Вкус заката

Вкус заката
Елена Логунова

Vampire детектив
Тамара Тарасова сходила с ума от беспокойства – ее дочь, студентка-отличница, пропала! – и обратилась к писательнице Анне Ливановой, занимающейся расследованием запутанных историй. Оказалось, Марина улетела в Ниццу в обществе… своего пожилого преподавателя! Анна как раз собиралась в отпуск, поэтому согласилась помочь женщине. Отель на Лазурном Берегу встретил ее местной сенсацией – в номере по соседству недавно случилось жуткое происшествие: там нашли мертвой старушку, и погибла она во время любовного свидания! Постепенно Анна начала понимать, что это и есть Марина, из которой кто-то выпил молодость и жизнь, как вампиры выпивают кровь у своих жертв…

Елена Логунова

Вкус заката

1

– Я так долго этого ждал! – шепнул он, поцеловав ее локон.

Она с сожалением подумала, что не сообразила надушить волосы, а ведь они после долгого перелета не идеально свежи. Впрочем, за время романтической прогулки по набережной вечерний бриз должен был развеять «неправильные» запахи.

Сегодня все должно быть правильно. Идеально. Так, как бывает только в сказке.

– Я тоже ждала, – пробормотала она, попытавшись сделать свой голос таким же теплым, обволакивающим, чувственным, как у него.

Получилось не очень: она сильно волновалась. Такое с ней происходило в первый раз. Нет, она уже не была девственницей – в наше время студентке второго курса просто неприлично оставаться невинной, а она очень старалась быть «не хуже других». Но малоинтересные и незапоминающиеся сексуальные упражнения с эгоистичными мальчишками, которым было наплевать на чувства партнерши, не шли ни в какое сравнение с тем, что мог дать ей взрослый, опытный и – главное – любящий ее мужчина. А в том, что он ее любит, она уже не сомневалась. Он доказал, что готов ради нее на подвиги.

Ведь это же самый настоящий подвиг – привезти ее для первой ночи не в какой-нибудь занюханный мотель в пригороде, не в щелястый дачный домик, даже не к себе на квартиру. Во Францию! На Лазурный Берег! В Ниццу!

Это был сюрприз, грандиозность которого она до сих пор не вполне осознала. Он заехал за ней на такси вечером в пятницу, потому что они договорились вместе поужинать. Действительно, совместный ужин состоялся, но не в ресторанчике, как она ожидала, а на борту самолета австрийской авиакомпании. Кажется, кормили вкусно, но она мало ела, потому что была потрясена. Внезапно оказаться вместо французского ресторанчика в самой настоящей Франции – это чудо. И совершил его он. Для нее!

Он все продумал и все сделал сам: позаботился о документах и визах, купил билеты, забронировал отель в Ницце и по прилете прямо в аэропорту нашел автобус, который через пятнадцать минут высадил их на Английской набережной напротив роскошного отеля «Негреско». Она видела это шикарное место как минимум в пяти кинофильмах! Тут снимались Софи Марсо в «Неуловимом» и Питер Броснан в одном из фильмов бондианы. О боже!

Правда, сами они остановились не в «Негреско» – это было бы фантастически дорого, – а в трех кварталах от набережной, в маленьком уютном отеле с очаровательным каменным фонтанчиком в миниатюрном внутреннем дворике, сплошь заставленном горшками с декоративными растениями. Вероятно, летом все эти цветы распределялись по балконам и подоконникам гостиничных номеров, чтобы радовать глаз постояльцев. Ее, впрочем, все радовало и сейчас, в самом начале марта.

Было так здорово вместе с ним неспешно пройтись под набережной, где с одной стороны размеренно и мощно дышало Средиземное море, а с другой – укоризненно трясли растрепанными головами высоченные пальмы! Потом свернуть налево, через квартал еще раз налево и искать на тихой улице, с двух сторон стиснутой рядами невысоких красивых домов, свой отель.

Он оказался узкой, в два окна, трехэтажной «башенкой», зажатой между временно закрытой гостиницей побольше и величественным, с мраморными колоннами и белыми фигурами на фронтоне, зданием с темными окнами.

Никто не видел, как они вошли в крохотный вестибюль, где за узкой стойкой не было даже дежурного, как дружно, в ногу, шагнули в тесную коробку лифта, доставившего их на верхний этаж, как оказались в своем номере.

– Подожди, не смотри!

Он развернул ее лицом к двери, помог снять плащ, открыл дверь в ванную и мягко втолкнул ее туда:

– Пять минут! Когда ты выйдешь, тут все будет как надо!

Она вышла через четверть часа – очень быстро, если учесть, что до ухода на «ужин в ресторанчике» интим не планировался, а теперь без этого невозможно было представить дальнейшую программу. До того, как он развернул ее к двери, она успела заметить, что меблировка номера состоит главным образом из одной просторной кровати.

Однако за пятнадцать минут он волшебно преобразил заурядный гостиничный номер, превратив его в сказочный чертог. Настоящее французское шампанское и розы, нежными лепестками которых были усыпаны простыни, он, должно быть, заказал заранее. И свечи, вероятно, тоже – сейчас он только расставил их и зажег. Но и на это должно было уйти никак не меньше пяти минут: золотые язычки дразняще трепетали на прикроватных тумбочках, вереницей тянулись по подоконнику, вдоль стен – по всем горизонтальным поверхностям! Сколько их было – две сотни, три? В воздухе витал волнующий сладкий аромат, огоньки отражало и умножало большое зеркало на потолке.

А он ждал ее у просторной кровати с двумя бокалами шипящего шампанского.

– За нас! – нарочито смело сказала она, поднимая бокал.

– За любовь до самой смерти! – торжественно сказал он и выпил вино до дна.

А потом, дождавшись, пока она тоже выпьет, забрал у нее бокал, поставил его на стол, притянул ее к себе, обнял, поцеловал локон и прошептал то самое, безмерно растрогавшее ее:

– Я так долго этого ждал!

– Я тоже, – пробормотала она.

И это оказалось правдой.

Когда он осторожно раздевал ее, она ужасно волновалась. Когда бережно положил, обнаженную, на прохладные простыни, ее сотрясала дрожь. Тогда он лег рядом, укрыл их обоих одеялом, крепко обнял ее и ждал, когда она согреется. И при этом безостановочно шептал ей, какая она замечательная и необыкновенная. Красивая, стройная, нежная, невероятно волнующая и чувственная.

Одеяло согрело ее тело, а слова – душу. Она сама потянулась его поцеловать, и он ответил на поцелуй с такой нежной страстью, что она застонала.

– Милая! – обрадованно шепнул он, стиснув ее крепче.

Она слышала, как сильно и часто бьется его сердце. Несомненно, она могла сделать его счастливым!

И он тоже очень многое мог. Неожиданно попав в сказку, она ожидала чего-то необыкновенного – и все-таки была удивлена, что такое возможно в его возрасте.

Он долго с откровенным удовольствием гладил ее тело. Сначала скользил ладонью по его изгибам почти невесомо, затем крепко прижимал руку к бедру или к груди – и снова отстранялся, но она уже тянулась за ним сама, выгибая спину.

– Да, милая, да! – восторженно шептал он, чутко прислушиваясь к тому, как меняется ее дыхание.

Первая волна накрыла ее в тот момент, когда он приник губами к ее груди. Он дал ей отдохнуть ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы влажными поцелуями протянуть дорожку в самый низ ее живота, и там задержался – опять же ненадолго. Совсем скоро она положила опавшие было руки на его затылок, судорожным движением вжала его голову глубже, со стоном выгнулась и через мгновенье сдвинулась в сторону, ускользая от его губ и языка.

– Ты необыкновенная! – с искренним чувством сказал он и осторожно вошел в нее.

Она и в самом деле была необыкновенной, только не знала этого. Оказывается, она была способна испытывать наслаждение многократно, не делая для этого ничего особенного, просто самозабвенно отдаваясь ему – а уж он и умел, и знал все. В какой-то момент он так и сказал ей:

– Я знал, что ты именно такая! – А потом совсем другим тоном, уже не нежно, а властно потребовал: – Смотри мне в глаза!

И она, конечно, послушалась, разлепила склеенные сладкими слезами ресницы и утонула в его глазах – ясных, сияющих, голубых, как море, обнимающее Лазурный Берег.

В лазурных глазах светились восторг и предвкушение еще большего восторга, любовь, признательность, огромная нежность и жалость. Это зрелище завораживало, однако ей было трудно смотреть ему в глаза, потому что ее тело снова сотрясали конвульсии. Внутри ее происходило нечто космическое, неописуемое и невыносимо прекрасное, и она чувствовала, что это будет несравненно лучше всего того, что было с ней до сих пор – в этой постели, этой ночью, да за всю ее жизнь. И это ее напугало.

– Я больше не могу, – со слезами в голосе прошептала она, каждой клеточкой быстро слабеющего тела ощущая приближение небывалой волны. – Ты так убьешь меня, дорогой!

– Да, милая! – ласково прошептал он, наклонясь к ее уху.

А затем откачнулся, чтобы в следующую секунду войти как можно глубже.

Когда он отстранился, она на один ничтожно краткий и безумно страшный миг увидела в зеркале на потолке отражение своего лица и дико закричала, но он закрыл ей рот поцелуем и выпил ее крик так же жадно, как саму жизнь.

Когда спустя полчаса, приняв душ, одевшись и аккуратно затушив свечи, он уходил из отеля, в двухместном номере на третьем этаже было совершенно тихо. Ветерок из приоткрытого окна игриво шевелил кружевную занавеску и заметал под кровать легкие розовые лепестки. Во внутреннем дворике за окном все так же мелодично журчал фонтанчик, и нерадивый дежурный по-прежнему отсутствовал на своем сторожевом посту в вестибюле.

Все ее вещи, сложенные в черный пластиковый мешок для мусора, он выбросил в контейнер на железнодорожном вокзале, до которого бодрым шагом дошел за десять минут.

2