Путешественница. Книга 2. В плену стихий

– Там я и расстался со своими ногтями. – В это трудно было поверить, но ногти мистера Уиллоби, бывшие когда-то длиной в фалангу пальца, сейчас были обрезаны под корень. – Так было нужно, потому что я не мог избавиться от золотых да-ци иначе: они были вделаны в ноготь.

Ему повезло: неподалеку крестьянин сушил одежду, и китаец украл ее, чтобы поменять платье, оставив непригодные в хозяйстве ногти, расписанные иероглифами. Он шел к морю, покупая еду, пока была такая возможность, но деньги не успели даже кончиться: его ограбили разбойники, правда, оставив его в живых.

– Мне, мандарину, привыкшему есть из золотой посуды, приходилось воровать еду или голодать, когда не удавалось ничего украсть. Ветер удачи все-таки настиг меня, и мне повезло найти торговцев снадобьями. Они шли на ярмарку, и мы договорились: они кормили меня и давали возможность переночевать, а взамен я придумывал красивые надписи для ярлыков на пузырьках и баночках и писал зазывающие слова на их флагах и вывесках.

Таким образом добравшись до моря, мистер Уиллоби проник в порт, где хотел наняться на какой-нибудь корабль, но его воспитание подвело его, поскольку чтобы вязать морские узлы и крепить снасти, нужно иметь пальцы, привычные к грубой работе, а китаец, конечно же, не знал ничего, кроме кисточки и туши. Его целью было удалиться от берегов Китая как можно дальше, для чего следовало попасть на корабль, уходивший на запад. Самым «варварским» был корабль «Серафина», имевший портом приписки Эдинбург. На него-то и пробрался мистер Уиллоби, спрятавшись в трюме.

– То есть ты хотел оставить родные края навсегда? Это требует большой смелости, – заметил Фергюс.

– Император не хотеть отпустить моя. Моя бежать или умирать, – отрезал китаец по-английски.

Моряки завздыхали, представив такую беспощадную власть, и умолкли. Наконец воцарилась тишина, которую нарушали только скрип снастей и звуки ночного океана. Мистер Уиллоби смог спокойно допить грог из кружки, стоявшей между его ног. Затем он тронул Джейми за плечо, показывая, что хочет снова говорить.

– Интересно, но вторая жена любила мои стихи, где я описывал чувственную любовь к женщине. Выходит, она желала иметь меня и мои творения, но не понимала того, что требует уничтожить то, что ей так нравится.

По адресу второй жены императора был отпущен ядовитый смешок.

– Я живу в противоречиях: желая сберечь мужское начало, я потерял все то, что имел прежде – честь, средства, родину. Моя родина – это не просто горные склоны Монголии, где растут голубые ели, и не просто южные равнины, и не только реки, полные рыбы. Моя родина – это я сам и мои предки. А сейчас мои родители обесчещены, а на могилы предков никто не приходит! Некому воскурить фимиам перед ними, и некому зажечь свечи. Нет более ни красоты, ни гармонии. Золотые знаки моих стихов ваши невежественные соотечественники принимают за куриное кудахтанье, а я… Кто здесь я? Нищий или шут из балагана стоят выше меня. Но я не умею и не могу позволить, чтобы из моего рта вынимали змей или лягушек, бросая мне жалкие гроши для продолжения жалкой жизни.

Узкие глаза китайца были похожи на пылающие угольки.

– В вашей стране женщины грубы и волосаты! Да, они грубы, невежественны и волосаты! – Перевод Джейми струился ровно, но мистер Уиллоби негодовал. – Никто из них не знает церемоний, ни одна из них не может сравниться изяществом с самой невежественной китаянкой, более того – от них дурно пахнет и они поросли волосами, будто собаки! Но они все равно ругают меня и готовы бросить в меня камень! «Ты – желтый червяк», – говорят они, и ни одна шлюха не хочет спать со мной!

Китаец снова перешел на английский, горько заметив:

– Моя любить женщины, но ваши женщины не стоить любовь!

Возможно, он бы продолжил свой рассказ, но Джейми заметил, как моряки угрожающе насупились, готовые постоять за честь западных женщин, и перестал переводить.

– Мы понимаем тебя, приятель. Я уверен в том, что здесь не найдется мужчины, который бы не бежал в таких условиях, в какие поставили тебя, верно я говорю? – Вскинув брови, Джейми дал понять команде, чтобы она поддержала его слова.

Моряки согласились, да только нерадостно: последнее замечание китайца обозлило их и свело на нет доброе отношение, установившееся после его рассказа. Мистер Уиллоби был назван неблагодарным язычником, не отдающим себе отчета в том, где он находится, а мы с Марсали были вознесены на недосягаемую высоту как представительницы западных женщин, не оцененных переборчивым китайцем.

Когда команда разошлась, ушел и Фергюс, уводя с собой Марсали, предварительно признавшись китайцу, что, если тот будет продолжать в том же духе, быть ему удавленным своей же косой.

Мистер Уиллоби не обратил внимания на адресованную ему угрозу. Стоя под мачтой, он глядел перед собой, блестя глазами и вспоминая свою родину. Джейми предложил мне отправиться спать и подал руку; я согласилась.

Мы уже уходили, когда заметили, что китаец протянул руку к паху и взвесил на руке свои яички, ничуть не возбудившись при этом. Шелк очертил их округлость, и мистер Уиллоби сосредоточенно начал перекатывать их в ладони, задумчиво заметив:

– Есть времена, когда моя думать, что они не стоить родины.

Глава 46

Встреча с «Дельфином»

У меня сложилось впечатление, что Марсали планирует поговорить со мной, но не делает этого из-за ложного стыда или попросту боится это сделать, однако же, кроме меня, на «Артемиде» больше не было женщин, значит, ей пришлось бы обратиться ко мне, так или иначе. Я терпеливо ждала, когда она сделает первый шаг, не желая навязываться молодой девушке, и тепло приветствовала ее по утрам.

Прошел месяц после того, как мы покинули Шотландию, и вот, посреди Атлантического океана, Марсали явилась в мою каюту. Я как раз записывала в свой журнал известие об операции, которую мне пришлось произвести: матросу понадобилось удалить два пальца, которые он расплющил при работе. Марсали, вскинув голову и с вызовом глядя на меня, возникла в дверях:

– Я хочу узнать кое-что, а больше не к кому обратиться. Кабы была возможность узнать у кого другого, я бы так и поступила, потому что вы мне не нравитесь и мой приход вынужденный. Думаю, что вы видите мое отношение к вам, но папа считает вас ведуньей, значит, вы должны знать о таком. Так что если вы и шлюха, навряд ли станете завирать.

Я могла отшить с порога наглую девицу и отбить у нее всякую охоту обращаться ко мне впредь по каким бы то ни было вопросам, но не стала этого делать: было ясно, что поговорить придется и кому как не мне объяснить ей то, что она хочет знать.

– Положим, что это так. – Я отложила перо, давая понять, что готова к разговору. – Но что бы ты хотела узнать у меня?

Марсали убедилась, что я внимательно слушаю ее или хотя бы готова выслушать, и плюхнулась на табурет – других мест в крохотной каюте не было.

– Я хочу знать про маленьких. Что с ними делать?