Красота спасет мымр

Андрей Степанович противно хихикнул.

– Настоящее сокровище! – возвысил голос Дед Степа. – Чисто клад!

После этого заявления стрельба прекратилась, словно виртуальные противники вдруг заключили перемирие. На пороге кухни возник явно заинтересованный Степка.

– Какое сокровище, дед? – недоверчиво спросил он.

– Вот такое! – старик нарисовал руками в воздухе нечто обширное, как аэростат.

Судя по этому широкому жесту, сокровище было очень большим или же очень ценным. Степка и Андрей Степанович переглянулись. В силу различия характеров они крайне редко выступали единым фронтом, но тут оба почувствовали необходимость объединиться. Дед Степа не имел обыкновения завираться, зато маялся склерозом и вполне мог утаить от семейства некую важную информацию.

– Колись, старец! Что за сокровище и где оно лежит? – прямолинейный Степка подсел к столу и сходу наполнил дедову стопку остатками водки.

Не столь решительный, но смышленый папенька наглеца вскочил с табуретки и зайчиком метнулся в гостиную, к мебельной стенке, одна из закрывающихся полочек которой носила гордое звание бара.

– А ну, положь коньяк! – рявкнула бдительная Юлька, выпрыгивая из дедовой комнаты со щеткой в руке.

– Цыц! – замирая от собственной храбрости, высоким голосом истерично выкрикнул Андрей Степанович. – Молчи, баба! Так надо!

Маньчжурская Красавица от удивления потеряла дар речи и только оторопело хлопала ресничками вслед расхрабрившемуся мужу. А тот не только уволок с собой коньяк, но и плотно прикрыл дверь в кухню и даже запер ее изнутри на шпингалет!

С трудом преодолевая провалы в памяти рассказчика и его растущее нежелание повествовать о делах давно минувших дней, Степка при молчаливом пособничестве Андрея Степановича с гестаповским натиском вытряхивал из деда ценную информацию.

Закончив допрос, пыточных дел мастера вышли на балкон покурить и там обменялись своими впечатлениями.

– По-моему, вся эта история с сокровищем – хрень собачья! – заявил грубый Степка.

– Бред воспаленного сознания склеротика-маразматика, – подтвердил Андрей Степанович.

И оба совершенно одинаково подумали про себя: «Золотая жила! Дураком буду, если не копну!»

Глава 1

Понедельник

Ремонт с осложнением

Квартира, которую мы купили, потенциально была весьма неплохой: уютные комнаты, высокие потолки, широкие коридоры, просторные кладовки и антресоли, такие вместительные, что в них можно было бы захоронить роту горных стрелков вместе с парой кубов снега. Мысль о массовых захоронениях пришла мне в голову, когда выяснилось, что под дощатым полом наших новых апартаментов – восемьдесят сантиметров пустоты!

– Доски лежат на лагах, лаги – на стальных швеллерах, швеллера на кирпичных колоннах, а колонны стоят прямо на фундаменте, – поведал мне плотник, которого я привела для консультации. – В кухне и в дальней комнате у вас полы, почитай, новые, лет восемь назад перестилались, а вот в прихожей, в коридоре и в гостиной – еще родные.

– Кому родные? – тупо переспросила я, замороченная упоминаниями неведомых мне швеллеров и лаг.

– Дому родные! – с удовольствием пояснил плотник. – Как положили их в одна тысяча сорок девятом году, так и лежат.

– В том-то и дело, что не так они лежат, – угрюмо возразила я. – Они трещат и проваливаются!

– Это они опустились на примыкании, – важно кивнул специалист по полам. – Поднимем!

– Это она засорилась, – сказали сантехники, обследовав страдающую запорами канализацию. – Перемонтируем!

– Это они зашлаковались и проржавели, – объявил водопроводчик, осмотрев трубы, мучимые хроническим недержанием. – Заменим!

– Это они сели, – поставил диагноз окантованным трещинами потолкам штукатур. – Заделаем!

Тоскливо подсчитав, сколько денег и времени уйдет на то, чтобы поднять, перемонтировать, заменить и заделать, я попросила у директора своей родной телекомпании экстренный отпуск и материальную помощь. Отпуск мне дали, а деньги – нет.

– Деньги – это не проблема, мы тебе дадим, сколько нужно, – утешила меня Ирка.

– Только я не смогу быстро отдать, – предупредила я, ожесточенно черкая в блокноте.

Под сакраментальным заголовком «Расходы на ремонт» в блокноте уже выстроилась целая башня строчек, завершающихся цифрами. Я уже оплатила новую сантехнику, уйму пластиковых труб и всяческих водопроводных прибамбасов, газовую плиту, водонагреватель, цемент, песок и кафельную плитку. Все это добро пока лежало в кухне. В ванной, под полом которой предстояло смонтировать новые системы водопровода и канализации, дюжие парни-разнорабочие задешево взломали бетонную стяжку. Теперь санузел имел такой вид, будто там прошел атомный ледокол или взорвалась не менее как атомная бомба.

Всю мебель и вещи, сложив их в три этажа, я затолкала в одну комнату. Сама устроилась на детском диванчике, электрочайник, микроволновку и компьютер пристроила рядом на широком подоконнике, шестнадцатилитровую бутыль с питьевой водой поместила в кладовку, а сумку с сухим пайком засунула под диван.

– Переселяйся к нам! – предложила Ирка, заглянувшая посмотреть, как я живу в условиях, приближенных к боевым. – Гостевая комната всегда в твоем полном распоряжении, а компьютер я тебе свой дам.

Диван не позволял открыть дверь в комнату полностью, и моя крупногабаритная подруга вынуждена была осматривать мою захламленную нору с порога.

– Не могу я переселиться к вам, – с сожалением отказалась я. – Мне нужно быть тут и командовать ремонтом, иначе процесс затянется, а у меня всего неделя отпуска.

– Как знаешь, – вздохнула Ирка. – Но если тебе понадобится какая-нибудь помощь, ты только свистни!

Свистнуть подмогу пришлось уже на следующий день. Правда, экстренный вызов помощи не имел прямой связи с ремонтом. Подталкиваемый мною, этот процесс шел своим чередом и обещал вот-вот перейти из стадии разрушения в стадию созидания.

Обещания исходили, в первую очередь, из уст РЭПовского плотника Ивана Трофимовича, юркого мужичка лет пятидесяти. С общения с этим милейшим человеком началось утро моего первого отпускного дня.

Продрав глаза и наскоро глотнув чайку с печеньем, я побежала в РЭП, там нежно взяла Ивана Трофимовича за отвороты уютной плюшевой курточки в стиле Папы Карло и эротичным голосом удава Каа спросила: когда же мой дорогой плотник сольется в творческом экстазе с не менее дорогими мне новыми досками? Когда, о когда же начнется моя новая половая жизнь – в смысле, будут сделаны мои новые полы?

– Нынче и зачнем, – бодро ответил мне вожделенный плотник. – Ты, Елена, пока доски купи, а мне давай ключ, я сниму пару старых досок и попробую поднять полы домкратом.

– Ладушки! – столь же бодро ответила я.

И немедленно побежала покупать затребованные доски, на ходу повторяя, чтобы не забыть, наказ плотника: «Купить три шестиметровых или шесть трехметровых сорокопяток, а если будут только шестидесятки, то попросить пропустить их через станок». Для меня лично это звучало, как фраза на иностранном языке.

Ключ для Ивана Трофимовича, а также для сантехников-водопроводчиков, тоже обещавших приступить к работе сегодня, я оставила у соседки бабы Глаши. Я бы, честно говоря, и свой ключ с удовольствием где-нибудь оставляла, не таскала бы с собой. Ключик нам достался, можно сказать, антикварный, годков ему было не менее пятидесяти!

Ключом отпирался замок, который был врезан в дверь еще на стадии сдачи этого жилого объекта, а его я лично готова была причислить к памятникам старины. С тех пор ни замок, ни дверь не менялись. Они были, как сказал бы плотник Иван Трофимович, «родными» дому-сталинке. Насколько я поняла, у старушки, которая продала нам квартиру, не было ни желания, ни возможности менять в своем жилище что-либо, хотя бы дверной замок.

Сухонькая, как листок из гербария, старушка Зоя Алексеевна была инвалидом. По дому она передвигалась исключительно в кресле-каталке – этим, в частности, объяснялись отсутствие в квартире порожков и нестандартная ширина дверных проемов, с которых сняли наличники. Также для удобства бабушки были необычно низко опущены электрические розетки, выключатели и дверные ручки, но все эти нехитрые усовершенствования были сделаны еще в ту пору, когда вместе с Зоей Алексеевной проживала ее племянница Люда. Своих детей у старушки то ли вовсе не было, то ли они умерли еще в раннем детстве. Бабушка Зоя говорила еще что-то о том, что она трагически потеряла какую-то Марфушеньку, но мне было неловко расспрашивать. Все те три-четыре раза, когда мы встречались с Зоей Алексеевной по вопросам купли-продажи квартиры, старушка была печальна, и мне казалось, что ей достаточно самой малости, чтобы разразиться слезами.

Конечно, бабушке Зое было о чем плакать. Племянница Людмила, ухаживавшая за ней долгие годы, неожиданно скончалась, и прикованная к инвалидному креслу старушка осталась одна-одинешенька, без помощи и поддержки. Собственно, именно это и вынудило ее продать квартиру. Точнее говоря, не продать, а обменять на нашу однокомнатную с доплатой. Смысл этого обмена Зоя Алексеевна объяснила очень просто. Она решила перебраться в так называемый пансионат «Теплый дом» – муниципальный приют для одиноких стариков.

Уж не знаю, насколько этот дом теплый, но там тоже существует привилегированный класс: это те старики, которые сдали принадлежащие им персональные квартиры в обмен на пожизненное проживание в приюте. Им администрация «Теплого дома» предоставляет не место в стариковском общежитии, а отдельные комнаты со всеми удобствами, вроде малогабаритных квартирок.

– Там вполне уютно, прилично кормят, обслуживают, есть телевизор и телефон, приносят свежие газеты, рядом другие люди, и постоянно дежурит врач. Что еще нужно такой старой развалине, как я? – с печальной улыбкой сказала нам Зоя Алексеевна.

Правда, несмотря на все плюсы приютской жизни, старушка все-таки позаботилась о том, чтобы после переселения на все готовое в «Теплый дом» у нее остались и собственные средства: деньги, которые мы ей заплатили, компенсируя разницу в стоимости наших квартир, бабушка Зоя положила на счет в банке.