Джон Картер – марсианин

Когда я остановился перед Тарсом Таркасом, он указал рукой поверх инкубатора и произнес: «Сак». Он хотел, чтобы я повторил свой вчерашний прыжок-полет для Лоркаса Птомеля. Должен сознаться, что мне это польстило, и я прыгнул высоко через выстроившиеся повозки в самый дальний конец инкубатора. В ответ Лоркас Птомель пробурчал что-то невнятное в мою сторону и больше не обращал на меня внимания. Он занялся делами, а я получил возможность наблюдать.

Воины пробили в стене инкубатора выход для детенышей и встали в две длиннейшие шеренги по обе его стороны, образовав узкий коридор. Маленькие марсиане неслись со всех ног, как стая диких оленей. Им позволили пробежать проход во всю его длину, а затем женщины и старшие дети отлавливали их по одному, причем последний в ряду ловил первого из маленьких марсиан в момент, когда тот достигал конца коридора. Женщины сразу забирали детенышей в повозки, а подростки передавали их марсианкам с рук на руки.

Когда церемония была окончена, я отправился на поиски Солы и нашел ее в нашей повозке с отвратительным маленьким существом, которое она крепко сжимала в объятиях.

Как воспитывают марсиан? Их просто учат говорить и пользоваться оружием с первого же года жизни. У них нет настоящих отцов и матерей. Пять лет они провели в яйце (период инкубации), вылупились и выходят на свет вполне развившимися, за исключением роста. Они являются общими детьми, и их образование зависит от женщины, к которой они попадут после инкубатора.

Приемные матери могут даже не иметь собственного яйца в инкубаторе. Так было с Солой, которая еще не начала класть яиц, когда стала матерью младенца другой женщины. Но у марсиан это обычная система: любовь родителей к детям и детей к родителям неизвестна им.

Я полагаю, что именно эта ужасная система, применявшаяся веками, и уничтожила всю красоту, тепло их жизни. С рождения марсиане не знают ни отцовской, ни материнской любви, не понимают значения слов «у себя дома». Их признают «пригодными к жизни», только когда они докажут силу. Любого детеныша с малейшим физическим недостатком убивают. Испытания эти мало кому под силу, но марсиане плакать не будут.

Возможно, это даже не жестокость. Жители Марса ведут тяжелую и безжалостную борьбу за существование на умирающей планете. Все естественные богатства на ней истощены до такой степени, что поддержка каждой лишней жизни означает лишнее бремя. Марсиане дают жизнь только сильным особям и с поистине сверхъестественной дальновидностью регулируют рождаемость. Каждая взрослая женщина-марсианка производит на свет около тридцати яиц в год, их скрывают в тайниках подземной пещеры, где температура слишком низка для инкубации. Раз в год эти яйца внимательно исследуются советом двадцати старейшин, и оставляется сотня самых совершенных, остальные уничтожаются. К концу пяти лет из нескольких тысяч произведенных на свет яиц бывает отобрано приблизительно пятьсот – тысяча. Их помещают в почти не пропускающие воздух инкубаторы, чтобы солнечные лучи наконец дали им жизнь.

Нынешнее деторождение было одним из удачнейших: почти все яйца оказались созревшими к одному дню. Если же из оставшихся яиц позже и вылупятся маленькие марсиане, они будут предоставлены сами себе. Такие дети нежелательны, так как передадут и своему потомству склонность к более длительному периоду инкубации. Это нарушит вековую систему расчетов, определяющую время возвращения к инкубатору с точностью до одного часа.

Инкубаторы строятся в отдаленных, хорошо защищенных местах, чтобы укрыть их от враждебных племен. Если чужаки все же найдут и уничтожат кладку, это катастрофа, в общине еще пять лет не будет детей. Впоследствии мне пришлось быть свидетелем результатов такой катастрофы.

Племя, в которое я попал, насчитывало тридцать тысяч душ. Они кочевали по огромному пространству бесплодной пустыни между сороковым и восьмидесятым градусом южной широты. Инкубатор находился далеко на севере, на необитаемой равнине. Главные стоянки были расположены на юго-западе, вблизи пересечения двух так называемых «марсианских каналов». И теперь предстояло тяжелое, долгое путешествие домой.

В мертвом городе я провел несколько дней в полном бездействии. На следующий день воины рано утром уехали куда-то и вернулись только к ночи. Как я узнал позже, они перенесли очередную партию яиц из подземных пещер в инкубатор, стену которого затем опять заделали на новый пятилетний период.

Обязанности Солы увеличились теперь вдвойне, так как она должна была заботиться кроме меня еще и о детеныше. Но это было несложно, потому что мы оба ничего не знали о жизни на Марсе и Сола обучала нас одновременно.

«Добычей» Солы оказался хорошо сложенный, сильный мальчик около четырех футов роста. Он быстро всему учился, и скоро мы подружились.

Я уже говорил, что марсианский язык чрезвычайно прост, и через неделю занятий я мог общаться на элементарном уровне. Также под руководством Солы я до такой степени развил свои телепатические способности, что скоро понимал практически все происходящее вокруг меня. Солу, правда, удивляло, что, хотя я легко схватывал чужие мысли (даже когда они предназначались не мне), никто не мог разобрать мои.

Вначале это уязвляло меня, но впоследствии я был очень рад этому, поскольку такая особенность давала мне преимущество.

8. Небесная пленница

Вскоре марсиане собрались в обратный путь к своему лагерю. Но едва мы вышли за пределы города, был отдан приказ к немедленному возвращению. Зеленые марсиане как опытные воины быстро рассеялись по ближайшим зданиям. Через три минуты не осталось и следа от целого каравана повозок, мастодонтов и вооруженных всадников.

Мы с Солой оказались в том самом доме, где произошла моя встреча с обезьянами. Я захотел узнать, чем вызвано наше срочное отступление, поднялся на верхний этаж и выглянул в окно. Там я увидел причину. Огромное парусное судно медленно летело через гребень ближайшей горы. За ним последовало еще одно, еще… пока не показалось двадцать штук, которые медленно и величественно двигались к нам, низко фланируя над равниной.

Каждое имело странное знамя, развевающееся над палубой от носа до кормы, а на носу был изображен необычный символ, который сверкал в солнечных лучах и был ясно виден издалека. Я мог различить фигуры, толпившиеся на верхней и средней палубах воздушного судна. Обнаружили ли они наше присутствие или просто смотрели на покинутый город, я не знаю, но их ожидала жестокая встреча. Зеленые марсиане дали залп внезапно и безо всякого предупреждения.

Картина мирного величественного полета магически изменилась. Передовое судно метнулось в нашу сторону, разворачиваясь боком, и произвело ответный залп. Прошло недолго параллельно нашему фронту и повернуло обратно с очевидным намерением, описав большой круг, вновь очутиться на позиции. Остальные суда шли в его кильватере, причем каждое из них выпустило в нас залп, но у нас было преимущество внезапности. Наш собственный огонь тоже не уменьшался, и большинство снарядов попадали в цель. Я никогда еще не видел более смертоносной точности прицела: взрыв каждого ядра заставлял падать одну из маленьких фигур на корабле, а знамена и палуба вспыхивали языками пламени.

Каждый зеленый воин знает, куда именно он должен стрелять. Например, лучшие стрелки всегда направляют огонь исключительно против беспроволочных аппаратов и против аппаратов для выверки прицела тяжелых орудий нападающего флота; другие выполняют ту же задачу против меньших пушек; третьи – подстреливают канониров; следующие – офицеров. Наконец, малоопытные стрелки сосредоточивают огонь на оставшихся членах команды.

Через двадцать минут после первого выстрела флот, понесший большие потери, ретировался. Некоторые из кораблей давали заметный крен, их огонь совершенно прекратился, и вся энергия, казалось, сосредоточилась на бегстве. Тогда зеленые марсиане ринулись на крыши и проводили отступавшую армаду беспощадным оружейным огнем.

Как бы то ни было, кораблям удалось скрыться за гребни гор. На виду осталось только одно едва двигавшееся судно. Именно оно приняло на себя первый удар, и теперь, казалось, там не осталось ни одной живой души. Неуправляемое, оно отклонилось от своего пути и шло по направлению к нам, двигаясь странным и возбуждающим жалость образом. Когда стало ясно, что корабль совершенно беспомощен, воины прекратили огонь.

Судно приблизилось к городу, и марсиане устремились к равнине, чтобы встретить его, но оно было еще слишком высоко. Со своей позиции у окна я видел разбросанные по палубе тела, хотя и не мог еще различить, к какому роду существ они принадлежат. На судне не было никаких признаков жизни, и ветерок медленно относил его в юго-западном направлении.

Оно летело над землей на высоте приблизительно пятидесяти футов, воины следовали за ним. Правда, около сотни остались на крышах для защиты от возможного возвращения флота или подкрепления. Вскоре стало очевидным, что корабль ударится о фасад здания приблизительно на милю южнее наших позиций. Несколько всадников помчались галопом вперед, спешились и вошли в дом, куда кораблю суждено было пристать. Когда судно приблизилось и вот-вот должен был последовать удар, они прыгнули из окон на палубу и своими длинными копьями уменьшили силу столкновения. Затем они сбросили якорь, за который остальные стянули корабль вниз.

Якорь был закреплен, все толпой бросились на судно и обыскали его от носа до кормы. Я видел, как они осматривали мертвых матросов. Затем появилась группа воинов, тащивших за собой маленькую фигурку. Она была вдвое меньше ростом и даже издали не походила на зеленых марсианских воинов. Я предположил, что это представитель другого племени.

Марсиане спустили своего пленника на землю и приступили к систематическому разгрому корабля. Эта операция потребовала нескольких часов, множество повозок перевозило добычу. Она состояла из оружия, амуниции, шелков, мехов и драгоценностей. Были также каменные фигурки кораблей со странной резьбой, еда и сосуды с водой, которую я увидел на Марсе впервые.

Наконец разграбленный корабль потащили на канатах в долину. Некоторые воины еще оставались на нем и с большим рвением обшаривали карманы мертвецов. Закончив эту операцию, они поспешно соскользнули по канатам на землю. Последний повернулся и бросил что-то на палубу. Показался столб пламени, канаты сразу отделились от корабля, и огромное военное судно величественно устремилось в воздух. Его палуба уже представляла собой сплошную массу огня.

Медленно оно направлялось к юго-востоку, поднимаясь все выше и выше по мере того, как огонь пожирал деревянные части и уменьшал тем самым его вес. Я наблюдал за кораблем до тех пор, он не затерялся в туманной безбрежности мирового пространства. Грандиозное зрелище: огромная пирамида огня летит без руля и ветрил по пустынным безднам марсианских небес. Меня это зрелище подавляло и одновременно наводило на мысль, что умирающий летучий корабль олицетворял собой жизненную историю тех странных и жестоких существ, к которым я попал по воле рока.

Странное чувство охватило меня. Из глубины души поднялась тоска по этим неведомым врагам, я почувствовал родство с ними. Появилась надежда, что флот вернется и потребует от зеленых воинов ответа за их беспощадное и ничем не обоснованное нападение.

Вместе со всеми я вернулся на площадь, за мною по пятам – теперь это было привычное для него место – шел пес Вула. Путешествие домой было отложено из-за страха перед ответной атакой воздушного флота.

Лоркас Птомель был слишком хитрым старым воином, чтобы быть пойманным на открытой равнине с караваном из повозок и детей, и мы остались в покинутом городе.

Когда Сола и я вышли на площадь, мне удалось разглядеть пленницу с военного корабля, которую несколько зеленых марсианок грубо тащили в ближайшее здание. Меня окатило волной смешанных чувств: надежды, страха, восторга и уныния, но преобладало едва уловимое ощущение облегчения и радости. Перед моими глазами предстала гибкая девичья фигурка, подобная земным женщинам до мельчайших деталей. Сперва она не заметила меня, но, уже почти исчезая в портале строения, которое должно было стать ее тюрьмой, она оглянулась. Наши глаза встретились.

Ее овальное лицо отличалось необычайной красотой: точеные черты поражали изысканностью; глаза были огромными и блестящими, черные как смоль вьющиеся волосы уложены в необычную прическу. Кожа была медного оттенка, на ее фоне с чарующей прелестью выделялись румянец щек и рубин тонко вырезанных губ. Она была так же нага, как и сопровождающие ее зеленые марсианки. Только украшения очень тонкой работы. Но никакие наряды не могли усилить красоту ее фигуры.

Когда ее взор остановился на мне, глаза широко открылись от удивления и она подала незаметный знак, который я не понял. Только одно мгновение мы смотрели друг на друга, а затем надежда и радость, осветившие сперва ее лицо, сменились выражением презрения. Я догадался, что своим знаком она взывала о помощи, но мое незнание марсианских обычаев помешало мне ответить. Ее поволокли в глубину заброшенного здания, и она исчезла с моих глаз.

9. Я изучаю язык

Я пришел в себя и взглянул на Солу, которая видела наш обмен взглядами. Какое-то странное выражение появилось на ее обычно бесстрастном лице. Я не понимал, что она думает, так как до сих пор знал язык марсиан только на элементарном уровне.

У входа в наш «дом» меня ожидал сюрприз. Подошедший воин вручил мне оружие и амуницию, сопровождая их несколькими нечленораздельными словами. На лице его одновременно читались уважение и угроза.

Позднее Сола с помощью нескольких женщин переделала все эти принадлежности под мои меньшие пропорции, и я стал ходить, облаченный в военные доспехи.

С этого дня Сола стала посвящать меня в тайны обращения с разным оружием, и я практиковался вместе с юным марсианином по несколько часов ежедневно. Мое знакомство с земным военным искусством превращало меня в необыкновенно способного ученика.

Нашим обучением руководили исключительно женщины, они же производили порох, патроны, огнестрельное оружие – одним словом, все, что обладало на Марсе какой-либо ценностью. Во время войны из них формировались резервы, и в случае необходимости они сражались даже с большей сообразительностью и жестокостью, чем мужчины.

Мужчины занимались более сложными вопросами военного искусства – стратегией и маневрированием большими войсковыми частями. Еще они разрабатывали законы – новый закон для каждой новой ситуации. Совершая правосудие, марсиане не связывают себя предыдущими решениями, принятыми в аналогичном случае. Обычаи передаются из века в век, но наказание за их нарушение определяется в зависимости от индивидуальных обстоятельств. Суд вершат лица, равные преступнику по социальному статусу. Я могу с уверенностью сказать, что такое правосудие редко делает промах. В одном отношении, по крайней мере, марсиане счастливый народ – у них нет адвокатов.

Я не встречал пленницу в течение нескольких дней, а затем видел ее только мельком, когда ее вели в большую приемную залу, где произошла моя первая встреча с Лоркасом Птомелем.

Я не мог не заметить резкости и грубости, какие проявляла к ней стража. Это было так не похоже на почти материнскую мягкость Солы или почтительное отношение ко мне некоторых зеленых марсиан.

Я уловил также, что пленница пару раз о чем-то говорила со своей стражей. Значит, и я смогу как-то достичь с ней взаимопонимания. Поэтому я довел Солу почти до слез своими навязчивыми просьбами ускорить мое обучение и через несколько дней настолько овладел языком марсиан, что был в состоянии довольно сносно поддержать разговор.

К этому времени в нашей спальне, кроме Солы, ее питомца, меня и Вулы, жили еще несколько женщин с парой недавно вылупившихся детей. Когда дети уходили спать, женщины обычно немного болтали перед сном. Теперь я мог понимать их язык и внимательно слушал, хотя сам никогда не издавал ни звука.

В ночь, последовавшую за посещением пленницей приемной залы, разговор в конце концов коснулся этой темы. Я в мгновение ока превратился в слух. Я боялся спрашивать Солу о прекрасной марсианке, так как помнил то странное выражение на ее лице. Я не знал, была ли это ревность, но все же находил более благоразумным проявлять пока полное безразличие.

Саркойя (одна из пожилых женщин, деливших с нами кров) присутствовала в качестве стражницы при аудиенции. Одна из женщин спросила ее:

– Когда же мы насладимся агонией этой краснокожей? Или Лоркас Птомель Джед намерен держать ее ради выкупа?

– Они решили отвезти ее с нами в Тарк и там предать ее смертным мукам во время великих игр перед Тал Хаджус, – ответила Саркойя.