Голливуд

Первые два вечера прошли сносно: мы с Джоном и Сарой пили и болтали. Джон травил байки, все больше про то, как трудно ладить с актерами и к каким ухищрениям приходится прибегать, чтобы они худо-бедно справились с ролью. Например, один парень в разгар съемок отказался произносить текст. Все делал как полагалось, но молчал как удавленный, требовал, чтобы какой-то там эпизод сняли по его причуде. А съемки шли где-то у черта на куличках, в джунглях, деньги кончались и времени оставалось в обрез. И тогда Джон ему говорит: «Черт с тобой, будь по-твоему». И сняли эпизод, как он хотел, и звук записали. Только пленку в аппарат не зарядили. И все дела.

Во второй вечер вино текло рекой. У меня тоже язык развязался, и я пересказывал свои старые истории. Когда перевалило за полночь, Джон сказал:

– Гизелла влюбилась в одного режиссера, а у него всего одно яйцо…

Гизелла – парижская подружка Джона.

– Шаль, – сказал я.

– Теперь еще хуже стало. Второе тоже отказало. Рак. Гизелла в отчаянии.

– Да, невезуха.

– Еще бы. Я утешал ее как мог. Пишу, звоню. И прямо в разгар съемок.

(Неприятности всегда случаются в разгар съемок.) Гизелла – знаменитая французская актриса. Они с Джоном делили кров в Париже.

Мы с Сарой попытались его успокоить. Он взял сигару, обрезал кончик, лизнул, зажег, сделал затяжку и выпустил клуб ароматного дыма.

– Знаешь, Хэнк, я всегда знал, что ты напишешь для меня сценарий. Интуиция подсказывала. Причем я давно это знал. И давно начал искать деньги.

– Еще неизвестно, что у меня получится.

– Известно. Я читал все твои вещи.

– Мало ли что было. В писательском ремесле больше «бывших», чем в любом другом.

– К тебе это не относится.

– Я согласна с ним, Хэнк, – сказала Сара. – Ты настоящий ас. Зубы съел на этом деле.

– Но сценарий! Это все равно что с роликовых коньков встать на настоящие. И сразу выйти на лед.

– У тебя получится. Я был уверен в этом еще в России.

– В России?

– Да, прежде чем мы познакомились, я ездил в Россию искать деньги под этот проект.

– О котором я ни ухом ни рылом…

– Вот именно. Об этом знал только я. Из достоверных источников мне стало известно, что в России есть одна дама, у которой на счету в швейцарском банке восемьдесят миллионов.

– Похоже на дешевый телевизионный триллер.

– Похоже. Но я навел справки. У меня надежные каналы проверки. Но об этом я распространяться не стану.

– Нам это ни к чему, – сказала Сара.

– В общем, я раздобыл ее адрес. И начал плести интригу. Стал писать ей письма.

– И что – вкладывал в конверты свое фото в голом виде?

– Не сразу. Поначалу письма носили формальный характер. Я писал, что случайно наткнулся на ее адрес: он был нацарапан на клочке бумаги в коробке из-под обуви, которую я нашел в одном парижском доме. Я высказал предположение, что это перст судьбы. Вы не представляете, сколько потов с меня сошло, пока я сочинял всю эту муру!

– И все ради того, чтобы снять фильм?

– О, ради этого я и не на такое готов!

– Даже на убийство?

– Фу, что за вопрос! Итак, я слал ей письмо за письмом, и мало-помалу они превращались в любовные.

– Я и не подозревала, что ты знаешь русский, – сказала Сара.

– Я писал по-французски. У дамы был переводчик. Она отвечала мне по-русски, а мне переводили на французский.

– Нет, это не годится даже для телевидения.

– Не спорю. Но меня сверлила мысль о ее миллионах, и оттого письма делались нежнее и нежнее. До крайности.

– Выпей-ка, – сказал я, наливая ему в стакан.

– И вот наконец она приглашает меня в гости. Я нежданно-негаданно оказываюсь в снегах России.

– В снегах России, значит…

– Я снял номер, который КГБ наверняка нашпиговал «жучками». В том числе туалет. Им было слыхать, как мои какашки шлепаются на дно унитаза.

– Так и слышу этот звук.

– Не перебивай, слушайте дальше. Договариваюсь о свидании с дамой. Еду к ней. Стучу. Дверь открывается – на пороге прелестное создание. В жизни не видел такой красоты!

– Джон, умоляю…

– Увы, то была не моя корреспондентка, а переводчица.

– Джон, – спросила Сара, – признайся, сколько ты выпил до нас?

– Нисколько! Ни грамма! И говорю вам как на духу! Чистую правду! Ну вот, значит, вхожу в комнату, а там сидит старая карга, вся в черном, без зубов. Зато в бородавках. Подхожу, кланяюсь. Беру ее руку, закрываю глаза и целую. Переводчица садится в кресло, наблюдает. Я к ней поворачиваюсь и говорю: «Мне хотелось бы поговорить с вами наедине». Она что-то говорит старухе. Та смотрит на меня и что-то отвечает. Девушка переводит: «Метра сказала, что хочет побыть с вами вдвоем. Но в церкви. Метра очень набожная».

«Я влюблен в вас», – говорю я девушке. Они опять переговариваются, девушка переводит: «Метра говорит, что любовь возможна, но сначала вам следует пойти с ней в церковь». Я киваю в знак согласия, старуха медленно встает с кресла, и мы уходим, оставляя прекрасную переводчицу…

– Нет, эта шутка, пожалуй, тянет на «Оскара», – сказал я.

– Потерпи. Я все-таки рассказываю о том, как выбивал деньги под твой будущий сценарий.

– Прости бога ради, Джон, я весь внимание.