Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х

Но я лучше попытаюсь рассказать все по порядку, вдобавок и мне нужно разобраться во всем, что было сказано, решено, прочувствовано.

Итак…

Вчера к нам пришла Е. В.[16 - Е. В. – Евгения Васильевна Можаровская, приемная дочь В. Яна, театровед. См. ПамЗ, с. 78, 130–131.] и привела с собой критика Ярополка Семенова[17 - Семенов Ярополк Александрович (1906–1950) – поэт, критик. В 1948 был арестован за «контрреволюционную пропаганду» и через два года расстрелян. Упоминается в мемуарной литературе о Марине Цветаевой. См. ПамЗ, с. 131–133.]. Это молодой человек (лет около тридцати), высокий, красивый с живыми глазами. Пришел он к нам впервые и сразу внушил к себе всеобщие симпатии. Судя по виду его и речам, он кажется человеком искренним, живым, увлекающимся. Я, по крайней мере, просто влюблен в него. Он первый судил меня и указал мне мое место, мое призвание и мой путь.

Я начал читать ему стихи. Первыми прочел я песни из «Спартака»[18 - «Спартак» – драма в стихах по мотивам одноименного романа В. Яна.]. Он прослушал внимательно и сказал: «В этих песнях мне нравятся две вещи. Во-первых, честная работа. Эти песни похожи на хороший перевод, кропотливо и честно сделанный. В них не видно еще самостоятельности, но если эта честность останется у тебя и впредь, то ты сможешь много сделать. Во-вторых, мне понравилась сама подача Рима. Обычно он изображается в напыщенно-торжественных строках, а тут видно действительное нутро его».

Я принялся читать дальше. Прочел «Жакерию»[19 - «Жакерия» – ранняя поэма ДС о крестьянском восстании во Франции (XIV в.); см. также комментарии к 1941 году (#litres_trial_promo).]. Она тоже вызвала благосклонный отзыв.

После эпики я принялся за лирику. Прочитав «Блуждания», я взглянул на него. Лицо его было сурово. «Знаешь что, а это хуже, гораздо хуже. Стихотворение это звучит протестом против всех блестящих формальных достижений. Я согласен, что современная поэзия тенденциозна, но не следует игнорировать хорошего. Эти мысли твои вложены в рамки традиционного классического стиха. Ты сбился с пути. Вот, например, твои анапесты идут к Надсону[20 - Надсон Семен Яковлевич (1862–1887) – популярный в конце XIX века поэт.]. Если ты пойдешь слепо – ты пропал».

Ну разве не прав он? Я обещался ему сойти с дорожки и протаптывать ее сам.

Мы долго говорили еще потом. Я не могу описать всего того, что сказал он. Я приведу только отрывки, которые запомнились мне, которые я поставил себе как вехи к достижению своей цели.

«У тебя несомненно глубокий дар, но если ты хочешь чего-нибудь добиться, то должен честно и упорно работать. Ты будешь велик только тогда, когда потомство сможет сказать: он был образованнейшим человеком своей эпохи».

«Поэт должен быть так же недоверчив к себе, как и самоуверен».

«У тебя, мне кажется, большая воля. Хорошо, что ты веришь в себя».

«Принимай во внимание все мнения, но знай себе цену».

Папа спросил: «Ну что, можно ли пить за будущего поэта?» И он ответил: «Да».

Так значит – я поэт!!! Хо-хо! ПОЭТ!

Расстались мы лучшими друзьями. Вот человек, который дал мне мой катехизис.

Талант мой он охарактеризовал так: «У тебя талант не как у Есенина. У того он бил ключом. В тебе он скрыт. Его талант – самородок. Твой талант – золотой песок. Много труда и времени нужно, чтобы извлечь из него золото. Ты не будешь как Есенин, ты будешь как Гёте».

Я и Гёте! Прекрасное сочетание!

24.01

Позавчера был у Ярополка. Он читал свою новую повесть. Он хороший критик. Но плохой писатель. Я думаю через него познакомиться с Кирсановым[21 - С Кирсановым Семеном Исааковичем (1906–1972), поэтом, в ту пору близким к кругу Маяковского, ДС познакомился только спустя пару десятилетий. См. ПамЗ, гл. «Кирсанов».].

28.01

Занялся древностью и стихами. К величайшему удивлению Жоржа[22 - Жорж – Георгий Васильевич Острецов (1919–1984), друг ДС с дошкольных лет, а потом одноклассник. Впоследствии кандидат технических наук, доцент СТАНКИНа. См. ПамЗ, с. 123–128.], увлекся Ксенофонтом[23 - Ксенофонт – древнегреческий писатель и историк V–IV в. до н. э.] и Полибием[24 - Полибий – древнегреческий историк III–II в. до н. э.]. Давно уже хотел я заполнить свой пробел в истории и надеюсь успешно это сделать.

Кроме того, принялся за драмы Сенеки[25 - Сенека Луций Анней (ок. 4 г. до н. э. – 65 г. н. э.) – римский философ и писатель.]. Прочел «Медею». По правде сказать, скучновато. Впрочем, может быть, что в древности эти недостатки были достоинствами. Во всяком случае, длиннейшие монологи утомляют, хоры, не менее длинные, раздражают, диалоги искусственны, движения нет…

Перевожу отрывки из Гюго.

30.01

Я взял незнакомую книгу незнакомого писателя и хочу составить себе о нем определенное представление. Человек этот – Игорь Северянин. О его сборнике «Громокипящий кубок»[26 - «Громокипящий кубок» – стихотворный сборник Игоря Северянина, наст. имя – Лотарев Игорь Васильевич (1887–1941); издан в 1913 г.] и буду писать я сегодня.

Так всегда бывает у больших талантов, в периоды безвременья, реакции, упадка, декадентства. Человек начинает жить только собой, он начинает презирать мир, ему кажется низким человек и бедным его язык. Он изобретает свой язык, свои слова, чтобы изобразить свои чувства. Такими словами изобилуют поэмы Северянина.

Поэт одинок и затравлен, поэтому мы многое можем простить ему, но нельзя не признать его блестящим поэтом и тонким мастером формы. Его «Рондели», «Nocturno», «Квадрат квадратов» и многие другие вещи сделаны изумительно. Ими хочется любоваться, как маленькими, тонкими и хрупкими фарфоровыми вещицами.

Замолкнули взволнованные губы.
Ушел поэт, страдалец, человек.
Он выпил, как громокипящий кубок,
Свой пьяный грезами и вдохновенный век.

22.04

Я совсем не так увлечен Пушкиным, как им увлечены другие. Я согласен, что он большой талант, даже замечательный талант, что он создал русский литературный язык; но к чему же преувеличивать его значение? Зачем называть «единственным в мире гением»? По своим идеям Пушкин не очень высок и порой выражает прямо реакционные мыслишки. А тут за несколько стихотворений, написанных в период юношеского увлечения, его провозглашают чуть ли не революционером.

По совести говоря, Пушкина создал Белинский. Он, конечно, создал великое дело, конечно, воздал должное Пушкину, но он же положил начало нескончаемой идеализации его. В этом отношении Писарев рассуждал гораздо более здраво, хотя и не совсем верно. По существу, кого мы можем считать гением? Человека, ведущего мысли и чувства своей эпохи, человека, открывающего будущее. Есть гении науки, есть гении чувства своей эпохи, человека, открывающего будущее, все они ведут к нему человечество. Эдисон, Гюго, Сталин, Леонардо да Винчи – гении, и у всех у них есть одна отличительная черта – они открывают, предугадывают, синтезируют будущее. Гении – это вехи, это могучие мысли, по которым отмеряет свои шаги человечество.

А что же мы видим в Пушкине, какими мыслями проникнуто его творчество? Что есть в нем еще, кроме поразительной легкости и игривости стиха? Возьмем «Евгений Онегин», эту вершину, этот апогей всего творчества поэта.

Вот перед нами сам герой, этот идеал Пушкина. Что представляет он собой? Пустой, бездушный, подлый и пошлый светский фат, без мыслей, без желаний, с одним нескончаемым притворством. И этот посредственный тип нравится Пушкину как герой, он всячески идеализирует его. Вот она вершина пушкинской мысли! Его замечательный художественный талант не искупает бедности идей.

Пушкин – поэт исключительно русского значения. Стихи непереводимы, переводимы только мысли, а поэтому стихи Пушкина в переводе будут звучать как самые посредственные штучки дюжинного поэта. Мы читаем «Чайльд Гарольда»[27 - «Чайльд Гарольд» – имеется в виду поэма Дж. Байрона (1788–1824) «Паломничество Чайльд-Гарольда» (1812–1818).]