Камни последней стены

В этот момент полотенце неожиданно упало на пол. Лариса даже не сделала попытки за ним наклониться. Лишь стояла и смотрела на Дронго. Небольшая грудь, плоский живот, развитые мышцы рук и ног, как у спортсменок.

– У вас хорошее тело, – пробормотал он. – Кажется, вы бывшая спортсменка?

– Закончили осмотр? – спросила она, затем наклонилась и подняла полотенце, но даже не сделала попытки снова им прикрыться.

Он увидел на ее левом плече след от затянувшейся раны. Ошибиться было невозможно. Это был след от пулевого ранения.

– Подождите, – громко сказал Дронго, когда она повернулась, чтобы вернуться в ванную.

– Что? – спросила женщина. – Вам еще что-нибудь показать, или достаточно стриптиза на первый раз?

– Я хотел извиниться, – пробормотал он. – Мне показалось странным, что нас так быстро вычислили, и я хотел убедиться в том, что мои подозрения напрасны. Извините, я не думал, что вы выйдете из ванной. И тем более я не рассчитывал, что у вас упадет полотенце.

– Вам не говорили, что вы хам? – неожиданно улыбнулась она. – Я думала, вы извинитесь за то, что влезли в наш номер. А вас, оказывается, смущает только упавшее полотенце.

– И оно тоже, – кивнул Дронго. – Во всяком случае, теперь я знаю распределение ваших обязанностей в паре. Андрей, очевидно, из аналитического управления, а вы отвечаете за мою ликвидацию. Я имею в виду ваш пистолет. Шаг влево, шаг вправо, и вы стреляете. Мне будет приятно умереть от рук такой симпатичной женщины.

– Уходите, – сказала Лариса, все-таки прикрываясь полотенцем.

– Обязательно. Кстати, для вашего возраста у вас идеальная грудь. Вам никто об этом не говорил?

– Хам, – громко сказала она и рассмеялась. – Какой же вы хам!

Он вышел из номера и вернулся к себе в сюит. До назначенного времени оставалось около часа.

– Оливер Бутцман, – вспомнил Дронго. – Значит, он второй из оставшихся в живых. Второй после Шилковского.

Прошлое.

Восточный Берлин.

9 ноября 1989 года

Профессионалы видели ситуацию в Берлине и по всей стране лучше других. И каждый из них понимал, что необходимо уничтожить все документы или самые ценные вывезти из архива еще до того, как сюда войдут посторонние. Всю ночь они работали. Дамме предложил помощь своих сотрудников, но Хеелих отказался, справедливо рассудив, что чем меньше людей, тем больше гарантий от провала.

По приказу Дамме сотрудники его отдела не мешали группе Хеелиха готовить документы. Они работали с небольшими перерывами, чтобы успеть выполнить задание за сутки. Никто из них даже не подумал уехать домой девятого числа. Однако Хеелих несколько не рассчитал время. Чтобы подготовить документы, требовалось гораздо больше времени, чем ночь. Только девятого ноября, примерно к десяти часам вечера, они закончили всю работу, погрузили самые важные досье в микроавтобус и два автомобиля, на которых собирались выехать за город. Хеелих приказал остаться Нигбуру и Вайсу, которые должны были уничтожить следы их пребывания в архиве.

К этому времени события в Берлине уже вылились в массовые демонстрации у Берлинской стены. Член Политбюро Гюнтер Шабовский объявил на пресс-конференции, что визовые ограничения снимаются и каждый гражданин ГДР может посещать соседнее государство. Один из журналистов спросил, с какого момента снимаются эти ограничения. Шабовский, не совсем понявший его вопрос, ответил – с момента опубликования этого решения.

– То есть с этой минуты, – уточнил назойливый журналист.

– Да, – ответил Шабовский несколько растерянно. – Можно сказать, да.

В десятичасовых новостях эта новость была передана как официальное разрешение на посещение Западного Берлина безо всяких ограничений. И толпа хлынула к границе. Растерявшиеся офицеры даже не пытались выдавать визы. Они открыли границы и безучастно наблюдали, как тысячи людей переходят государственную границу, направляясь в обе стороны. Справедливости ради стоит признать, что самый массовый поток был в Западный Берлин. Люди плакали от счастья, кричали, пели. Пограничники и офицеры полиции даже не вмешивались. Многие сотрудники спецслужб ГДР еще никак не могли понять, что именно происходит. Некоторые поворачивались и уходили домой, чтобы не видеть всего этого. К ночи девятого ноября стало ясно, что Берлинская стена, служившая двадцать восемь лет примером противостояния двух систем, обречена.

Группа Хеелиха выехала поздно ночью. В этой части города людей было меньше, чем обычно. Все спешили к Стене, рассчитывая прорваться в Западный Берлин. Многие не верили, что это надолго, некоторые полагали, что границу через несколько дней закроют. Бутцман сидел за рулем первого автомобиля и напряженно смотрел вперед.

Хеелих находился рядом с ним. Автомат лежал на коленях. Даже своему напарнику Бутцману, даже своему заместителю Шилковскому Хеелих не сказал, куда именно они едут. Он понимал, как важно сохранить в тайне их сегодняшнюю поездку. Через час они были на месте. Хеелих увидел огни автомобилей и остановил машину в пятидесяти метрах от нужного места. Затем вышел, сжимая автомат. Из третьей машины вышли для подстраховки Гайслер и Вайсфлог. Они тоже имели при себе автоматы. Хеелих оглянулся. Каждый офицер знал свою задачу. Третья машина затормозила в стороне, чтобы не мешать микроавтобусу в случае необходимости дать задний ход и скрыться. Бутцман, оставшийся за рулем первого автомобиля, развернул свою машину так, чтобы в случае необходимости загородить дорогу преследователям. А они втроем, с Карстеном Гайслером и Габриэллой Вайсфлог, обеспечат отход автомобиля. Шилковский знал, куда нужно прорываться в случае засады.

Хеелих увидел, как к нему медленно приближаются два человека. Он сжал в руках автомат и сделал несколько шагов по направлению к ним.

– Хеелих! – громко окликнул его один из незнакомцев. Полковник растерянно опустил автомат. Он узнал этот голос. Он не мог бы его перепутать ни при каких обстоятельствах. Значит, все нормально. Все так и должно быть, если перед ним этот человек. Значит, согласие на вывоз документов было получено на самом высоком уровне.

– Я здесь, – ответил Хеелих.

Они подошли совсем близко. Один из них был представителем советского КГБ.

– Мы привезли, – сообщил Хеелих. Он не стал объяснять, что именно. Они знали, о чем идет речь.

– Грузите в наши автомобили, – предложил представитель Москвы, – вы успели, Хеелих. У вас с сегодняшнего вечера уже нет государственной границы с Западным Берлином, и любой посторонний может проникнуть в здание вашей организации.

– Я знаю, – ответил Хеелих. Он повернулся и махнул рукой, разрешая автомобилям приблизиться. Бутцман дал газ и медленно поехал к нему. За ним также не спеша двинулся микроавтобус. Когда первая машина поравнялась с ним, Хеелих наклонился к Бутцману: – Поезжай вперед, пусть они следуют за тобой. Вас уже ждут, чтобы выгрузить документы.

Когда мимо проезжал микроавтобус, он увидел напряженные лица Менарта и Шилковского. И кивнул им головой, подтверждая, что все в порядке.

– Почему так случилось? – спросил Хеелих, обращаясь к обоим представителям. – Разве нельзя было этого предусмотреть?

Советский представитель нахмурился. Он ничего не сказал, только чертыхнулся. Немецкий оказался более выдержанным.

– Вы слышали сегодняшние новости? – спросил он. – Из Политбюро выведены Беме, Ланге, Хемнитцер, Вальде.

– Их только вчера избрали, – вспомнил Хеелих. Он понял, о чем именно ему говорил Дамме.

– Вчера, – кивнул его собеседник, доставая сигареты, – а сегодня вывели. Такие у нас теперь правила, полковник. Поэтому не нужно ничему удивляться.

Хеелих замолчал. Он обернулся и заметил, что на него смотрит Габриэлла. Он всегда ей нравился. Полковник знал об этом, она ему сама призналась еще в прошлом году. Но он запретил себе даже думать о ней, понимая, что подобные отношения могут помешать их работе. Кажется, она обиделась на него и не скрывала своей этого.

– Что нам делать? – несколько напряженным голосом спросила Габриэлла. Возможно, она услышала последние слова собеседника Хеелиха.

Очевидно, задавая вопрос, она имела в виду не положение их группы, а состояние их страны. Но полковник Хеелих не знал ответа.

– Ничего, – ответил он. – Мы возвращаемся в город через несколько минут. Как только закончим.

Он впервые подумал, что две страны могут объединиться в одну, и тогда ему не будет места в этой большой стране. Он был на хорошем счету у руководства и слишком часто выполнял деликатные поручения Министерства безопасности, переправляя нужных людей из Западной Германии в Восточную. И не всегда с их согласия. Такое не прощается. На его счету было еще несколько громких дел. В Восточной Германии он получил за них благодарности и ордена. В Западной его обвинят в пособничестве террористам и дадут пожизненное заключение. Он подумал, что не сядет в тюрьму ни при каких обстоятельствах. Скорее, предпочтет самоубийство.

Подбежал Менарт.

– Мы закончили. Все в порядке, полковник. Но, кажется, у меня спустилось колесо.

– Потом разберемся, – отмахнулся Хеелих, – сейчас уезжаем. Надо торопиться. Садитесь в машины.

– Спасибо, полковник, – протянул ему руку советский представитель. – Вы выполнили свою работу.

– Я служил своей стране, – строго ответил Хеелих, – и если бы не эта ситуация… Никто бы меня не заставил сдать вам наши документы. Никто.

Он повернулся и взглянул на немецкого представителя. Тот стоял с поникшим видом. У него не хватило мужества протянуть на прощание руку.

– Прощайте, – кивнул полковник. – Надеюсь, мы еще повоюем за нашу страну.