В когтях каменного века

– Это ты, мальчишка? – прошамкал Торах. – Чего тебе надо? Из какого ты племени?

Он пристально смотрел на пришедшего своими колкими глазами и недовольно шевелил пустыми губами.

– Я из племени Камышовых Котов, меня зовут Агам, сын Яргле из Рынны.

– Я тебя узнал, Агам, – сказал колдун, подслеповато щурясь. – Это ты тогда приручил камышового котенка?

– Да. Это был я.

– И что стало с котенком? Он умер?

– Нет, он вырос и убежал.

– Зверь, рожденный свободным, должен жить свободным, так хочет Дух Земли, – сказал Торах и что-то забормотал. Потом он сел на камень и нахохлился, как ворон. Его лысина отражала пламя костра. – Я тоже когда-то пробовал приручить волчонка, – сказал старик. – А потом он вырос, и однажды Дух Земли позвал его. Я пробовал удержать его и вот…

Колдун вытянул правую руку, и Агам увидел, что на ней нет указательного пальца. Мальчик посмотрел на свою правую руку, на которой выделялись два глубоких шрама: один – от острого камня, другой – от укуса выдры.

Но пальцы у Агама все целы, их было два, два и один. Пещерные люди умели считать только так: один, два и много… Все, что больше двух, неопределенно называлось: много. Когда нужно точно сосчитать количество тех или иных предметов, например, сколько убито на охоте оленей, то число или показывали на пальцах, или говорили, если, скажем, оленей было семь: одна ладонь, один и один. Одна ладонь означала пять.

– Зачем ты пришел, Агам? – спросил колдун.

Пещерные люди всегда говорили просто, без затей. Главным для них были не слова, а суть разговора. Скажем: «Дай мне свою жену!» – «Не дам!» – «Тогда я тебя убью, а ее заберу!»

Пройдут века, но люди изменятся не так уж и значительно. Пролетят двадцать пять или двадцать шесть тысяч лет, и мушкетеры станут изъясняться в такой ситуации примерно так: «Сударь, не будете ли Вы так любезны разрешить пригласить Вашу даму на танец?» – «Это моя дама, и она будет танцевать со мной!» – «В таком случае, сударь, Вы невежа! И как это ни грустно, я буду вынужден вызвать Вас на дуэль».

– Торах, сегодня после заката на совете меня могут изгнать из племени. Гырка, мать Уюка, пригрозила нашептать вождю, – сказал Агам. – Я пришел за твоей помощью, колдун.

Старик строго посмотрел на мальчика и нахмурил брови:

– Что ты такого натворил? Украл у них добычу из их ловушки? Помешал в охоте?

– Я ударил ее сына Уюка острогой.

– Поднял оружие на своего! Убил?

– Нет, я ударил его не острием гарпуна, а древком. Я только поцарапал Уюку плечо.

– Сильно?

– Заживет за одну луну, даже следа не останется… – сказал Агам.

Колдун встал и завертелся на месте, так что волчьи и лисьи хвосты на его одежде описывали в воздухе круги. Он что-то забормотал, плюнул в костер, а потом с потрясающей ловкостью, удивительной для такого старого человека, перекувырнулся через огонь, не опалив ни шкур, ни своего лица. Агам со страхом смотрел на прыгающего Тораха, думая, что он или вошел в связь с Духом Огня, прося у него совета, или рассудок колдуна помутился от долгих весен жизни.

Но вдруг старик перестал бормотать и сказал внятно, и поэтому мальчик понял, что тот соображает очень хорошо.

– Род Гырки – очень влиятельный род. Вождь делает то, что ему говорят. Ударив Уюка, ты подул на огонь и разжег пламя вражды.

– Ты поможешь мне? Твое влияние очень велико.

Торах подпрыгнул к Агаму и дотронулся до искусно выточенной из оленьей кости пряжки, которая поддерживала одежду подростка, грубо сшитую из старых шкур костяными иглами.

– Кто это сделал?

На пряжке была вырезана сцена охоты на оленей. Охотники, расставляя ловушки, загоняли животных к обрыву, заставляя их срываться с горы. Сделана пряжка была очень искусно, олени и фигурки охотников были как живые.

– Кто это сделал? – еще раз спросил колдун.

– Агам сделал, – ответил мальчик.

Пещерные люди часто называли себя в третьем лице, хотя в языке их уже начали появляться местоимения.

Торах гневно нахмурился и сжал руку в кулак.

– Агам лжец. Он говорит неправду! Он бы не смог это вырезать!

– Агам всегда говорит правду. Желтолицый старик научил его, когда Агам был еще ребенком. Нужно вырезать картинки маленьким острым осколком камня, но только пока кость еще молодая. Потом она высушивается на костре так, чтобы не слишком раскалилась и не стала ломкой.

Но колдун продолжал недоверчиво смотреть на подростка. Он подскочил к куче шкур в углу и бросил мальчику плоское оленье ребро, на котором еще осталось мясо. Очевидно, кто-то из Камышовых Котов принес его совсем недавно или колдун попросту «одолжил» часть мяса из последнего жертвоприношения.

– Этот олень бегал две луны назад, кость совсем молодая. Сделай на ней рисунок, и Торах узнает, что ты не врешь.

Агам понял, что если сейчас откажется, то старик решит, что он лгун. Поэтому мальчик стал оглядывать пещеру.

– Что ты ищешь? – насмешливо спросил колдун. – Думаешь, я поверю, что ты действительно умеешь резать по кости? Из Камышовых Котов это никто не умеет делать. Резьбой по кости занимаются только те народы, которые живут по левую руку от Того, Кто Зажигает Костер Солнца. Ты или украл эту пряжку, или для тебя вырезал ее тот желтолицый старик, который умер несколько весен назад.

– Агаму нужен острый камень или нож с тонким лезвием, – спокойно сказал мальчик. – Агам умеет делать фигурки, но не может вырезать на кости голыми руками. Если колдун хочет, они с Агамом сходят в пещеру к Рынне, и Агам возьмет тот нож, которым он делал эту пряжку.

– У Тораха достаточно острых ножей.

Старик подошел к выдолбленному в скале углублению и достал из него несколько разной величины ножей.

– Можешь выбрать из них любой, чтобы Агам не мог соврать, что у него нет ножа для резьбы, – сказал колдун.

Мальчик внимательно рассмотрел ножи, больше всего ему понравился самый маленький, в деревянный черенок которого был вставлен кусочек острого камня – агата. Такие камни встречались редко, но они были намного прочнее, чем обычные, и легко резали дерево и кость.

– Агам возьмет этот нож!

Подросток, скрестив ноги, присел около костра, очистил оленью кость от остатков мяса, задумался на несколько минут, что ему изобразить, а потом стал работать.

Он вырезал на кости нескольких оленей, а рядом – пещеру с костром, около которого прыгал колдун с развевающимися хвостами на одежде.

Хоть у мальчика было совсем немного времени, рисунок получился неплохо, потому что острый агат резал кость намного легче, чем тот затупившийся каменный нож, который был у него в пещере.

Всю последнюю зиму и предыдущую, когда свирепствовал мороз, а вход в пещеру занесло снегом и нельзя было из нее никуда выйти, Агам сидел у костра, поддерживая огонь запасенными поленьями, и вырезал по кости, вспоминая, как это делал желтолицый старик. А Рынна потом выменивала на фигурки, женские украшения и пряжки со сценами охоты, сделанные сыном из кости, немного еды.

Работа была еще не завершена, оставалось подсушить кость на огне, чтобы она не крошилась, когда колдун вырвал пластинку у Агама из рук и стал рассматривать ее. Видимо, он хотел разоблачить мальчика, что тот обманывал, но неожиданно глаза старика округлились, и он едва не выронил кость, но потом сжал ее крепче и стал жадно всматриваться в рисунок, поднеся его к свету костра.

– Этот человек в шкурах – Торах? – восхищенно спросил он. – У Тораха такие же волчьи хвосты, он здесь как живой! А это костер, дым от него поднимается вверх, уходя к Духу Огня! А там кто? Олени? Я вижу одну олениху и одного оленя. Он с рогами и настороженно поднял голову, охраняя самку, а она наклонила морду к земле и пасется, – радовался колдун, как ребенок.