Буря в стакане беды

Гришин взял со столика бутылку воды, начал наполнять стакан и продолжил говорить:

– Свадьбу мы сыграли тихую. Узнав о национальности своей невесты, я ожидал, что тетя Шура захочет закатить пир на весь мир, позовет кучу гостей из всех городов. Но в загс мы с Зиной пришли вдвоем. Шуша встретила нас дома. Я удивился, спросил у Зины: «А где твои родные?» Она ответила: «У меня только мама, больше никого нет. Разве ты когда-нибудь у нас в доме видел родственников?»

Гришин опустошил стакан.

– Клавдия, моя мама, была директором хлебозавода. Семен, отец – один из лучших в деле починки самолетов, вертолетов. Он постоянно в командировки уезжал, домой возвращался, как в гости, на день-два – и опять по стране колесить. Мать на своем рабочем месте находилась с рассвета до заката. Я, семилетний, сам в школу ходил, на шее носил шнурок с ключом от квартиры. Бреду домой, а Шуша из своей будки кричит: «Мотя, пошли скорее обедать!» И ведет меня к себе. Накормит вкусно, на ночь я у нее оставался, когда мама где-то пропадала. Тетя Шура мне папу с мамой заменила. Несколько раз пытался узнать, почему она не общается с родственниками, отчего у нее друзей нет. Она только рукой махала: «Матюша, близкие выпить любят, погулять, а я на вино даже не смотрю. И когда с приятелями время проводить? Работать следует». Но потом, когда я уже совсем вырос, Шуша мне рассказала правду.

Она до пятнадцати лет жила в цыганском таборе. Но ее там не любили, за свою не считали, потому что мама родила ее от русского парня, не ромалэ. Ребенка не обижали, не били, цыгане детей любят, но окружающие считали Шуру вторым сортом. Сядет семья обедать – Шуше тарелку последней дают. Обновки ребятам принесут, а Шурочке достанутся чьи-то старые вещи. Не хвалили ее, не обнимали, не целовали. Но и не били, не унижали, жила девочка в сытости, тепле, одета, обута, по-цыгански отлично говорила. Но… не любили ее.

Положение изменилось, когда Шурочка в одиннадцать лет осмелилась запеть на празднике. Голос у нее оказался уникальным, настоящее оперное сопрано, мощное, чистое. В тот день ее впервые похвалили, расцеловали. И начала Шурочка выступать везде, где велели.

Когда ей исполнилось пятнадцать, мама сказала дочери правду:

– Ты не настоящая цыганка. Меня изнасиловали на празднике у богатых русских людей, где я пела. Кто твой отец, не знаю, несколько человек мною попользовались. Хорошо, твой дедушка всем в таборе рот заткнул, сказал: «Кто о ребенке хоть одно плохое слово скажет, косо на него посмотрит, тот со мной дело иметь будет».

Шурочка обомлела от такой новости, а мама продолжила:

– Внешне ты прямо цыганка, но все знают, что наполовину ты не пойми кто. В нашем таборе для тебя счастья нет. Не знаю, как у других цыган, а у нас никто тебя замуж не возьмет. Езжай в Москву. Вот тебе адрес Николая, он поможет.

Шурочка послушалась маму, отправилась в город. Мужчина оказался айсором, очень добрым. Он обучил девушку искусству чистильщика, посадил в будку у метро. И все стали считать Шурочку айсоркой. Все, кроме московских ассирийцев. Диаспора знала, что Шура цыганка. Отношение к девушке сложилось, как в таборе. Ее не обижали, помогали ей, но за свою не считали. Если другим подросткам старшие могли иногда и подзатыльник дать, отругать их, то Шурочке только улыбались, даже замечания не делали. Но разве так старшие ведут себя с детьми? Порой мелким достается на орехи. Вежливость давала понять, что Шура не родная. А девушка не пыталась дружить с другими чистильщиками, она просто работала.

Потом вдруг судьба ей улыбнулась – появился постоянный клиент, импозантный мужчина в возрасте. Он стал ухаживать за юной красавицей, та ответила взаимностью. Любовник поселил Шуру в хорошей квартире, покупал подарки, вел себя ласково. Девушка искренне полюбила человека, который годился ей в деды. Ну и в конце концов молодая женщина поняла, что ждет ребенка.

Когда кавалер услышал, что любовница беременна, он признался:

– Я женат, развестись не смогу.

– Поняла, – тихо ответила Шура. – Не волнуйся, беспокоить не стану, исчезну из твоей жизни.

Спустя несколько месяцев в будке чистильщицы появилась немолодая дама, спокойно представилась:

– Я Анастасия Федоровна, жена Владимира Сергеевича. Пришла с предложением. Перепишу на тебя кооперативную квартиру покойной свекрови. Она небольшая, две комнаты, неподалеку отсюда расположена. Район хороший, люди вокруг приличные. И пока я жива, буду деньги на воспитание ребенка давать. Но есть условие: ты никому никогда не скажешь, кто отец малыша. Если начнут любопытные приставать, отвечай: «Он из наших, из цыган. С табором ушел, а я осталась».

– Хорошо, – согласилась Шурочка, – спасибо.

Анастасия Федоровна выполнила все обещания. Она же, поняв, что у шестилетней Зины есть голос и слух, пристроила девочку в музыкальную школу, а потом помогла ей поступить в Консерваторию.

Зина считала тетю Настю старшей подругой мамы. Своего отца, Владимира Сергеевича, малышка никогда не видела. Правда ей открылась уже позже, и тогда же пришла информация, что ее биологический отец – очень известный оперный певец мировой величины.

Наш посетитель склонил голову к плечу.

– Гены порой складываются причудливой мозаикой. Но! Отлично знаю, что все мои предки – малограмотные люди, бывшие крепостные. Хорошо, если образование у них – два класса церковно-приходской школы. Первыми, кто получил хорошее образование, стали мои отец и мать. А Зина первая в своем роду получила диплом Консерватории. Тетя Шура добрая, ласковая, по-житейски мудрая. Да, читает по складам, пишет еле-еле. Но у нее талант к пению, который у цыган в крови. Мать у Зины голосистая, и отец – оперная звезда. Ясно, почему жена оказалась на сцене. С моей стороны папа-технарь, а у него в роду сапожник и портниха. Я МАИ окончил, в отца пошел. Вопрос: почему мои дочки не имеют никакой тяги к музыке? Слуха у них нет, обеим медведь на уши наступил.

Матвей покачал головой.

– Это удивляло, но не волновало. Но когда понадобилось переливание крови, выяснилось, что дети не имеют ни малейшего отношения ко мне. Никогда не сомневался в верности жены, полюби Зина другого – она откровенно об этом скажет, не станет ни с кем тайком встречаться. Супруга прекрасно зарабатывает, материально независима, ее не надо содержать. Я тоже не бомж. Нас соединяют любовь, уважение и до сих пор горящая страсть. Если у кого-то из нас костер погаснет, просто обсудим, что нам делать. Мы не хотим унижать друг друга обманом.

Я посмотрела прямо в глаза посетителю.

– Вы не отец. А Зинаида мать?

– Она ДНК-анализ не сдавала, – признался Матвей Семенович. – Но, говорю же вам – измена со стороны супруги невозможна! И я присутствовал при родах!

– А чего вы хотите от нас? – спросил Степан.

– Ответ на свой вопрос, – уже спокойнее объяснил Матвей. – Если Вера и Наташа не мои родные дочки, то где мои кровные дети? Случайно подменить двойняшек трудно. Допускаю, что одного ребенка могут с другим спутать. Но сразу двоих? На мой взгляд, подобное маловероятно. И Зина рожала дома, что точно исключает возможность совершения ошибки с младенцами. Предположение, что врач и его помощницы принесли с собой к нам двух новорожденных, которые мирно спали, поджидая, когда их положат в чужие колыбельки, лично мне кажется фантастическим. И повторю – я лично присутствовал при родах, лично перерезал пуповину.

– Может, вы проходили через ЭКО? – тихо спросила я.

– Нет, – отверг мое предположение Гришин. – По старинке детей сделали, дедовским способом.

– Девочки после родов остались дома? – поинтересовался Степан.

– Где ж им быть? – удивился посетитель. – До двух лет у них была одна детская – так удобнее ухаживать за малышками. Потом у каждой появилась своя комната.

– Вы поняли, что они не родные, только после анализа ДНК? – продолжал мой муж. – Раньше такие мысли возникали? Может, они совсем на вас не похожи внешне?

– Обе темноволосые, кудрявые, с карими глазами. Жена такая же. Да и я не блондин. Никаких сомнений не испытывал.

Глава четвертая

– Интересная ситуация, – заметил Степан. – Есть у тебя предположение, зачем менять детей?

– Они появились на свет дома, – начала я рассуждать вслух. – Невозможно случайно перепутать двойняшек с такими же детьми, которые только появились на свет. А вот спустя пару дней подобное проделать могли – младенцы первое время все друг на друга похожи. Принесли в сумке других новорожденных. Вероятно, в деле участвовала няня…

И тут раздался звонок. Степан принял вызов, некоторое время молча слушал, потом произнес:

– Степан Дмитриев, владелец агентства помощи невинно осужденным.

Муж снова примолк. Некоторое время он слушал собеседника, потом сухо добавил:

– Понял вас. Но человек, который подписывал договор, предъявил паспорт. Возможно, вы полные тезки.

Договорив, Степан вспомнил про громкую связь, и тут в кабинете зазвучал… голос только что ушедшего клиента.

– Не знаю, кто вы и с какой целью занимаетесь дурачеством. Я ничего оплачивать не стану. Приеду – разберусь с вами.

Повисла тишина. Степан посмотрел на телефон, потом повернулся ко мне:

– Что это было?

– Понятия не имею, – ответила я.

– Сейчас отправлю ему фото подписанного договора и записи с камер на первом этаже, – процедил супруг.

Потом он ткнул пальцем в кнопку переговорного устройства.

– Слушаю, Степан Валерьевич, – отозвалась наша помощница Марина.