся, в некрологе напишут лишь: «пожизненная компаньонка кинозвезды Кэтрин Кентон» или «пятый супруг легендарной актрисы Кэтрин Кентон…».

Набив руку, я безупречно копирую оригинал, только в конце – тем же почерком, под тем же наклоном – вывожу другую дату. Вместо субботы – пятницу. Складываю новое послание пополам, прячу в конверт с надписью «Передать мисс Кэтрин», облизываю клейкую полоску на клапане. Такое ощущение, словно язык попал в рот Уэбстеру. Отчётливый привкус кофе «Максвелл Хаус», аромат тонких сигар «Типарилло» и одеколона «Бэй рум». Неповторимый состав слюны. Рецепт его поцелуев.

Терренс Терри опускает бумажный пакет с миндалём на стол, переводит взгляд на экран телевизора и спрашивает с набитым ртом: