Оценить:
 Рейтинг: 0

Большая книга ужасов – 91

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 18 >>
На страницу:
3 из 18
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Правда, разговор, который я нечаянно услышал, когда вышел сами понимаете куда, меня удивил. Оказывается, Потаповы собрались дом продавать. Как раз сегодня должен был приехать очередной покупатель, однако так и не появился.

– Наверное, и до него слухи дошли, – пробормотала мама Потапа и всхлипнула от огорчения. Конечно, спросить, какие-такие слухи могли дойти до покупателя, было невозможно, однако любопытство меня подгрызало.

* * *

После обеда решили прогуляться. Пока шли по улице к лесу, я обратил внимание, что деревня почти пустая. На двух-трех подворьях ожесточенно довыкапывали картошку, но в основном дома (такие же красивые, как потаповский – пижонистые новостройки) были заперты, жалюзи опущены, на воротах замки. В старых избах окна вообще забиты крест-накрест, в огородах – кучки пожухлой ботвы… Можно подумать, люди сюда приезжают, чтобы только урожай вырастить да собрать поскорей, а отдых на природе никого не интересует. А ведь милое дело в это время – костры жечь и картошку печь!

В прошлом году мы ездили с мамой и дядей Серегой в лес и решили развести костерок. А спички забыли! Так что дядя Серега сделал? Нашел кремень (а в тех местах как раз заброшенный карьер, камешков-кремешков полно), положил на лезвие ножа какую-то бумажонку, чуть ли не магазинный чек, – и давай кремнем по лезвию чиркать, приговаривая: «Огнивом наши предки еще в девятнадцатом веке пользовались! А мы чем хуже? Кремень есть, кресало есть – вот и все премудрости!» Это лезвие ножа, значит, стало кресалом.

Я в это время сухого мха и травки подсобрал, мама – тоненьких веточек – и вот бумажка дяди-Серегина затлела, а потом такой костер получился! И такая была картошка…

Я после того случая дядю Серегу еще больше зауважал.

Середина сентября – мое любимое время года. Красотища потому что! Лес уже разноцветный, осенью тронутый, но трава еще зеленая, и даже цветы кое-где видны. Стрекоз почему-то много было в тот теплый солнечный день. Ветерок легкий, листва так весело шумит…

Впрочем, тепло теплом, а ветерок иногда задувал довольно-таки прохладный. И я не пожалел, что надел поверх толстовки коричневую замшевую безрукавку. Отличная безрукавка, вот только пуговицы чуток великоваты для петель: вечно возишься с ними, чтобы в петли протолкнуть, расстегнуть или застегнуть. То ли дело молния: вжик – и готово! Зато пуговицы, я вам скажу… Их дядя Серега нашел на толкучке, где любители всякой старины тусуются. Эти пуговицы с формы пожарных прошлого, ну двадцатого, века, еще довоенной формы. Там отчеканена пожарная каска на фоне двух перекрещенных топориков. Между прочим, мамин дед работал пожарным и погиб на службе. Эти пуговицы мне о нем напоминают, это раз, и вдобавок с ними моя безрукавка смотрится офигенно стильно!

Бродили мы, бродили, пока не вышли на окраину заброшенного кладбища. Очень старого какого-то: кресты деревянные уже полегли; металлические, ржавые, кое-где торчат; видно несколько покосившихся пирамидок со звездочками; могилки заплело травой. Кое-кто из наших порывался побродить между ними, но Потап воскликнул:

– Лучше не надо!

– А что, боишься, за ногу кто-нибудь схватит? – усмехнулась Лили, и Потап серьезно ответил:

– Боюсь, да! Здесь всякое бывало. Кладбище очень большое: пойдешь по нему – невесть куда выйдешь, да и выйдешь ли, еще вопрос. Вон там видишь ельник? Под этими елями, говорят, кости находили.

– А они чьи были, человеческие или звериные? – спросила Лили.

– Человеческие, конечно, – буркнул Потап.

– Ты их сам видел? – недоверчиво вскинула брови Лили.

– Видел! И я видел, и другие видели! – огрызнулся Потап. – Овер до фига, кто видел!

– А еще чего они видели? – с издевкой вмешался Витька Аболдин. – Какого-нибудь мальчика, который бродит по кладбищу и плачет, потому что пошел один погулять и теперь не может найти маму? А потом он вдруг радостно бросается к какой-то могилке с криком «Нашел, нашел!» – и исчезает в ней, а на кресте написано, что здесь похоронены мать и ее маленький сын? – И Витька захохотал, покосившись на Лили.

– А может быть, видели девчонку, которой не нравится фотка на ее памятнике, поэтому она выходит из могилы и просит всех, кто ей попадется на пути, сделать другой снимок? – Это уже Кирилл Слепак противным таким пренебрежительным тоном высказался. И тоже покосился на Лили…

Понятно! Все с ними понятно! Они положили глаз на красоты Лили и теперь выпендриваются, старательно выставляя перед ней Потапа дураком и трепачом. А эти пацаны, между прочим, приехали к нему на день рождения и только что ели-пили за его столом и говорили всякие слова на тему «Наш Потап – самый суперский Потап на свете!».

– Да ладно токсичить! – Потап решил не давать себя в обиду. – Вон деревья, видите? Они вроде березы, стволы у них березовые – а листья как у рябины, понятно? Такие только на этом кладбище растут!

– Мутанты, что ли? – с сомнением протянула Лили.

– Не знаю, – дернул плечами Потап. – Зато если пойти по этому кладбищу во?он туда, говорят, обязательно добредешь до дерева-урода – страшного, корявого, огромного… А на его ветке висит старая ведьма.

– Старая ведьма висит на дереве-уроде?! – повторила Лили чуть ли не по слогам. – При-кол-дес… И давно висит?

– Лет, наверное, пятнадцать, – ответил Потап. – Или двадцать… Не знаю точно.

Ребята так и грохнули восторженно:

– Ауф!

– Пушка!

– Ты гонишь, Потап!

– Скинь пруф!

– А по ночам она кричит «Снимите меня отсюда, я уже высохла!»? – ехидно вопросила Лили.

– Как она может кричать, если давно умерла и в самом деле высохла? – фыркнул Потап. – Нет, честно: говорят, она совсем как осенний лист, который болтается на ветке всю зиму. Но иногда ее сдувает ветром и носит по дворам. Бывает, она зацепится за куст; бывает, ее заносит под чье-нибудь крыльцо. Тогда беда. Надо сидеть дома и не высовываться. Потому что на ее поиски отправляется человек, у которого нет лица, и если он заметит кого-то, то заберет его с собой.

– Веди себя хорошо, а то дед Бабай спрячет тебя в мешок и унесет! – страшным голосом провыл Стас Чернышов и покосился на Лили.

И он туда же!

А с другой стороны, Потап порол такую ересь… Уникальную ересь, рассчитанную на полных болванов! Тоже выпендривался перед Лили почем зря.

А он все не унимался:

– Риали, с тех пор как ведьму повесили, в Ельне начали люди пропадать! Риали, я вам говорю! И поэтому остальные почти все разъехались. Страшно стало. Может, заметили, что почти все дворы пустые? Дома, огороды, хозяйства бросают, потому что их не продать: перебираться сюда никто не хочет.

«Ага! – сказал я сам себе. – Так вот почему к его родителям никто не приехал».

– Мы сегодня приехали не только мой день рождения отпраздновать, но и попрощаться. И вещи кое-какие собрать, – вздохнул Потап. – Уедем мы – и скоро никого здесь не останется. Ельня захиреет и совсем под землю уйдет, как Ведема ушла.

Я насторожился.

Из Ведемы родом мои мама и бабуля, да и я там родился, как уже говорил. Но мне никогда не рассказывали ни про сухой труп ведьмы, ни про то, что Ведема под землю ушла. Просто заброшенная, покинутая деревня, каких много. И когда я предлагал туда съездить, мама отвечала, что не хочет, мол, воскрешать печальные воспоминания. Ведь там не только я родился, но и умер мой брат.

– Ой, Потап, ты такой душнила! – простонала Лили. – Окончательно меня утомил. То говоришь, что ведьму на каком-то дереве повесили, то она у тебя под землю ушла… То есть она сначала ушла под землю, а потом ее повесили проветрить, что ли?

Наш коллектив опять заржал. Бедный Потап, который, похоже, во что бы то ни стало хотел сохранить мир во всем мире и дружбу между народами, начал объяснять, что это вообще разные вещи: повесили старуху ведьму, а Ведема – это деревня, которая…

Интересно, знал он, что «ведема» – это то же, что «ведьма»? Вряд ли. Я открыл было рот, чтобы внести ясность, но в этот момент на опушке появился Потапов фазер и крикнул:

– Денис, пора уезжать! Смеркается. Мы уже все погрузили. Давайте, ребята, в машину!

Голос у него был встревоженный, и эта тревога передалась нам. Мы сорвались с места, как будто нас подхватил тот самый ветер, который срывал с какого-то там дерева-урода высушенную ведьму и таскал ее по деревне. Вся наша компания мигом оказалась около «газельки».

Я оглянулся. Закат был яркий, багряный, можно сказать кровавый. Не люблю такие безнадежные закаты! Да и вообще, рассветы я люблю больше.

Машина до половины оказалась загружена коробками и большущими пластиковыми пакетами. Понятно: родители Потапа вывозили имущество…

Нам теперь пришлось сидеть не по двое, а по трое. Сумерки сгущались, свет в салоне почему-то не горел, и наш отъезд все больше походил на самое настоящее бегство. Я не совсем понимал, от чего мы бежим-спасаемся, но настроение у меня и так было не ахти из-за массового Лили-поклонства, а теперь и вовсе испортилось. Как-то не по себе стало… Но остальные вели себя как всегда. Правда, книжки никто не открывал: в темноте читать невозможно. Кто-то пялился в телефон, кто-то задремал, ну а Лили сидела между Потапом и Кириллом и перекладывала голову с плеча одного на плечо другого. Кирилл довольно лыбился, а Потап опять переживал.

Все в своем репертуаре, короче.

<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 18 >>
На страницу:
3 из 18