Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник)

– Нет, сэр, – ответил директор и принялся собирать бумаги в кейс. – Полагаю, мы обсудили все. Теперь вы владеете всей той информацией, что и мы. Благодарю всех за участие в совещании.

Сидевшие за столом начали расходиться. Пожилой джентльмен наклонился к соседу.

– Нет, правда, – пробормотал он вполголоса. – Зачем?

Он улыбнулся, покачал головой и вышел следом за остальными.

Малькольм проснулся только тогда, когда Венди начала ласкать его с таким жаром, что не обращать на это внимания не смог бы даже больной человек. Ее руки и губы скользили по всему его телу, и прежде чем он понял, где он и что происходит, она оседлала его, и Рональд снова ощутил, как тепло ее тела сменяется огнем.

Потом она долго молчала, глядя на него и осторожно прикасаясь к нему, словно открывая неизвестную для себя территорию. Затем дотронулась до его лба и нахмурилась.

– Малькольм, ты здоров?

У Малькольма не было ни малейшего настроения строить из себя героя. Он мотнул головой и с усилием прохрипел: «Нет». Похоже, одного слова хватило, чтобы горло разболелось словно от ожога. Видимо, долгие разговоры им сегодня не светили.

– Да ты совсем болен! – Венди дернула его за подбородок. – Дай посмотреть! – скомандовала она и заставила раскрыть рот. – Господи, да у тебя там все красное! – Она отпустила Малькольма и поднялась с кровати. – Пойду вызову доктора.

Малькольм схватил ее за руку. Она испуганно повернулась к нему и сразу же улыбнулась.

– Все в порядке. У моей подруги муж – врач. Он проезжает мой дом по дороге в свою больницу и обратно. Не знаю, выехал он уже или нет. Если нет, попрошу его заехать и посмотреть заболевшего друга. – Девушка хихикнула. – Да ты не беспокойся. Он никому ничего не скажет, так как подумает, что это тайна другого рода. Идет?

Рональд внимательно посмотрел на Венди, потом отпустил ее руку и кивнул. Честно говоря, сейчас ему было все равно, даже если бы доктор привел с собой приятеля Воробья-4. Все, чего ему хотелось, – это покоя.

Доктор оказался мужчиной средних лет с выпуклым животиком. Он ощупал Малькольма, померил ему температуру и так долго заглядывал в горло, что Рональд начал бояться, что его стошнит. Наконец доктор поднял взгляд.

– У вас, приятель, начальная стадия фарингита. – Он повернулся к Венди, нетерпеливо пританцовывавшей у него за спиной. – Ничего страшного, правда. Сейчас подлатаем.

Малькольм не без опаски наблюдал за тем, как доктор роется у себя в саквояже. Когда тот повернулся, Малькольм увидел в его руке шприц.

– Лягте на живот и спустите штаны.

Перед глазами Рональда вдруг возникла картина – безжизненная, остывшая рука с крошечной отметиной чуть ниже локтя. Он застыл.

– Ради бога, это же совсем не больно. Самый обычный пенициллин.

Сделав укол, доктор повернулся к Венди.

– Вот. – Он протянул ей листок бумаги. – Купи все по этому списку и проследи, чтобы он все принял. Молодому человеку нужен хотя бы один день покоя. – Он с улыбкой наклонился к самому уху Венди. – Ты поняла, Венди? Я имею в виду полный покой.

Всю дорогу до двери доктор смеялся.

– И кому мне присылать счет? – хмыкнул он, оглянувшись уже с крыльца.

Венди застенчиво улыбнулась и протянула ему двадцать долларов. Доктор раскрыл было рот, чтобы заспорить, но она решительно перебила его:

– Он может себе позволить. И он… то есть мы очень вам благодарны.

– Еще бы, – саркастически фыркнул доктор. – Я к кофе опоздал. – Он помолчал и снова на нее оглянулся. – Знаешь, а ведь он – то самое средство, которое я бы тебе прописал уже давно. – И, помахав рукой на прощание, ушел.

Когда Венди вернулась наверх, Малькольм снова спал. Стараясь не шуметь, она взяла список и отправилась по магазинам. Все утро она провела, покупая вещи по списку, который они вместе составили в ожидании доктора. Поэтому, помимо прописанных Малькольму лекарств, она купила несколько комплектов нижнего белья, несколько пар носков, рубашек, а также брюки, куртку и четыре книжки в мягких обложках, поскольку не знала, какого рода чтение он предпочитает. Все свои покупки Венди притащила домой как раз к ленчу. Вторую половину дня и вечер она провела тихо, время от времени проверяя состояние своего подопечного. И все это время улыбалась.

Контроль над огромными, порой даже громоздкими спецслужбами Америки может являться прекрасной иллюстрацией к древнеримскому афоризму sed quis custodiet ipsos custodes – кто устережет самих сторожей? В дополнение к собственным службам внутренней безопасности, существующим у каждого из ведомств, Законом о национальной безопасности 1947 года предусматривалось создание Совета национальной безопасности – органа, состав и структура которого менялись с каждой сменой президентских администраций. Как правило, в Совет входят президент и вице-президент, а также руководители ключевых министерств. Основная обязанность Совета – надзор за деятельностью спецслужб и разработка политических решений, направляющих их деятельность. Однако члены Совета национальной безопасности – люди занятые, у них хватает дел и помимо всяких разведывательных дрязг, поэтому большая часть решений, касающихся спецслужб, принимается более компактным «подкомитетом», известным как «специальная группа». Посвященные часто называют ее «Группой 54–12», поскольку она создана секретной директивой 54–12 на заре правления Эйзенхауэра. Вне разведывательных кругов об этой группе практически никому не известно, и вообще тех, кто знает о ее существовании, можно пересчитать по пальцам.

Состав «Группы 54–12» тоже меняется от президента к президенту. В нее входят директор ЦРУ, госсекретарь или его заместитель, а также министр и замминистра обороны. При Кеннеди и Джонсоне представителем президента и главным лицом в группе являлся Макджордж Банди. Кроме него в группу входили Джон Маккон, Роберт Макнамара, Розуэлл Джилпатрик (замминистра обороны) и Юрал Алексис Джонсон (заместитель госсекретаря по иностранным делам).

Контроль над американскими спецслужбами представлял бы непростую задачу даже для занятых исключительно этим профессионалов. Ситуация, когда надзирающим приходится полагаться на надзираемых в том, что касается необходимой для этого надзора информации, и вовсе становится весьма щекотливой.

Взять хотя бы проблему юрисдикции. Например, представим, что ученый-американец занимается шпионажем, работая в НАСА, а потом перебегает в Россию и продолжает шпионить и там, только делает это уже для французской разведки. И какому, скажите на милость, ведомству его теперь нейтрализовывать? ФБР? Ведь начинал он свою противозаконную деятельность на американской территории. Или ЦРУ? Ведь затем он орудовал на территории, входящей в сферу их деятельности? В условиях, когда бюрократическая ревность порой переходит в открытое соперничество, подобные вопросы имеют большое значение.

Вскоре после своего создания группа 54–12 попыталась разрешить проблемы внутренней информации и юрисдикции. С этой целью внутри нее был создан маленький спецотдел по безопасности, не имеющий собственного названия, – все его члены именуются просто сотрудниками группы 54–12. В обязанности отдела входит обеспечение связи. Его начальник напрямую связан с руководством всех спецслужб. Он уполномочен разбирать все противоречия, возникающие между конкурирующими ведомствами. Помимо этого, спецотдел обязан доводить всю информацию, получаемую «Группой 54–12», до всех без исключения подконтрольных ей ведомств. Но самым существенным является его право «принимать в чрезвычайных ситуациях меры специального характера, адекватные сложившейся обстановке».

Для осуществления этих «мер специального характера» в составе группы числится некоторое (очень ограниченное) количество специально подготовленных сотрудников, руководитель которых может привлекать по необходимости для совместной работы нужных специалистов из других ведомств.

Сотрудники «54–12» осознают, что само ее существование создает определенные сложности. Как любой государственный орган, группа могла бы следовать общей тенденции разрастания и разбухания, превращаясь тем самым в часть той проблемы, для разрешения которой она создавалась. Несмотря на свой маленький размер, спецотдел группы обладает огромной властью и не менее огромными возможностями. Поэтому даже маленький просчет, допущенный им, может привести к катастрофическим последствиям. «Группа 54–12» очень внимательно следит за своим детищем, жестко контролируя его бюрократическую или иную активность, сводя всю оперативную деятельность к необходимому минимуму и ставя во главе его лишь самых выдающихся своих сотрудников.

Пока Малькольм и Венди ждали доктора, крупный солидный мужчина сидел на стуле в приемной кабинета на Пенсильвания-авеню в ожидании особого приглашения. Звали его Кевин Пауэлл. Он ждал терпеливо, но не без волнения: его приглашали в этот кабинет не каждый день. Наконец секретарша махнула рукой, и он вошел в кабинет человека, напоминавшего старого доброго дядюшку. Пожилой джентльмен жестом предложил садиться.

– Ах, Кевин, как я рад тебя видеть!

– И я рад встрече, сэр. Хорошо выглядите.

– Ты тоже, мой мальчик, ты тоже. Вот. – Джентльмен бросил Пауэллу на колени папку. – Почитай-ка.

Пока Пауэлл читал, старик внимательно изучал его взглядом. Пластические хирурги отменно потрудились над его ухом, и только наметанный взгляд заметил бы небольшую выпуклость пиджака слева под мышкой.

– И что ты, мой мальчик, думаешь на этот счет? – поинтересовался пожилой джентльмен, когда Пауэлл оторвался от бумаг.

Он подумал, подбирая слова.

– Очень странно, сэр. Я не знаю точно, что это означает, хотя все это, похоже, очень серьезно.

– Ты прямо читаешь мои мысли, мой мальчик, право же. И Управление, и Бюро отправили отряды своих людей прочесывать город, наблюдать за аэропортами, автостанциями, вокзалами и прочим – все как полагается, только в невиданном доселе масштабе. Ты ведь знаешь, на штуках такого рода они набили руку и, должен признать, справляются не так уж плохо. По крайней мере до сих пор справлялись. – Он сделал паузу и поймал на себе заинтригованный взгляд Пауэлла. – Им удалось найти парикмахера, который помнит, как коротко стриг нашего парня – вполне предсказуемый, но заслуживающий одобрения шаг с его стороны – вскоре после того, как подстрелили Уэзерби. Тот, кстати, быстро приходит в себя после ампутации. Его надеются допросить сегодня вечером. О чем бишь я… ах да. Они прочесали весь район и нашли место, где он прикупил себе одежды, но самого его упустили. И теперь не имеют ни малейшего представления, где искать дальше. У меня есть на этот счет пара соображений, но до поры до времени я оставлю их при себе. Есть несколько аспектов, заняться которыми я хотел бы попросить тебя. Не мог бы ты найти ответы на кое-какие вопросы, а может, задать вопросы, до которых я не додумался, а?

– Зачем? Зачем все это? Если это действительно чехи, зачем им сдался именно этот отдел, кучка безобидных бездельников-аналитиков? А если это не чехи, мы возвращаемся к самому первому вопросу.

Теперь о способе. Зачем так вызывающе? И почему этого… как его… Хейдиггера убили еще ночью? Что он знал такого, чего не знали остальные? И если он отличался от остальных, зачем тогда убили и их? Если Малькольм работал на них, им не нужно было бы допрашивать Хейдиггера, так ведь? Малькольм сам бы рассказал им все это.

Ну и, наконец, наш парень, Малькольм. С ним этих «зачем?» еще больше. Если он двойной агент, зачем звонил на «тревожный» номер? Если он двойной агент, зачем он тогда договорился о встрече? Чтобы убить Воробья-4, которого мог бы убрать без всякого труда и по-тихому, если он его действительно знал в лицо? А если он не двойной агент, то зачем стрелял в двух людей, которых сам вызвал, чтобы они доставили его в безопасное место? Ну и само собой, где он сейчас, чем занят и как себя чувствует?

Эти вопросы тянут за собой множество других, но, сдается мне, эти сейчас важнее всего. Ты со мной согласен?

Пауэлл кивнул.

– Согласен, – подтвердил он. – И что мне делать?

Пожилой джентльмен улыбнулся.

– Тебе, мальчик мой, выпала удача получать зарплату в моем отделе. Как ты, конечно, знаешь, нас создали, чтобы мы разгребали оплошности бюрократов наверху. Могу себе представить кое-кого из тамошних бумагомарак, сунувших меня, бедолагу, на это место в надежде, что я проведу остаток жизни погребенным под бумажными завалами. Как ты понимаешь, подобная перспектива не слишком меня прельщает, и поэтому я тут кое-что переиначил, чтобы в нашей работе было меньше бумаг, а больше дела. Набрал сюда правдами и неправдами не самых плохих оперативников, выбил кое-какие полномочия – в общем, завел собственную лавочку, как в старые добрые времена. И при той неразберихе, что царит в наших разведывательных службах, мне всегда найдется с чем поиграть. Я как-то познакомился с одним драматургом, так тот говаривал, что лучший способ изобразить на сцене хаос – это нагнать туда побольше актеров. А мне удается ловить рыбку в чужом хаосе. И кажется, – добавил он скромно, – что некоторые из моих предприятий, пусть и небольшие, пошли-таки на пользу нашей стране. Но вернемся к нашим баранам. Вообще-то меня это дело не касается, но вся история чертовски мне любопытна. Я думаю, в том, как взялись за это дело Бюро и Управление, есть в ней что-то не то. Во-первых, ситуация чрезвычайная, а действуют они обычными, заведенными средствами. Во-вторых, всю дорогу толкаются локтями, только и поджидая возможности подставить друг другу ножку. И есть здесь еще одно, что и словами-то трудно описать. Но что-то не дает мне покоя. Этого вообще не должно было произойти. Что-то в этом… неправильное, что ли. Что-то, что не укладывается в рамки Управления. Это им не по зубам. Не то чтобы они действовали неграмотно – хотя, сдается мне, пару-тройку мелких деталей они-таки упустили, – но они до сих пор смотрят на случившееся под неправильным углом. Ты все понял, мой мальчик?