Несекретные материалы

Мужик заколебался.

– Не дергайся, – успокоила я его, – сейчас выйдем из квартиры, и иди на все четыре стороны, ты мне на фиг не нужен…

Аферист вздохнул. Как все мошенники, он был трусоват и совершенно не хотел общаться с представителями закона.

– Нашел, – выпалил он любимую отговорку карманников.

– Ладно, – покладисто согласилась я, – боюсь только, что, если станете придерживаться такой версии, будет трудно отмазаться от соучастия в похищении человека.

Мошенник посерел.

– Ну правда нашел!

– Где?

Казанова принялся каяться. Всю жизнь он конфликтует с законом, но сидел только один раз, да и то совсем недолго. «Специальность» у мужчины редкая – брачный аферист. Правда, до женитьбы дело, как правило, не доходит. Мошенничество отработано до деталей. Изучаются объявления и картотеки агентства, куда «Базиль» является под видом жениха. В первую очередь его интересуют бабы между сорока и пятьюдесятью.

– Самый тот возраст, – растолковывал «Корзинкин» свою технологию, – либо вдова, либо разведенка. Прекрасно понимают, что поезд уходит, и готовы на все.

Но мошеннику нужны деньги или драгоценности. Поэтому, напросившись к «объектам» в гости, он так строит разговор, что жертвы сами показывают, что и где хранят. Дальше просто: несколько таблеток в чай, и «невеста» спит глубоким сном. Впрочем, с особо симпатичными он мог сначала лечь в койку. Во всяком случае, итог всегда был один и тот же: бедные бабы просыпались утром в ограбленной квартире. Почти все они поголовно не спешили в милицию. Было как-то стыдно признаваться в собственной глупости. Впрочем, и негодяй работал осторожно. Два раза одно агентство не посещал, стараясь найти во время единственного визита как можно больше кандидатур. На руках у подлеца находилось несколько паспортов, и он представлялся попеременно то Александром, то Владимиром, то Николаем…

Дней восемь тому назад судьба забросила его в абсолютно нищую квартиру. Напоив хозяйку «коктейлем», мерзавец методично обшарил комнатку и кухоньку. Ну просто ничего не нашлось, даже завалященького колечка или цепочки. Только в шкафу висела вызывающе роскошная дамская сумка из крокодиловой кожи. Она смотрелась среди жалких платьиц как шикарная гостья в бальном наряде среди нищенок. Аферист ушел, прихватив ридикюль.

Дома он методично изучил добычу и был разочарован. Внутри лежал тонкий дорогой носовой платок, сумочка с хорошей косметикой, флакончик французских духов и коробочка ментоловых пастилок. Больше ничего – ни кошелька, ни портмоне, ни конверта с деньгами… Обозленный, он хотел было зашвырнуть ридикюль в угол, но нащупал пальцами за подкладкой какой-то плоский предмет. Через секунду обнаружился ловко спрятанный потайной кармашек. Предвкушая добычу, аферист вытащил паспорт на имя Корзинкина. Мужик на фотографии походил на него, такие же глаза и волосы. Короче, на следующее утро он явился в очередное агентство уже «Базилем».

– У кого упер сумочку?

– Зовут ее Майя.

– Где живет?

Мужчина принялся соображать и наконец выдал адрес – большой кирпичный дом возле метро «Аэропорт», этаж последний, а вот квартиру не запомнил – то ли девяносто пять, то ли девяносто семь, да и не к чему записывать было…

– Сумку куда дел?

– Зое подарил, – признался кавалер.

– Неси сюда.

Мошенник ткнул пальцем куда-то в сторону подоконника.

– Возьми там.

Я подошла к окну и увидела большую сумку из крокодиловой кожи. Вызывающе дорогая вещь. Такую не возьмешь в руки, если нет подходящего делового костюма, а главное, стильной обуви. Модельеры во всем мире считают, что туфли и сумочки следует выдерживать в одном стиле.

За моей спиной раздался стук двери. Я быстро обернулась. Комната опустела – мошенник убежал от греха подальше, бросив на диване паспорт Базиля. Я подобрала книжечку и, сунув под мышку сумку, двинулась на выход. Не хватало только, чтобы сейчас вернулась Зоя и принялась рыдать.

Возле метро «Аэропорт» было два желтых кирпичных дома. Ноги подняли меня на последний этаж того, что разместился слева от площади. Лифт не работал. На площадку выходило три двери: девяносто пять, девяносто шесть, девяносто семь. Я принялась названивать в первую. Высунулась толстая морда со стеклянными глазами.

– Майя тут живет?

– Какой май, – икнула личность, испуская жуткие миазмы, – ноябрь на дворе давно, зима скоро, пора туалет утеплять…

Ну, с таким не договоришься, и я ткнулась в следующую квартиру.

Благообразная старушка методично объяснила, что во всем подъезде нет ни одной Майи. Пришлось идти в другое здание. Там оказалось два подъезда и на последних этажах квартиры под совсем другими номерами. Вернувшись в первый дом, я позвонила в девяносто седьмую квартиру. Сначала раздалось бойкое тявканье, потом на пороге появилась маленькая, худенькая, даже изможденная женщина. На руках она держала бело-черную собачку неопределенной породы.

– Вы Майя?

– Да, а вы от Маргариты Львовны? Проходите.

Мы пошли в комнату. Здесь из всех углов кричала бедность, даже нищета. Чистенькая, аккуратная, пытающаяся свести концы с концами. Простенькая, старая, натертая воском «стенка», потрепанный диван и кресла, прикрытые отглаженными накидками, палас, повернутый так, что самое протертое место оказалось под обеденным столом. Сама хозяйка явно недоедала, лет ей, очевидно, около пятидесяти, а выглядит старушкой. Впечатление усиливал идеально выстиранный байковый халат и шерстяные самовязаные носки. В комнате тепло, но голодный человек постоянно мерзнет.

– Не сомневайтесь, – принялась заверять женщина, – я хорошая домработница и беру недорого, а то, что худая, так это даже лучше, везде пролезу, в любую щелочку.

Она с надеждой посмотрела на меня беззащитными глазами побитого щенка.

– Только что говорила с вашей соседкой, так она заверяла, что в подъезде нет ни одной Майи…

– Наверное, к Алевтине Макаровне позвонили, – улыбнулась женщина, – бедняга давно в маразме, ничего не помнит, все путает, сколько раз с улицы приводили, квартиру найти не может. Сейчас паспорт покажу.

Я повертела в руках документ – Колосова Майя Ивановна, год рождения 1964-й. Ей всего тридцать пять! Лохматая собачка принялась с шумом обнюхивать мои туфли. Почему-то стало безумно жаль и ее, и хозяйку. Но делать нечего! Вздохнув, достала роскошную сумку и, шлепнув ее на стол, поинтересовалась:

– Ваша?

Личико Майи окончательно скукожилось, и она стала похожа на морскую свинку. Щеки вспыхнули огнем, а из глаз полились слезы. Всхлипывая и шмурыгая носом, женщина простонала:

– Господи, первый раз в жизни бес попутал.

Она отчаянно рыдала, собачка нервно поскуливала. Я пошла в кухню и открыла старенький «ЗИЛ» в надежде найти валерьянку или валокордин. На железных полочках было пусто, только на дверце белело одно-единственное яйцо. Я заглянула в хлебницу – несколько кусков ржаного хлеба…

Из комнаты перестали доноситься рыдания, и, вернувшись туда, я увидела, как Колосова, закатив глаза, падает на безупречно вычищенный палас. Я кинулась к бедолаге. Но ни похлопывания по щекам, ни холодная вода, вылитая за шиворот, не возымели действия. Майя не приходила в себя, и ей явно становилось хуже. Набрав 03, я попыталась приподнять голову упавшей, но испугалась того, как посерели запавшие щеки, и оставила попытки. Успокаивало только то, что несчастная дышала. Ждать, к удивлению, пришлось недолго. Минут через пятнадцать, гремя железным чемоданчиком, вошли две грузные одышливые тетки. Без всякого сожаления они уставились на лежащую Майю. Потом одна, кряхтя, наклонилась и объявила:

– Верка, готовь обычную.

Вторая довольно ловко скрутила головку какой-то ампуле, и бабы принялись тыкать в хозяйку иголками. После третьего укола щеки Майи покинула трупная желтизна, губы из белых превратились в розоватые, и мутноватые глаза приоткрылись.

– Значит, так, – велела докторица, – дать немедленно горячего чаю с сахаром, белый хлеб с маслом, а лучше кусок хорошего мяса с картошкой или рыбу, в общем, покормите как следует. Вон как скрутило!

– Что с ней? – робко спросила я.

– Недостаток массы тела, истощение, голодный обморок, – равнодушно пояснила тетка, захлопывая чемодан. – Сейчас сделаем необходимые уколы, но, если не поест, опять с копылок съедет.

– Давайте поднимем ее на диван, – предложила я.

Бабы поглядели на меня.

– Сейчас очухается и сама встанет, тяжело ведь!