Рандеву с Валтасаром

– Здесь еще и дипломаты, – сказал Дронго, услышав слова Томаса Вольфарта о том, что все заинтересованные страны выразили согласие с проектом, а на сегодняшней пресс-конференции присутствуют представители многих стран Европы, участвующих в «Экспрессе».

Дронго обратил внимание на Пацоху. Польский представитель обычно ходил в джинсовом костюме. У него была колоритная внешность, светлые глаза, небольшая щетина на аристократическом, несколько удлиненном лице и серьга в левом ухе. Словом, его можно было принять за кого угодно, только не за полковника польской разведки.

К нему подсела молодая красивая женщина. У нее были длинные до плеч каштановые волосы, курносый носик, миндалевидные глаза и мягкие губы. Женщина, почувствовав на себе взгляд, обернулась и, увидев пристально смотревшего на нее Дронго, чуть покраснела.

– Ты так смотришь на эту девочку, что можешь сделать в ней дырку, – раздался за спиной хрипловатый голос.

Дронго обернулся. Рядом стоял Павел Борисов. С болгарина можно было рисовать древних греков: курчавые темные волосы, прямой нос, заросшее темной бородой лицо, большие выпуклые глаза. Он был среднего роста, но из-за своей колоритной внешности казался выше.

– Постараюсь не причинять ей вреда, – пошутил Дронго. – А ты не знаешь, кто это такая?

– Это тебя так волнует? – подозрительно прищурился Павел. – Или тебя волнует любой, кто оказывается рядом с Яцеком?

– Ты что, его личный телохранитель? – парировал Дронго. – Меня интересует красивая женщина, а не твои сентенции. Кто она такая?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Борисов. – Может быть, местная журналистка. Хотя на испанку она совсем непохожа. Может, она полька? Так говорят по-русски? Нет, кажется, правильно будет «полячка»?

– Ты поразительно хорошо знаешь русский язык, – заметил Дронго, – и говоришь достаточно чисто для болгарина.

– Я переводил Бунина и Набокова на болгарский язык, издавал Пастернака и Мандельштама, – заметил Павел.

– Прекрасно. – Дронго увидел, как молодая женщина попрощалась с Яцеком и пошла к выходу. Извинившись перед Борисовым, он поспешил за ней.

Незнакомка уже вышла из зала, когда он ее догнал. По-польски он знал лишь несколько слов. У нее была славянская внешность, Борисов не ошибался, она была явно не испанка.

– Прошу бардзо, – начал по-польски Дронго.

Женщина обернулась. В ее глазах было любопытство. «Интересно, что общего у нее с Яцеком Пацохой?» – подумал Дронго.

– Вы говорите по-русски? – спросил он неожиданно. – Такая красивая женщина должна знать и другие языки.

Незнакомка улыбнулась. Ей был приятен комплимент.

– Я говорю по-русски, – ответила она, – и могу понять, когда мне говорят комплименты.

Она говорила не просто хорошо, она даже правильно ставила ударения, что не всегда делали поляки, даже в совершенстве владеющие русским языком.

– Потрясающе, – пробормотал Дронго, – я обратил на вас внимание еще в зале.

– Я заметила, как вы на меня смотрели, – сказала она, – извините, но я тороплюсь на работу.

– Это вы извините меня, – пробормотал Дронго, – но отпускать такую красивую женщину было бы непростительной глупостью с моей стороны. Может, мы с вами встретимся?

– Я не могу, – ответила она, – я должна вернуться в наше посольство.

– Вы работаете в посольстве? – понял Дронго. – Вы дипломат?

Она замерла. Кажется, ей было неприятно, что она проговорилась.

– Да, – наконец сказала она, чуть подумав, – я работаю в посольстве. В польском посольстве. Но я не дипломат. Я только на… Как это по-русски… на стажировке. Я приехала в Мадрид только на один год.

– Как мне повезло, – сказал Дронго, – значит, у нас есть повод сегодня вечером встретиться.

– Почему? – поинтересовалась она.

– Вы знаете Мадрид и можете порекомендовать мне самый хороший ресторан в городе.

Она усмехнулась.

– Самый хороший ресторан – это самый дорогой ресторан, – сказала она с некоторый практичностью. И, чуть подумав, добавила: – Это, наверно, ресторан в отеле «Ритц».

– Вот и прекрасно, – сказал Дронго, – я приглашаю вас вечером приехать в отель «Ритц». К семи часам вас устроит?

– В «Ритц»?

Она явно заинтересовалась этим наглым незнакомцем. И смерила его взглядом с головы до ног. Он был одет в светлые брюки, купленные в лондонском «Харродсе». Обувь и ремень были от Балли. Собственно, он никогда не носил ремни другой фирмы и не надевал другой обуви. Очевидно, она осталась довольна осмотром, но, тем не менее, с прежней практичностью спросила:

– У вас так много денег, чтобы ужинать в «Ритце»?

– У меня хватит денег, чтобы пригласить вас на ужин. – усмехнулся Дронго, – можете не беспокоиться. В крайнем случае, мы заплатим вдвоем.

– Я не смогу заплатить, – сразу ответила она, но, поняв, что он пошутил, улыбнулась и спросила: – Как вас зовут?

Он назвал свое имя. Затем добавил:

– Вообще-то все называют меня Дронго.

– Это такое красивое имя?

– Название птицы.

– Интересно, – вежливо сказала она, – а меня зовут Моника. Моника Эклер.

– У вас красивое имя и необычная фамилия. – заметил Дронго.

– Я полька. Мой отец чистокровный поляк, а мама была наполовину белоруска. Так можно говорить?

– Лучше сказать – из Белоруссии. Теперь я понимаю, откуда вы знаете русский язык.

– Я училась в школе лучше всех. Я сдавала специальный экзамен по русскому языку, – сказала Моника, – и у меня были только пятерки.

Дронго не стал уточнять, почему она сказала о матери в прошедшем времени и где именно она сдавала специальный экзамен. Все это можно было узнать сегодня вечером за ужином. Он уже обратил внимание, что при выходе из зала, на ступеньках, сидела симпатичная украинка и читала книгу. Она подняла голову и смотрела на Дронго и Монику.

– Значит, договорились? – спросил Дронго. – В семь часов у ресторана «Ритц»?

– Хорошо, – кивнула Моника, – я обязательно приду.

Проводив ее до выхода, он подошел к украинке. Это была Екатерина Вотанова, аттендант украинской группы. Она была чуть ниже среднего роста, ходила обычно в брюках, носила короткую прическу, явно придав своим темным волосам красноватый оттенок, имела не совсем характерный для украинки нос с горбинкой, упрямые тонкие губы и красивые светло-зеленые глаза. Дронго поразил ее внимательный взгляд еще при первой встрече. Вотанова находилась в поездке вместе со своим молодым мужем – поэтом Андреем Бондаренко. Ей было двадцать четыре, а мужу двадцать шесть. Дронго вспомнил, что про эту семейную пару ему говорил Вейдеманис.