Похороны империи

Ремарка

Нас часто коробит форма обращения российских депутатов, а подчас и самого Б.Н. Ельцина с Президентом СССР. Для чего нужно было заставлять М.С. Горбачева, еще не оправившегося от шока, читать, как нашкодившего школьника, текст, обвиняющий членов его команды в предательстве?

В. Карпенко, Г. Шипитько. «Известия», 1991 год

Ремарка

Встреча Михаила Горбачева с российскими депутатами в пятницу превратилась в беспрецедентное противостояние между дезориентированным, очевидно утомленным советским президентом и торжествующим Борисом Ельциным, до конца сыгравшим свою роль спасителя президента.

Сообщение Франс Пресс

Ремарка

Из Алма-Аты было передано специальное заявление Президента Казахстана Н. Назарбаева. «В течение девятнадцатого и двадцатого августа в адрес ЦК Компартии Казахстана из ЦК КПСС поступил ряд документов, неопровержимо свидетельствующих о поддержке Секретариатом ЦК КПСС действий и постановлений так называемого Государственного Комитета по чрезвычайному положению. Была получена секретная записка, в которой говорилось, что в связи с введением чрезвычайного положения необходимо принять меры по участию коммунистов в содействии ГКЧП. Тем самым Секретариат ЦК КПСС полностью себя дискредитировал и противопоставил рядовым коммунистам, продемонстрировав оторванность от истинных нужд и интересов народа, приверженность тоталитарному мышлению. Кроме того, на мое имя поступил проект заявления ЦК КПСС, в котором, по сути, выражалась поддержка ГКЧП и оправдывались его позорные действия. На предложение подписать эти документы я ответил категорическим отказом. Была предпринята попытка собрать двадцатого августа Пленум ЦК КПСС, в проведении которого просматривалась явная заинтересованность членов антиконституционного Комитета оказать поддержку ГКЧП. Я решительно высказался против проведения этого Пленума. В связи с вышеизложенным считаю невозможным дальнейшее пребывание в составе нынешнего Политбюро и Центрального Комитета КПСС и заявляю о выходе из этих организаций. Как руководитель казахстанской партийной организации, я намерен поставить вопрос перед коммунистами республики о выходе Компартии Казахстана из состава КПСС и создании самостоятельной партии».

Сообщение ТАСС

Ремарка

В субботу вечером и в воскресенье утром в комментариях зарубежных средств массовой информации на второе место после темы ухода М.С. Горбачева с поста Генсека КПСС вышла тема независимости прибалтийских республик и провозглашение независимости Украины. При этом многие обозреватели считают, что Советский Союз начал фактически разваливаться. «Не только мы, но даже специалисты, находящиеся в СССР, не могут сейчас точно сказать, кто в будущем окажется у власти, – указала советолог Центра за национальную политику М. Олбрайт. – Пока же я могу дать американской администрации лишь один абсолютно точный прогноз – роскошь общения только с одной властью в СССР безвозвратно ушла в прошлое». Бывший сотрудник Совета национальной безопасности США П. Родман сказал, что «знаменитый горбачевский «сбалансированный подход» более невозможен. Теперь мы будем иметь дело с абсолютно несбалансированной системой, основная власть над которой принадлежит реформаторам в России».

Начался процесс признания внешним миром прибалтийских республик. Первыми их независимость признала Исландия. О признании и намерении установить дипломатические отношения с ними заявили Дания, Норвегия, Венгрия. Власти Германии намерены рассмотреть вопрос о признании независимости прибалтийских республик, который будет рассматриваться на заседании правительства в среду. Бельгийский МИД высказался в пользу установления дипломатических отношений с Латвией, Эстонией и Литвой.

Сообщение ТАСС

Интерлюдия

Всю свою жизнь он посвятил армии. Ему очень нравилась фраза из фильма «Офицеры», которую произносил один из героев картины: «Есть такая профессия – родину защищать». В семнадцать лет он поступил в военно-морское училище и уже в сорок втором, в возрасте девятнадцати лет, стал командиром взвода мотопехоты, окончив училище и получив первое офицерское звание. По трагической статистике Великой Отечественной войны, из ста командиров взводов до победы доживали только трое. Это была самая опасная должность на войне, когда непосредственно поднимаешь своих бойцов в атаку и бежишь впереди них. Победу Сергей Федорович Ахромеев встретил уже командиром батальона. Ему было только двадцать два года. В двадцать девять он окончит Военную академию бронетанковых войск, а в сорок четыре – уже Военную академию Генерального штаба. В течение двух лет он успеет прослужить на Дальнем Востоке, в должности начальника штаба Дальневосточного военного округа, а в семьдесят четвертом году будет назначен заместителем начальника Генерального штаба. Ему будет уже пятьдесят два года. Через пять лет он станет первым заместителем, а еще через пять – начальником Генерального штаба и первым заместителем министра обороны СССР.

В последние годы он будет официально занимать должность военного советника Президента СССР и, не скрывая, конфликтовать с руководством МИДа, которое, по мнению Ахромеева, часто не учитывает существующих военных реалий в противостоянии с западными странами. Ахромеев будет настаивать, чтобы при объединении Германии войска НАТО не переходили бывшую границу ГДР, и американцы будут готовы пойти на эти уступки. Но Горбачев и Шеварднадзе согласились подписать все документы об объединении Германии, не оговорив подобных условий. Более того, они согласились на пятилетний срок вывода войск из бывшей Восточной Германии. Ахромеев протестовал, не скрывая своего негативного отношения к подобному продвижению войск НАТО к границам СССР. Он понимал, что после распада Восточного блока стран Варшавского договора ничего не мешает НАТО принять в свой альянс антисоветски настроенную Польшу и разместить свои войска уже у самых границ СССР. Тем более что в Польше не особенно скрывали своих антимосковских настроений. Но Горбачев и Шеварднадзе все время говорили о «новом мышлении» и возможном сотрудничестве с Западом.

Ахромеев провел всю свою сознательную жизнь в армии и привык беспрекословно выполнять приказы руководителей. Все последние годы он пытался убедить самого себя, что руководство страны ведет правильную политику, что распад Восточного блока, сдача союзников, капитулянтская позиция на переговорах с немцами и американцами – всего лишь издержки новой политики советского руководства. Но после отставки Шеварднадзе и появления целого ряда материалов о его воинствующей некомпетентности стало понятно, что ошибся и он сам.

Ахромеев знал, как не любит Язов отстаивать позиции военных в разговорах с высшим руководством страны. После снятия маршала Соколова, когда приземлившийся на Красной площади Руст вызвал смену власти в Министерстве обороны, Язов всегда помнил об этом и старался не допускать подобных промахов. Не говоря уже о том, что именно армию подставляли в Тбилиси, Баку, Вильнюсе. Язова спасало только беспрекословное выполнение приказов Верховного главнокомандующего и полное отсутствие каких бы то ни было комментариев. Даже когда политики и журналисты, захлебываясь от возмущения, критиковали действия вооруженных сил, Язов молчал. Этот старый служака не сделал самостоятельно ни одного шага на посту министра обороны, предпочитая согласовывать свои действия с президентом страны. И единственный раз, когда он «сорвался», были как раз события августа девяносто первого года. Под влиянием своих заместителей – Моисеева, Варенникова и Ачалова, которые требовали более решительных действий, – он позволил остальным членам ГКЧП уговорить себя. К тому же там были все знакомые лица, все руководство Советского Союза, за исключением Горбачева.

Ахромеев не принимал участия в подготовке документов ГКЧП и вообще не знал о готовящемся создании Комитета и введении чрезвычайного положения. Двадцатого августа утром он вернулся в Москву из отпуска и явился в Министерство обороны для оказания любой посильной помощи. Через два дня он напишет Горбачеву: «Меня никто не вызывал. С 1990 года я был убежден, как убежден и сейчас, что наша страна идет к гибели. Вскоре она окажется разваленной. Я искал любые способы сказать Вам об этом. Никаких корыстных мотивов у меня не было».

Маршал Ахромеев уже знал, что Язов сидит в тюрьме. Вместе с ним сидят Крючков и Бакланов, с которыми он также тесно общался в последние годы. Ахромеев видел, что творится в последние несколько дней, сразу после возвращения Горбачева в Москву. Сначала аресты высших руководителей страны, в чьей искренности и преданности Родине он не сомневался. Затем позорная пресс-конференция Горбачева, где стоявший рядом с трибуной Ельцин просто показывал пальцем, что именно следует читать союзному президенту. Отставка самого Михаила Сергеевича с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. И, наконец, запрет Коммунистической партии, членом которой Ахромеев был почти полвека. Подобные события могли выбить из колеи даже более молодого человека. И еще самоубийство Пуго, который отказался идти в тюрьму и предпочел позору смерть.

Человек, прошедший всю войну, смерти не боялся. Ахромееву было уже шестьдесят восемь. Поэтому он, не колеблясь, принял решение. Его прежние идеалы были разрушены, партии, членом которой он состоял с 1943 года, больше не было, президент страны, которому он верил и чьим военным советником был, оказался несостоятельным фигляром и болтуном, страна, которую он защищал ценой своей жизни и крови, разваливалась на глазах. Будущее было лишено всякого смысла. И тогда он принял единственно возможное для себя решение. О самоубийстве Ахромеева сообщили даже американские газеты. Его уважали западные оппоненты за прямоту, принципиальность и честность.

Двадцать четвертого августа, в девять часов пятьдесят минут вечера, дежурный офицер Коротеев найдет тело маршала Ахромеева в его кабинете 19«а» в корпусе 1-го Московского Кремля. Про самоубийство маршала позже очевидцы будут вспоминать, что, сделав петлю, Ахромеев повесился. Но петля порвалась, и через двадцать минут он пришел в себя. Привел себя в порядок, вышел из кабинета и нашел коллегу, у которого занимал деньги перед отпуском – двадцать рублей. Он вернул долг, возвратился в кабинет и снова повесился.

Никто не станет публиковать официальных сообщений о волне самоубийств, прокатившихся по всей стране. Выбросился из своей квартиры управляющий делами ЦК КПСС Кручина. Затем – прежний управляющий. Сразу после августовских событий был зафиксирован резкий рост суицидов и инфарктов среди пожилых людей в возрасте от шестидесяти лет. Для сравнения – только по Москве и Московской области в последнюю неделю августа общее число суицидов выросло более чем в три раза.

Ремарка

В Москве в возрасте 68 лет покончил жизнь самоубийством военный советник Президента СССР, член Комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и государственной безопасности, маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев. Бывший начальник Генерального штаба и первый заместитель министра обороны СССР, Герой Советского Союза, лауреат Ленинской премии, член ЦК КПСС.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Маршал Сергей Ахромеев был моим другом. Его самоубийство – это трагедия, отражающая конвульсии, которые сотрясают Советский Союз. Он был коммунистом, патриотом и солдатом. И я полагаю, что именно так он сказал бы о себе сам.

Адмирал Уильям Д. Кроул

Глава 4

Сразу после августовских событий во всех национальных республиках начались одинаковые процессы, словно получившие отмашку на подобные метаморфозы. Коммунистические партии республик самораспускались или переименовывались. Прежние ортодоксальные коммунисты с радостью превращались в убежденных демократов. Руководители республик неожиданно осознали, что сам Горбачев уже неопасен, а союзная власть всего лишь ничего не значащая фикция, с которой можно вообще не считаться. В результате повсюду торжественно принимались законы о суверенитете, союзное имущество конфисковывалось и республики объявляли о своей независимости.

Конечно, если посмотреть на эти события с позиций сегодняшнего дня, то становится понятным, что наиболее убежденными сторонниками независимости были прибалтийские республики и Грузия. Молдавия пыталась следовать их примеру, Армения была достаточно осторожна. Остальные воздерживались от подобных шагов даже после того, как двенадцатого июня девяностого года российский парламент провозгласил суверенитет своей республики. Все остальные республики аккуратно дождались августа девяносто первого, убедились сначала в полном бессилии бывшей союзной власти, затем в еще большем бессилии вернувшегося Горбачева и начали лихорадочно провозглашать собственные суверенитеты. Один за другим в Баку следовали указы о департизации правоохранительных органов, о союзном имуществе, о создании своего министерства обороны, о подчинении МВД и КГБ республиканским органам власти. В начале сентября прошли выборы президента республики, на которых был выдвинут только один кандидат – сам президент. Его единственный соперник от оппозиции демонстративно снял свою кандидатуру. Президента Муталибова выбрали с невероятным «запасом прочности» – почти в девяносто девять процентов проголосовавших за него от числа участников выборов.

Именно после возвращения Горбачева в Москву все республиканские газеты в Баку начали восторгаться победой демократов и гневно опровергать «провокации» в отношении президента республики, который якобы поддержал создание ГКЧП. Конечно, официально никаких заявлений сделано не было, но на самом деле руководитель Азербайджана, утомленный почти трехлетней необъявленной войной в Карабахе и армяно-азербайджанским противостоянием, конечно, был на все сто процентов за введение чрезвычайного положения и наведение порядка. Неспособный навести этот порядок, заболтавший все проблемы и уже не вызывающий доверия Горбачев был ему явно менее симпатичен, чем члены ГКЧП. Но в свете победившей демократии приходилось «перестраиваться».

Члены ЦК от Азербайджана торжественно вышли из уже несуществующего ЦК КПСС. Все напоминало грандиозный фарс или водевиль. Мурад видел, как меняются люди, как вчерашние члены партии торжественно выходили из нее, объясняя это своими демократическими взглядами. Некоторые «властители дум», уже выходившие из партии после январских событий девяностого, затем забравшие свои партбилеты обратно в марте, затем осенью снова сдавшие их, затем забравшие по второму кругу, теперь в третий раз заявляли о своем выходе из партии. Всех переплюнул один известный театральный режиссер из Москвы, который торжественно сжег свой партийный билет в прямом эфире. Никто не сказал эстету и интеллектуалу, что это выглядело не очень эстетично и достаточно пошло, ведь среди членов партии были миллионы честных, порядочных, смелых людей. Можно объявить о своем выходе, но не устраивать публичное аутодафе своему партийному билету, превращая трагедию в низкопробное шоу. Очевидно, чувство вкуса и меры изменило этому талантливому человеку, о чем он, возможно, потом сожалел. А может, и не сожалел, считая, что поступил правильно.

Рядом со зданием Союза писателей, размещенном в старинном особняке девятнадцатого века, находился другой особняк, в котором в тридцатые годы располагался Дворец пионеров. Затем это здание передали Союзу композиторов. Но в девяностом году было решено открыть в нем турецкое консульство, и композиторов, словно издеваясь, перевели в здание Дворца бракосочетаний. Турецкий консул Алтан Караманоглу в эти дни развернул особенно активную деятельность. Он почувствовал, что сможет стать послом в независимой республике Азербайджан. Турецкий консул, оказавшийся на этой должности, запомнился в республике своей поразительной активностью, граничащей с хамством. Он «крышевал» турецких бизнесменов, вмешивался во внутренние дела республики, уже при Народном фронте мог позволить себе демонстративно подзывать к себе членов Кабинета министров и громко распекать их в присутствии других министров и депутатов. Точкой в его карьере стало участие в заговоре против президента Гейдара Алиева, в котором он принял непосредственное участие. Но на Гейдаре Алиеве его «бурная деятельность» закончилась. Турецкий посол просто не рассчитал свои силы, так и не осознав, на кого нарвался, и был вынужден спешно покинуть Азербайджан, оставив по себе недобрую память. Всем последующим послам Турции приходилось исправлять ошибки этого зарвавшегося дипломата.

Спустя некоторое время справедливость будет восстановлена, турецкое посольство переедет в новое здание, а бывший Дворец пионеров и бывшее посольство Турции возвратят Союзу композиторов республики, которые вернутся в родные пенаты спустя полтора десятка лет вынужденных скитаний.

На четырнадцатое сентября в Баку был объявлен чрезвычайный съезд Коммунистической партии Азербайджана. Мурада Керимова, как секретаря Союза писателей республики и кандидата в члены ЦК, пригласили на этот последний съезд, который оказался тридцать третьим по счету. С самого начала было понятно, что здесь собрались для ликвидации партии, и никакие возражения не смогут изменить этого намерения. Мурад успел переговорить с заведующим отделом пропаганды Расимом Агаевым, который прежде был известным журналистом. Агаев доказывал, что сохранение партии просто невозможно.

– Я стал кандидатом в члены партии в Афганистане, – говорил Мурад. – Нам тогда казалось, что это самая большая награда за наши испытания. И мы все еще верили в нашу способность что-то изменить. А теперь вы считаете, что нужно закрыть партию с такой историей и традициями.