Охота на сверхчеловека

За разговором не заметили, как миновали Малостранскую площадь с громадой собора Святого Николая. Отвлекшись от беседы, Радлов обнаружил, что они уже на Карловом мосту.

Слева два львенка терлись о ноги Святого Вита, справа трое святых в компании оленя с крестом между рогами топтали крышу темницы. Внутри турок с ятаганом охранял изможденных бородатых мужиков. Дальше в прозрачном тумане, висевшем над Влтавой, виднелись другие статуи моста – святые разных пошибов и степени популярности.

У Святого Яна Непомуцкого, как обычно, толпились жаждущие исполнения желаний туристы. Лотки художников чередовались с торговцами сувенирами. От противоположного берега доносилась разухабистая мелодия – уличные музыканты старались вовсю.

Карлов мост жил полнокровной жизнью, как и пятьдесят и пятьсот лет назад.

– Фух, коллеги, вы как знаете, а я проголодался. Да и кружка пива мне не повредит, – и Купалов похлопал себя по объемистому животу.

– С удовольствием поел бы, – сказал Иржи, а Семен просто кивнул.

– Отлично. Я знаю один душевный кабачок, что на Тынской улице. Кормят замечательно, а наливают «Приматор». Больше нигде этого пива в Праге нет.

Мост прошли ускоренным шагом, почти не глядя по сторонам. За стоящей у его окончания башней, украшенной фигурами королей и вездесущих святых, Семен снова обернулся. Показалось, что в толпе мелькнула знакомая сухощавая фигура и матовые очки.

В этом не было ничего удивительного – одним и тем же маршрутом через Град и мост следовали сотни туристов, но на сердце стало нехорошо. Проснулись вчерашние опасения.

– Осторожнее! Куда прешь! – прорычал рыжебородый здоровяк в тельняшке, на которого заглядевшийся Семен едва не налетел. Что-то кольнуло в плечо, но ошеломленный Радлов не обратил на это внимания.

– Э… прошу извинить, – он поспешно отступил и бросился догонять спутников.

А бородач прокашлялся и вновь завопил во всю глотку:

– Речные круизы по Влтаве! На комфортабельном мини-лайнере! Всего пять мест!

Слева осталась громада Клементинума, потянулась Карлова улочка, сплошь занятая дорогими ресторанами и гостиницами. Из-за поворота вынырнула остроконечная башня ратуши, украшенная древними часами и закрытым решеткой круглым окном-витражом. Через сотню шагов стал виден храм Святой Марии перед Тыном, донельзя напоминающий замок злой волшебницы из старого мультика.

Чтобы пройти через Староместскую площадь, пришлось поработать локтями. Но когда за храмом трое историков повернули налево, то неожиданно окунулись в полную тишину. Короткий, извилистый переулок оказался совершенно безлюден.

– Ой, у меня даже уши заныли… – сказал Семен удивленно.

– А у меня они ныли там, на площади, – проговорил директор института. – Ну что, нам вон туда.

Миновали арку, затем свернули в подворотню. Прошли мимо помпезного бара, рассчитанного на туристов, и оказались перед обшарпанной дверью. Горевшие над ней алые буквы образовывали слово «Аида».

– Что это значит? – поинтересовался Семен.

– А кто его знает? – пожал плечами Купалов и толкнул дверь.

За ней встретил густой запах сигарного дыма и картофельной похлебки. Когда глаза привыкли к полумраку, Радлов обнаружил, что они находятся в узкой и длинной комнате.

Примерно половину ее занимала стойка из черного дерева. Над ней торчали пивные краны, позади громоздился шкаф с разноцветными бутылками. На стенах в беспорядке висели самые разные предметы – фотографии голых женщин, театральные афиши, стоптанные ботинки и теннисные ракетки. В углу красовалась большая карта Австро-Венгерской империи.

Напротив стойки стояли столики и мягкие кресла. Все они были заняты. Несколько молодых людей пили пиво. Под картой располагался усатый толстяк.

– Добри ден, – прорычала лохматая груда, поднявшаяся над стойкой, и Семен понял, что это бармен.

Смуглый и могучий, с густой черной бородой, он напоминал тролля или пещерного человека. Половник в волосатых ручищах казался экзотическим оружием, темные глаза смотрели пристально.

– Добри ден, – ответил Купалов и затараторил по-чешски. Бармен кивнул и указал половником на дверной проем в противоположной от стойки стене. Закрытый занавесом из множества разноцветных лент, он был почти невидим.

– Нам туда, – сказал директор института и поманил коллег за собой.

За занавесом обнаружился небольшой, на три стола, зальчик. Тусклый свет через единственное окно падал на курительные трубки, развешенные по стенам, рождал блики на боках старинных масляных ламп. За одним столом располагалась пара молодых людей, за другим дремал пенсионер с чашкой кофе, третий оказался свободен.

– Стильно, – заметил Иржи, опускаясь на стул.

– Еще бы, – Купалов хмыкнул так хвастливо, будто сам разрабатывал дизайн. – Этим баром более полувека владеет одна семья. Нынешнего владельца, кстати, вы видели только что.

Подошел бармен, а по совместительству хозяин, принес меню, отпечатанное на газетной бумаге. Услышав, что посетителям для начала нужно «три свитле пиво», он с достоинством кивнул и удалился.

– Надеюсь, что к новшествам типа виртуальных официантов в этом уголке Праги не перейдут никогда, – заметил Купалов, даже не заглянувший в свой экземпляр меню. – Рекомендую заказать тосты, они у них очень хороши. А для того, чтобы наесться – свиное колено…

– И стоило трудиться читать? – хмыкнул Семен, знавший чешский как раз достаточно, чтобы сделать заказ в кафе.

– Ничего, это вам не нацистские документы, – директор института рассмеялся, – кстати, что-нибудь еще удалось выяснить?

– Э… детали, мелочи. Например, в письмах не один раз встречается название «Шаунберг». Судя по всему, именно там обосновались арманы, проводившие опыты над людьми. Что это такое, интересно?

– Сейчас найдем, – отозвался Иржи, выкладывая на стол компак «Ларусс-35», похожий на кедровую шишку из металла.

Бармен принес пиво. Кружки, увенчанные шапками белой пены, мягко стукнулись о стол. Купалов надиктовал заказ. К тому моменту, когда закончил, на лице Чапека появилось озадаченное выражение.

– И что там? – поинтересовался Семен, прихлебывая горьковатое пиво.

– Шаунберг. Самый большой замок в Верхней Австрии, возведен в начале двенадцатого века. В тысяча девятьсот седьмом году его приобрел Йорг Ланц фон Либенфельс. В годы Второй Мировой разрушен. Больше почему-то информации нет, только фотография еще прошлого века.

– Йорг Ланс фон Либенфельс, он же Адольф Йозеф Ланц, он же цистерцианец и расстрига брат Георг, один из лидеров ариософского движения? – оживился Радлов. – Занятно. Про этого персонажа мало что известно… А если он оставался в этом замке до сорок пятого в компании Хильшера…

– У этих помешанных хватило бы «ума» на проведение самых жестоких экспериментов, – кивнул Иржи.

Около стола возник бармен. Рокоча под нос, как пробудившийся вулкан, он хлопнул на стол три тарелки с тостами. Небрежно буркнул что-то вроде «Хутного йидла» и величественно удалился.

– Верхняя Австрия, – заметил Семен, прожевав первый тост, с маринованными огурцами и чесноком. – Там, если верить семейным преданиям, воевал мой прадед, Петр Радлов. И он рассказывал моему отцу, что они… нет, не вспомню… дело было летом сорок пятого, по-моему.

– А, Австрийский мятеж и Зальцбургская операция, после которой возникла Советская Австрийская Республика, – кивнул Иржи, так и не свернувший виртуальный экран. – О них информации более чем достаточно. Вот только… о Шаунберге там ни слова. Чудно.

– А что за мятеж? – Купалов покончил со своей порцией гренок и невозмутимо допивал пиво.

– Да в июле сорок пятого какие-то недобитые немцы взбунтовались в Верхней Австрии, – ответил Чапек. – Захватили большую территорию, даже к Вене подступили, но взять ее не смогли. Американцы и англичане промедлили, а русские фрицев разбили и заняли всю Австрию, кроме Тироля и Форальберга. Так и не отдали потом, сделали с ней то же самое, что и с Германией.

– Но… – договорить Семен не успел.

Пустая кружка перед ним исчезла, унесенная жилистой ручищей. На ее место плюхнулась полная, с темным пивом. А в центр стола бармен поставил овальное деревянное блюдо со свиным коленом. Качнулись три вилки, воткнутые в небольшую гору из жирного мяса, откуда донжоном торчала кость. Пересеченный ландшафт вокруг горы состоял из дюн – кнедликов, пустыни хрена, болота горчицы и зарослей квашеной капусты.

Пришлось отложить разговоры и пойти на штурм.

Примерно через полчаса, допив третью кружку, Семен понял, что больше не сможет съесть ничего, даже если ему за это заплатят. Брюхо раздулось, как мешок попрошайки в день праздника.