Отворотное зелье

– Какая?

– Рассеянная, – сформулировала Даша. – После того, как мы повстречали эту девицу… Нину Рыжову… ты просто сама не своя.

Я промолчала. Не объяснять же мне Даше… Да и нечего мне объяснять. Я сама до сих пор не могу разобраться в том, что я ощущаю после того, как заглянула в глаза этой девушке… Нине.

– Ну ладно, – сказала Даша, – не хочешь говорить, не надо. Я сейчас, – добавила она, поднимаясь с кресла, – посмотрю за пирогом…

Когда Даша вышла из гостиной я откинулась на спинку кресла и устало прикрыла глаза. Да, денек выдался не сказать, чтобы очень легкий… Васик, работа, поездка к Даше, да еще и эта девушка.

Что все-таки так мучит меня? Что было в ее глазах такого, что…

– Похоронная процессия, тянущаяся через весь город, змеей опоясывала памятник Неизвестному солдату… – вещал невидимый теледиктор.

Я вдруг представила себе эту змею, состоящую из плотно прижатых друг к другу людских тел… сплетенных рук и семенящих ног, потупленных в землю глаз, в которых, наверное, ясно можно было прочитать обреченность и страх перед смертью. Перед смертью того, кого они хоронили и перед своей собственной смертью, пока еще неведомой, но отлично ощутимой вот в такие моменты…

Страх.

Вот именно – страх. Страх стоял в глазах девушки Нины, страх хищной рыбой плавал в мутной глубине ее сознание, когда я заглянула туда.

И это не было каким-то конкретным испугом, и это не было абстрактным страхом или патологической фобией.

Это был…

Настоящий страх – не комплекс эмоций, которые испытывает человек, находясь в определенном состоянии, а первородный сгусток древнейших субстанций, частью вошедших в только что образовавшиеся – первые на этой земле человеческие души.

Я вдруг почувствовала неприятный холодок в левой стороне груди. Ничего подобного я не испытывала никогда, а на своем веку мне выпало испытать многое.

Мне представилась медленно ползущая по опустевшим улицам столицы змея похоронной процессии, в которой уже никак нельзя было различить ее составляющие части – тела людей так переплелись, так тесно вплавились друг в друга, что образовали единую монолитную массу, управляемую клубящимся внутри извивающегося тела страхом.

Змея уже не ползла по улицам, ей уже было по силам не огибать высящиеся коробки пустых домов, а прошивать их насквозь невероятно мощной тупой башкой, на которой сияли два громадных глаза, очень напоминающих большие надгробные венки из мертвых пластмассовых цветов.

Высотные дома, уже не казались такими большими по сравнению со все увеличивавшимся чудовищным туловищем, и когда загрохотали первые железобетонные блоки, сбитые со стен зданий хлещущим во все стороны хвостом, змея стала подниматься над городом, вставать на дыбы, словно принимающая боевую стойку кобра – мне стал видел капюшон – два черных, крыловидных паруса, раздуваемых заунывной музыкой похоронного оркестра.

И тогда с невероятной высоты змея ринулась башкой, на чешуе которой блестели капли заоблачной влаги, прямо вниз – вонзилась в застонавшую поверхность земли и, разрывая планету растущим на моих глазах туловищем, стала погружаться все глубже и глубже, пока чудовищная пасть с тускло поблескивающими холодной яростью глазами не пробила вековую толщу антарктического льда, выбравшись наружу с другой стороны Земли, и кольца принявшей наконец свой настоящий облик змеи не сбросили с поверхности планеты все, что успел нагромоздить человек за короткий век своего существования, которому теперь пришел неизбежный исход.

Змея причудливо изогнулась и замерла, крепко завязнув в обессилевшей планете, как в том самом древнем яблоке, с которого-то все и началось.

Солнце выкатилось только на мгновение, изумленно глянуло на то, что еще недавно было населенной планетой и потухло навеки…

Струна, протянувшаяся внутри моей головы – как раз между висками, наконец-то лопнула, тоненько напоследок прозвенев. Я успела только вскрикнуть, когда твердь ушла у меня из-под ног и все мироздание полетело в первозданную мглу.

* * *

Полет, впрочем, продолжался сравнительно недолго – ну, сколько там полагается лететь человеку, который свалился с кресла на пол?

Когда я утвердилась на коленях, изумленно хлопая глазами и, ощупав свое тело, убедилась, что все еще жива, вопреки посетившему меня ужасному видению, Дашин голос прозвучал снова:

– Ольга! Господи, да ты слышишь меня?!

– Д-да, – с трудом выговорила я, – слышу…

– Я вошла в комнату, а ты сидишь в кресле с закрытыми глазами, будто спишь, – затараторила Даша, поднимая меня с пола – ноги мои слушались меня еще довольно слабо. – Только сразу видно, что не спишь, потому что спина у тебя прямая, будто ты на что-то внимательно смотришь… только глаза закрыты. Что случилось?

– Ничего, – проговорила я и с удовлетворением отметила, что мой язык уже вполне выговаривает слова, – просто… немного задремала.

– Я тебя зову – ноль внимания, – продолжала рассказывать Даша, усаживая меня в то самое кресло, с которого я минуту назад благополучно сверзилась, – я тебе в самые уши кричу: «Ольга! Ольга!» – А ты ничего не отвечаешь. Тут мне стало настоящему страшно и я тебя за плечи тряхнула, а ты вдруг…

Я покрутила головой – вправо-влево, влево-вправо… Действительность нерешительно наполняла мое сознание – с весьма ощутимым гудением вливаясь в многострадальные мои мозги.

– А ты вдруг – когда я тебя за плечи тряхнула – как подскочишь на кресле! Как закричишь! И бух – прямо задницей на пол. Я так испугалась, – закончила с тяжелым вздохом Даша, – что едва не расплакалась… Вернее, даже не расплакалась – из-за того, что так напугалась…

Даша снова судорожно вздохнула – так, наверное, переводят дыхание подводные пловцы, после того, как вынырнут из-под многометровой толщи воды.

– Теперь-то с тобой все в порядке? – осведомилась Даша, опускаясь на корточки напротив меня.

– Теперь – все в порядке, – заверила я ее. – А пирог… – вспомнила я, – пирог готов?

– Да какой пирог? – удивилась Даша. – Я же только дошла до кухни, глянула в духовку и вернулась в гостиную. А там ты сидишь… уже такая…

– Это что же? – выговорила я, мучительно наморщась. – Получается, что я… так сказать, спала – всего-навсего несколько секунд?

– Получается так, – подтвердила Даша.

Ничего себе. Мне казалось, что в наблюдениях за чудовищной змеей прошла не только вся моя жизнь, но и все время существования человеческой цивилизации вплоть до последнего распада, а тут оказывается – несколько секунд.

Я закрыла глаза, но тотчас снова распахнула их. Не хватало, чтобы меня опять посетило подобное ужасающее видение. Да, выходит, не просто так меня мучали непонятные предчувствия, когда мы с Дашей искали встречи с предметом воздыханий Васика.

Только вот природу этих предчувствий, равно как и странное видение, которое едва не свело меня с ума – как все это объяснить?

И что нам делать дальше?

– Как что делать? – переспросила Даша, и я поняла, что опять проговорила вслух последнюю мысль. – Скоро подоспеет пирог, будем чай пить. Но сначала и тебе, и мне не мешало бы выпить успокоительного. Сейчас принесу.

Даша снова покинула гостиную, а я подняла глаза на телевизор. На экране уже светилось обширное кладбище, казавшееся совсем тесным из-за множества людей, заполнивших его. Где-то вдалеке – за нагромождением людских спин, обряженных в черные пальто, и непрерывным и монотонным гудением голоса диктора, местами сливающимся с угрюмыми звуками похоронного оркестра, мелькнула черная змеиная лента надгробного венка.

Я вскрикнула и схватилась за пульт управления, как за пистолет. Нажатием первой попавшейся кнопки мне удалось переключить канал – теперь на экране телевизора мордатый кучерявый дядька вещал что-то о великом императоре Петре Первом неожиданно высоким и подпрыгивающим, как изломанный детский попрыгунчик, голосом.

Я поморщилась но больше никуда переключать не стала – пусть лучше это, чем снова – змеи похоронных процессий.

Даши все не было. Фальцет телеисторика резал мне нервы, а густейшая темнота давила в стекла квартирных окон так, что мне пришлось подняться с кресла и задернуть шторы.

Вернувшись на свое место, я отметила необычную дрожь в пальцах.

«Странно, – подумала я, – что-то совсем я распустилась в последнее время. Если так сдают нервы… Что же не идет Даша? Где она, черт возьми? Чтобы добраться до спальни, открыть шкатулку, где она хранит все свои лекарства, нужно, максимум, полминуты. Ну, две минуты – на то, чтобы отыскать нужную скляночку среди развала всяких упаковок и пузырьков – и принести лекарство сюда… А она сколько уже отсутствует?»

Поднявшись с кресла, я вышла в прихожую. В квартире было тихо и, как я сейчас почувствовала, очень душно.

«Окна открыть, – подумала я, – но тогда синие сумерки змеиными кольцами навалятся… Выдавят стекла и заполнят квартиру… Господи, что это со мной? Кажется, я схожу с ума…»