Зеленый человек

МИССИС РОБИ. Он говорил со мной, в каком-то смысле, намедни.

ФЭЙ. Солдат говорил?

МИССИС РОБИ. Конечно, солдат. Кто еще будет говорить со мной?

ФЭЙ. И что он сказал? Говорил здраво?

МИССИС РОБИ. Он говорил о Пендрагонах. Или я говорила о Пендрагонах.

ФЭЙ. Мы никогда не будем говорить об этом. ты понимаешь? В этом доме мы никогда не должны говорить об этом.

ХОЛЛИ. Мама, кто такие Пендрагоны? Как в той книге? Мэлори. Король Артур был…

ФЭЙ. Нет. Это совсем другое и совершенно тебя не касается. Твоя бабушка опять заговаривается. Она давно рехнулась.

МИССИС РОБИ. Как бы мне этого хотелось.

ФЭЙ. Если заговоришь об этом еще раз, в этом доме, где тебя может услышать твой сын, ты пожалеешь.

МИССИС РОБИ. Да, я пожалею. В этом мы можем не сомневаться, это точно. Да. У ее мужа красные глаза, они светятся в темноте, как у волка, и он всегда позволяет противнику ударить первым, а потом бьет сам, срубая голову. Это мой сын.

ФЭЙ. Его топор всегда остр. Срубать остролист – это грех. Зеленая кровь блестит на дереве. Ты сам выбрал этот путь, сказала королева, так чего ты колеблешься? Мне продолжать или дать тебе отдохнуть?

ХОЛЛИ. Она читает ему, когда он в забытье.

ФЭЙ. Я назвала мою дочь в честь святых деревьев, которые растут вокруг моего дома, покрываясь маленькими белыми цветами каждую весну. От нее всегда так вкусно пахнет, отец пугает ее до смерти, она так сильно его любит, для него счастье – злиться. Бог – словно жеребец, топчет нас.

ХОЛЛИ. Ты очнулся. Привет. Меня зовут Холли Роби. Повтори мое имя, если ты очнулся.

ГЭВИН. Пендрагон.

ХОЛЛИ. Нет. Холли Роби. Повтори.

ГЭВИН. Холли.

ХОЛЛИ. Роби. Ой, опять отключился. Он – такой красивый солдат. То приходит в себя, то теряет сознание. Нехорошо это. И пока он спит, я изучу его тело.

ФЭЙ. Держись подальше от моей дочери. Да, я знаю, ты еще не в себе, но даже так ты ввязываешься в историю, которую, вероятно, тебе не понять. И если в предрассветный час я найду тебя тихонько высказывающим из кровати моей дочери, или ее – из твоей, или вас обоих, голыми, под одеялом, я, не испытывая ни малейших угрызений совести, перережу тебе горло и выброшу в снег, и твоя кровь выплеснется, словно при превращении девушки в женщину. А потом я возьму себе воронью долю[4 - Воронья доля/raven’s fee – отсылка к анонимному рыцарскому романа 14 в. «Сэр Гаве?йн и Зелёный Ры?царь/ Sir Gawain and the Green Knight».].

ХОЛЛИ. Он вновь приходит в себя.

ФЭЙ. Ее забрасывают в кусты, в листву, воронью долю, после убийства оленя, и воронья доля – печень и потроха.

ГЭВИН. Майор?

ФЭЙ. Нет тут никакого майора, зато много зелени, и остролист на Рождество такой зеленый. Ты срубишь мою доченьку, как прекрасное, юное дерево, и в разгар зимы полакомишься зеленым и красным на белом и коричневом. Ночью мне снится свора собак, мчащихся по лесу. Я – олениха, и они убивают меня длинными, прочными стрелами.

ХОЛЛИ. Вечерами мы поем рождественские песни. «Весельчаки, храни вас Бог»[5 - «Весельчаки, храни вас Бог/God rest ye merry gentlemen» – традиционная английская рождественская песнь.].

РОБИ. Этот мальчик очнулся.

ХОЛЛИ. Мой отец пьет и кладет ноги на кровать. Сапоги у него грязные.

РОБИ. Чувствуешь себя получше, сынок?

ГЭВИН. Нет. Да. Майор?

РОБИ. Нет, я не майор.

ГЭВИН. Что со мной случилось?

РОБИ. Похоже, кто-то тебя подстрелил.

ГЭВИН. Почему?

РОБИ. Не знаю. Довольно странный вопрос для солдата. Может, ты шевельнулся, когда следовало сидеть тихо.

ХОЛЛИ. Солдат очнулся.

РОБИ. Может, кто-то спутал тебя с оленем. Такое случается. Меня, к примеру, зрение подводит, но я классный стрелок, слух у меня отличный, поэтому я не всегда стреляю, во что следует, но в цель попадаю непременно, мы меня понимаешь? Возможно, и тебя подстрелил такой же, как я. Со зрением у него не очень, зато он всегда знает, где цель. В любом случае, тебе повезло в том, что ты жив. Чувствуешь себя везунчиком?

ГЭВИН. Да.

РОБИ. Так оно и есть. Я так и думал. ЭЙ, ФЭЙ! Не дергайся, я зову свою жену. ФЭЙ! Она принесет тебе что-нибудь выпить. Или попить. Фэй, принеси что-нибудь выпить этому бедному везунчику. Иногда требуется дать ей подзатыльник, чтобы привлечь ее внимание. Как ты вообще здесь оказался? В этой округе я знаю всех, и ты – не местный.

ГЭВИН. Я пришел сюда, чтобы купить лошадей.

РОБИ. Лошадей?

ГЭВИН. Я узнал, что кто-то в этих краях может продать мне хороших лошадей.

РОБИ. Ты хочешь купить лошадей?

ГЭВИН. Да. Вы знаете, кто здесь продает лошадей?

РОБИ. Здесь?

ГЭВИН. Да.

РОБИ. В Мэрис-Гроуве?

ГЭВИН. Да.

РОБИ. ФЭЙ, принеси этому бедолаге что-то жидкое. И побыстрей, потому что, думаю, он отключается. Говорить он может, не знаю, по какой причине, только о лошадях. Ну, вот лишился чувств.

ХОЛЛИ. В лесу вокруг часовни всегда звук капающей воды. Ручейки и речушки замерзают здесь только частично, всегда тают, бегут, как прозрачная, холодная кровь в венах заснеженного ландшафта.

МИССИС РОБИ. Это самое зловещее святое место, в котором мне довелось побывать за свою долгую и полную приключений жизнь, а я много где бывала, сынок, еще в Англии, можешь мне поверить, путешествовала из Виррала в Стаффордшип, когда была совсем юной и моя грудь только начинала наливаться, и это святое место более зловещее, чем любое другое, а я обожала сказания и легенды, знала все песни оленя, медведя и лиса, и это, сын мой, часовня беды.