Русские принцессы за границей. Воспоминания августейших особ

24-го, после обеда, его высочество ходил гулять в царский сад, куда только ему со свитою предоставлен свободный вход во всякое время. Там он имел счастье встретить обеих принцесс, с которыми прогуливался, сидел в одной из беседок и разговаривал. Разговор их, впрочем, был невелик, потому что они, как мало друг с другом знакомые, были все еще как-то застенчивы. Потом они еще несколько времени гуляли, и когда начало становиться поздно, его высочество, ходивший постоянно между обеими принцессами, проводил их во дворец. Поцеловав им прекрасные руки, он отправился домой в полном удовольствии от этой приятной и неожиданной встречи.

25-го капитан Курке, который был женат на одной из сестер моего покойного отца, простился со мною и отправился опять в Казань, где стоит его полк. Его присылали сюда на короткое время с казенными деньгами и с какою-то просьбою. Прежде он находился в шведской службе, но потом вместе с многими другими офицерами по необходимости должен был вступить в здешнюю. Родом он, если не ошибаюсь, лифляндец и уже немолод, но человек очень приятный и добрый.

26-го его высочество ездил после обеда к генеральше Балк в карете, в которую в первый раз запрягли шесть больших лошадей, приведенных недавно из Гамбурга.

27-го, утром, при дворе была проповедь, и так как случился постный день герцога, то не обедали до 5 часов, потому что его высочество хотел кушать не дома.

28-го его высочество обедал у прусского тайного советника Мардефельда, где были также почти все русские министры; но из нашей свиты не было никого, кроме обоих тайных советников и графа Бонде. По случаю тезоименитства младшей принцессы его высочество посылал ко двору полковника Лорха с поздравлением. Так как их величества за несколько дней перед тем уехали в Петергоф, то день этот праздновался в тишине, у принцесс, в обществе придворных дам и немногих кавалеров.

29-го его высочество был после обеда у князя Репнина, приехавшего сюда недавно из Риги. В этот день я с придворным проповедником и с асессором Сурландом ходил в царскую Кунсткамеру, собранную его величеством царем с большими издержками и заключающую в себе множество замечательных предметов по части естественной истории и других. Там между прочим находится живой человек без половых органов, вместо которых у него род грибообразного нароста, похожего на коровье вымя и имеющего посредине мясистый кусок величиною в талер, откуда постоянно выходит густая моча. К наросту, для сохранения в чистоте белья, привязан пузырь, куда она стекает. Все это до того отвратительно, что многие вовсе не могут видеть бедняка. Поэтому легко себе представить, каково ему. Впрочем, он свеж и здоров, рубит дрова и исправляет разные другие работы; но жить должен в особой комнате, потому что распространяет от себя невыносимый запах. Человек этот, как говорят, из Сибири, и родители его зажиточные простолюдины. Он охотно дал бы сто рублей и более, чтобы только получить свободу и возвратиться на родину, откуда родственники должны были выслать его вследствие царского указа, повелевающего препровождать в Петербург из всего государства все неестественное и неизвестное в каком бы то ни было роде. Губернаторам предписано точно исполнять его под страхом тяжкого наказания. Вот почему здесь набрано такое множество предметов по части естественной истории и самых разнообразных уродов. Между анатомическими препаратами находятся и собранные в Амстердаме знаменитым доктором Рюйшем (Ruysch), которые царь купил у его наследников за 10 000 рублей. В Кунсткамере расставлено большое количество сосудов, в которых сохраняются в спирту всякого рода звери, птицы, рыбы, змеи и тому подобные, также разные части человеческого тела, целые трупы, уроды, зародыши обоего пола. Далее показываются все артерии и нервы человеческого тела, сделанные из цветного воску. Между многими другими подобными предметами я особенно заметил голову, в которой превосходно сделаны из красного воску все артерии, изображающие сложное устройство мозга, потом – постепенное развитие человеческого зародыша от первого зачатия. В сосудах, наполненных спиртом, можно видеть: матку, перед отверстием которой лежит младенец с совершенно образовавшимися головою и лицом, множество младенцев, вырезанных из утробы, с кожей и без кожи, человеческого урода с одною головою, но двумя лицами, много других уродов с двумя головами, четырьмя руками, четырьмя ногами, многими пальцами и т. д.; постепенное видоизменение лягушек и их зарождение из головастиков; животное pigritia (названное так по причине медленности его на ходу – оно может делать не более 20 шагов в день) с короткими ногами и широкою мордою, обросшею волосами*; особенный род лягушек, рождающихся из спины самки, что и видно на одной из них, очень широкой, из которой выходят до 20 детенышей, частью до половины, частью только головою; еще одно большое животное, называемое philander (с белою шерстью, похожее на молодую кошку), у которого под брюхом род мешка, куда оно собирает своих детенышей, когда переходит или переплывает с места на место (в этом мешке и было их несколько), и мн. друг. Мы осматривали еще шкаф, наполненный сосудами с partes genitales feminae разной величины, и другой – с восковыми изображениями partium genitalium viri, из которых можно видеть, что нижняя, мясистая их часть состоит только из нервов; потом видели взрезанную утробу, с большою кишкою внизу и пузырем вверху, где все артерии сделаны из красного воску, и полный foetus (зародыш) в его естественном положении. Кроме того, нам показывали свинью с человеческим лицом (обросшим, впрочем, щетиною), которую только недавно привезли сюда из-за Москвы миль за 100. Наконец мы видели нескольких живых мальчиков, имеющих на руках и на ногах только по два пальца, которые похожи на клешни рака, однако ж не мешают им ходить, поднимать и брать деньги, и проч. При Кунсткамере находятся прекрасный мюнц-кабинет и довольно большая библиотека, собранная большею частью в Польше. При ней же помещается особо и библиотека бывшего лейб-медика Арескина, состоящая преимущественно из книг медицинских, физических и философских, но дорогих и редких. Все книги красиво переплетены. Теперешний библиотекарь, Шумахер, послан за границу для покупки разных редкостей. В его отсутствие место его занимает один аптекарь, который заведует Кунсткамерою.

Сентябрь

5-го его королевское высочество не выходил к молитве и приказал не впускать к себе никого, кроме тайных советников. К довершению досады, в полдень на нашем дворе собрались все литаврщики, трубачи, гобоисты и барабанщики находящихся здесь полков и неожиданно приветствовали нас музыкою на заключение мира, что нам было вовсе неприятно, а герцогу стоило только денег. По здешнему старинному обычаю они разделились потом на партии, чтобы быть с своим поздравлением у всех вельмож в одно время. Немного спустя приехали к нам два царских камергера, Пушкин и Нарышкин, для приглашения его высочества от имени царя на празднество по случаю приходившегося в этот день рождения принцессы Елисаветы и, предварительно, на увеселительное катанье по Неве, для чего на канале, перед домом его высочества, тотчас явился торншхоут (очень покойное судно величиною с обыкновенный галиот). Герцог поневоле должен был принять это приглашение. Откушав в своей комнате и дождавшись обыкновенного сигнала – пушечного выстрела с крепости, он сел с нами в торншхоут и отправился на противоположную сторону реки, к дому Четырех Фрегатов, где при подобных катаньях всегда бывает сборное место. Когда мы прибыли туда, его королевское высочество вышел из своего судна и перешел на царицыно, где находился также и царь, который тотчас обнял его высочество и долго говорил ему что-то на ухо. Потом герцог опять пересел на свой торншхоут, и мы с множеством буеров, торншхоутов и яхт начали разъезжать взад и вперед по Неве, при чем все постоянно следовали за адмиралом буеров (который всегда находится впереди и для отличия имеет на своей мачте большой флаг). Как при подобных катаньях, так и при катаньях на барках и верейках никто не имеет права перегонять его; кроме того, когда он поворачивает, все должны также поворачивать; наконец, никто, под штрафом, не может уехать домой, пока он не подаст установленного для того сигнала и не опустит своего флага. Если он своими маленькими пушками салютует крепость или Адмиралтейство, то и все прочие суда, снабженные пушками, делают, по данному сигналу, то же самое, что в этот раз все и происходило. В продолжение нашей прогулки валторнисты и другие музыканты оглашали воздух веселыми звуками, потому что почти у всех вельмож была с собою музыка. Все это было бы нам очень приятно, если б мы при том могли быть веселыми. Поездив таким образом несколько времени, мы остановились у Почтового дома (где очень часто справляются случающиеся празднества), и их величества с принцессами и его высочество с своею свитою отправились туда. Царь с герцогом и с знатнейшими кавалерами тотчас пошел в большую залу и сел за стол, а царица с дамами поместилась особо в смежной комнате. Его королевское высочество сидел подле царя с правой, а князь Меншиков с левой стороны. На стороне его высочества сидели, возле него – прусский министр Мардефельд, потом – наши министры, на стороне же князя все русские вельможи, как кому пришлось. За этим обедом так называемый князь-папа страшно шумел. Потом он встал, принес трубки и табак и уселся с ними опять за царским столом. В большой зале и в боковых комнатах стояли еще длинные узкие столы, за которыми сидели все гражданские, придворные и военные чины. В другой большой зале царица с принцессами, маленьким великим князем и его сестрою, вдовствующею царицею и ее дочерьми и с знатнейшими дамами кушала за большим овальным столом, превосходно убранным. Все дамы были в самых парадных платьях. По окончании обеда столы из этой залы были вынесены и царь, взяв его высочество за руку, сам повел его к дамам, где начали танцевать. Царь однако ж тотчас же вернулся к мужчинам и просидел с ними почти все время. Танцы продолжались до 11 часов, после чего его королевское высочество, в одно время с их величествами, отправился домой.

6-го двор наш был немного веселее вчерашнего, потому что царь уверил герцога, что иначе никак не мог заключить мира с Швециею, и в то же время торжественно обещал вполне удовлетворить его королевское высочество и без того не отпускать от себя. Между тем нам стороною дали заметить, что царь вчера остался не совсем доволен нашими печальными лицами. Но могли ли мы быть веселыми? Заговорили также о браке с старшею принцессою, и это нам польстило. Наши тайные советники обедали в этот день у князя Меншикова. После обеда некоторые из нас осматривали большой находившийся в Шлезвиге, глобус, который 8 лет тому назад с согласия епископа-администратора был привезен сюда. Говорят, он был в дороге четыре года. До Ревеля его везли водою, а оттуда в Петербург сухим путем на особо устроенной для того машине, которую тащили люди. Рассказывают также, что не только надобно было расчищать дороги и прорубать леса, потому что иначе его с машиной нельзя было провезти, но что будто при этом даже погибло и много народа. Он стоит на лугу, против дома его королевского высочества, в нарочно сделанном для него балагане, где, как я слышал, его оставят до окончательной отделки большого здания на Васильевском острове, предназначаемого для Кунсткамеры и других редкостей, куда поместят и его. Присмотр за ним до сих пор еще имеет перевозивший его сюда портной, родом саксонец, но долго находившийся в Шлезвиге. Поставленный здесь только на время, он стоит покамест нехорошо: около него нет даже галереи, бывшей при нем в Шлезвиге и представлявшей горизонт; она теперь сохраняется особо. Наружная сторона глобуса, еще нисколько не попорченная, сделана из бумаги, наклеенной на медь, искусно разрисованной пером и раскрашенной; во внутренность его ведет дверь, на которой изображен Голштинский герб, и там, в самой средине, находится стол со скамьями вокруг, где нас поместилось 10 человек. Под столом устроен механизм, который сидевший вместе с нами портной привел в движение; после чего как внутренний небесный круг, на котором изображены из меди все звезды сообразно их величине, так и наружный шар начали медленно вертеться над нашими головами около своей оси, сделанной из толстой полированной меди и проходящей сквозь шар и стол, за которым мы сидели. Около этой же оси, посредине стола, устроен еще маленький глобус из полированной меди с искусно награвированным на нем изображением земли. Он остается неподвижным, когда вокруг него обращается большая внутренняя небесная сфера, между тем как стол образует его горизонт. На том же столе в одно время со всею машиною вертится еще какой-то медный круг, назначение которого мне не могли объяснить. Скамьи вокруг стола с их спинками составляют медный круг с разделением горизонта большой внутренней небесной сферы. На наружной стороне глобуса находится латинская надпись, гласящая, что illus-trissimus ас celsissimus princeps ас dominus, dux Holsatiae Fredericus (светлейший герцог Голштинский Фридрих) из любви к наукам математическим приказал в 1654 году начать сооружение этого шара, которое продолжал ipsius successor, gloriosissimae memoriae, Christ. Albertus (наследник его, вечнодостойныя памяти Христиан Альберт) и наконец окончен в 1661 году, sub directione Olearii (под управлением Олеария), после которого названы также fabrikator и architektor всей машины, уроженцы города Люттиха, и еще два брата из Гузума, которые как наружный шар, так и внутреннюю небесную сферу разрисовали пером, описали и раскрасили. Когда этот глобус будет перенесен в новый дом, царь намерен привести его опять в движение посредством особенного механизма, чтоб он вертелся без помощи человеческих рук, как прежде в Готторпском саду, где приводился в движение водою. После обеда его высочество ездил к князю Меншикову. Там был также и царь, и они переговорили обо всем нужном для назначенного уже маскарада.

Октябрь

1-го его королевское высочество ужинал с некоторыми из нас у посланника Штамке.

2-го наши тайные советники обедали у графа Кинского, а мы ужинали у тайного советника Геспена.

3-го его королевское высочество имел счастье быть после обеда у царицы, где оставался часа полтора. Ее величество лежала в постели. Герцог стал извиняться, что посещает ее во время болезни, но она указала на принцесс и сказала, что не делает никакого различия между ними и его высочеством, а потому и не задумалась принять его в постели. Вообще в этот раз государыня была необыкновенно милостива к его высочеству, и можно сказать наверно, что она его очень любит. Нас встречали у барки и провожали кавалеры ее величества. После, так как погода была очень хороша, мы катались еще несколько времени по реке и потом отправились домой.

Готторп – дворец-замок, в немецком городе Шлезвиг на острове в заливе Шлей.

До 1702 года – резиденция дома Гольштейн-Готторпов, представители которого правили Россией с 1761 по 1917 годы.

В настоящее время в Готторпе помещаются региональные музеи археологии, искусства и истории культуры

4-го его величество царь и большая часть масок отправились водою в Кронслот. Маски, под штрафом 100 рублей, должны были ехать туда; но иностранные министры, дамы и его королевское высочество были избавлены от этой обязанности, тем более что царица и принцессы также не участвовали в поездке. Однако ж императорский министр граф Кинский поехал за царем, желая видеть Кронслот и флот. Из наших придворных некоторые тоже поехали, и я присоединился к ним тем охотнее, что не видал еще Кронслота. Ветер был сначала противный, и мы, несмотря на то что по данному сигналу отплыли из Петербурга с рассветом, должны были провести ночь на якоре в галерной гавани. На нашем торншхоуте мы нашли все удобства: он был достаточно снабжен как постелями, так и съестными припасами. Царь однако ж уезжал на несколько часов назад к царице, и потом опять присоединился к нашей флотилии.

5-го, поутру, ветер немного изменился, и мы, по сигналу адмирала буеров, стали опять под паруса, но все время должны были лавировать и потому прибыли в Кронслот (ныне Кронштадт) не прежде двух часов пополудни. Нас поместили в том же доме, где останавливался со своею свитою его высочество; но мы должны были взять с торншхоута постели, потому что не нашли там даже кроватей, не говоря уже о постелях. Дом этот принадлежит к зданиям Коллегий, расположенным четырехугольником по площади, через которую проходит начатый недавно большой, выложенный камнем канал, ведущий к докам, где починяются корабли. Все эти дома не только снаружи одинаковы и одной величины, но и стоят очень близко друг от друга; внизу около них вокруг идет галерея, по которой в дурную погоду можно удобно проходить из одного в другой. В нижних этажах везде помещаются лавки. Многие из вельмож имеют тут же свои дома, все прекрасные каменные дворцы, и так как все это место застраивается очень правильно и исключительно каменными домами, кроме предместий, где находятся бараки (деревянные казармы) и офицерские квартиры, то оно со временем будет весьма красиво, тем более что всем вельможам вменено в обязанность строить там дома. Оно не только укрепляется, но и снабжено уже со стороны моря хорошим больверком. Несколько гаваней также уже совсем устроены и уставлены множеством пушек. По положению своему Кронштадт считается неприступным с моря, потому что корабли могут подходить к нему только поодиночке через узкий пролив, который обстреливается с обеих сторон, как из гавани, так и с противоположного конца, где возвышается среди моря небольшая отдельная крепость, собственно называемая Кронслотом. Кроме того, корабль, чтобы попасть в гавань, должен проходить несколько верст близко под пушками еще другого укрепления. Все время после обеда мы провели в рассматривании гаваней.

6-го, после обеда, все маски собирались у царского дворца, красивого четырехугольного здания, стоящего отдельно у воды, откуда царь может разом обозревать все гавани и даже видеть еще большое пространство моря. Они ходили процессией по городу и вокруг военной гавани, где корабли стояли в величайшем порядке и делали чудный вид. После того маски были угощаемы царем, при чем так сильно пили, что не многие воротились домой без опьянения.

7-го царь с обоими своими министрами, бывшими на Нейштатском конгрессе, именно Брюсом и Остерманом, которых нашел в Кронштадте, поехал в Петергоф и хотел возвратиться в Петербург не прежде 9-го числа. Что касается до нас, то мы в полдень, при попутном ветре, пустились в обратный путь. На салюты нашей маленькой флотилии нам, как и по прибытии к Кронштадту, отвечали множеством пушечных выстрелов из крепости Кронслота и с батарей в гаванях. Возвратясь в Петербург довольно рано и узнав, что у Сурланда маленькое общество, я тотчас отправился туда и в числе прочих гостей нашел там г-жу Иоганну, камер-фрау царицы (которая ее очень любит), маленькую карлицу принцессы (чрезвычайно милую, приятную и веселую девушку), жену французского кухмистера царя и многих других друзей нашего двора. Но добрый тайный советник Геспен по возвращении своем получил неприятное известие, что на другой день после нашего отъезда у него украли шкатулку из комнаты его секретаря Швинга, которому он отдал ее на сохранение. Потеря эта была немаловажна, потому что в шкатулке, кроме разных вещей, было с лишком 800 червонцев. До сих пор, несмотря на все старания, не найдено еще ни малейшего следа вора. Легко себе представить, как чувствительна должна быть такая потеря тайному советнику Геспену, известному своей необыкновенною бережливостью.

8-го у нас при дворе обедали некоторые пленные шведские офицеры, которые перед тем присутствовали при проповеди. В этот день его высочество никуда не выезжал и ужинал в своей комнате. Вечером я справлялся, был ли его высочество в наше отсутствие у царицы, потому что он в последний свой визит просил ее величество позволить ему, в отсутствие царя, поговорить с нею наедине, для чего государыня и назначила 5-е число; но узнал, что этого свидания не было и что царица никого не присылала к герцогу, да вероятно, как по всему видно, и не посмела прислать. Между тем его высочество на днях подарил царице несколько превосходно вышитых венских платков.

9-го его высочество с некоторыми из нас ужинал у генерал-майора Штенфлихта.

10-го при дворе опять обедало несколько шведских офицеров, а вечером был ужин у Альфельда. В этот день царь со многими генералами отправился водою в Шлиссельбург для празднования, 11-го числа, взятия этой крепости. Его величество всякий год ездит туда, потому что сам находился при взятии Шлиссельбурга. При этом случае обыкновенно очень сильно пьют.

11-го у герцога обедали граф Сапега и некоторые другие, после чего его высочество опять был у царицы, где имел удовольствие видеться и разговаривать с обеими принцессами, с которыми стал уже немного смелее и свободнее. Мы пробыли там часа два и выпили по нескольку бокалов превосходного венгерского. Государыня сама изволила приглашать его высочество на завтрашний день, в который приходилось рождение великого князя. Вообще его высочество был очень доволен своим визитом и, вероятно, успел переговорить с ее величеством о деле, для которого испрашивал себе аудиенцию и которое она, конечно, примет к сведению. Сегодня же стали у нас говорить, что его королевское высочество также поедет в Москву, в чем мы до сих пор очень сомневались, тем более что были уже совещания о том, куда лучше ехать в Германию. Его высочество после катался еще несколько времени по реке и отправился к Ягужинскому.

12-го по случаю рождения великого князя его высочество со своею свитою и со многими русскими вельможами поехал около 5 часов в галерею, находящуюся перед садом, в аллее, где назначено было праздновать этот день. По прибытии туда, в величайшем параде, ее величества, принцесс и прочих членов царской фамилии все сели за стол. Государыня кушала с дамами, а его высочество с мужчинами особо. Во всем был необыкновенный порядок, потому что угощала сама царица, а должность обер-маршала исправлял Ягужинский. Пили также далеко не так много, как обыкновенно в подобных случаях; напротив, всякий имел полную свободу пить или не пить. Тотчас после обеда, когда столы уже вынесли, чтобы начать танцевать, приехал из Шлиссельбурга его величество царь. Танцы продолжались потом в большой зале часу до двенадцатого, и праздник этот кончился очень весело. В Шлиссельбурге, говорят, пили чрезвычайно много и на каждом из бастионов, потому его высочество был рад, что счастливо отделался от этой поездки.

13-го его высочество ужинал у Штамке.

14-го, утром, тайный советник (Бассевич) был на конференции у вице-канцлера Шафирова. Некоторые из нас обедали у камеррата Фика, который был прежде комиссаром, а потом полковым квартирмейстером в голштинской службе; во время войны он находился в Швеции в качестве тайного полушпиона и оказал царю важные услуги, устроив почти все Коллегии по шведскому образцу, за что получил прекрасные поместья в Лифляндии. Угостил он нас превосходно. В числе многих очень хорошеньких детей у него есть почти взрослая дочь, которая с младенчества совершенно слепа, но несмотря на то отлично играет на клавесине и ходит как зрячая по всему дому, где знает каждый уголок. В этот день у герцога обедали некоторые лифляндцы, а после обеда он ездил к старой царице с поздравлением по случаю ее тезоименитства и оставался там часа два в обществе многих русских. Сегодня же получено было известие, что в Кронслот прибыл на шведском фрегате французский посланник Кампредон, который много лет, и отчасти при мне, был министром в Стокгольме. Его величество царь тотчас же поехал туда, любопытствуя не только видеть Кампредона, который, говорят, имеет также некоторые поручения от шведского правительства, но и осмотреть фрегат.

15-го. Во время проповеди приезжал к нам камергер Нарышкин; но его королевское высочество, страдая головною болью, весь день не выходил из своей комнаты.

16-го тайный советник Бассевич угощал некоторых пленных шведов, в том числе и трех дочерей шведского генерала Горна, которые долго находились здесь в плену и под конец несколько времени даже очень строго содержались в крепости. Одна из них замужем за нашим генерал-майором Шталем, который женился на ней, будучи также в плену, и после вымена своего не мог взять ее с собою в Швецию. У тайного советника обедали также его королевское высочество и тайный советник Остерман, который вчера только приехал с конгресса и был, говорят, необыкновенно милостиво принят царем, увидавшим его сегодня по возвращении своем из Кронштадта.

17-го у его королевского высочества обедали многие шведы, в том числе и Вагенер, капитан шведского фрегата, привезшего сюда Кампредона; он перед тем уже обедал у царя, который кушает обыкновенно в 11 часов. Этот капитан Вагенер, родом лифляндец и человек очень веселый и приятный, с восторгом говорил о милостивом к нему внимании царя как в Кронштадте, так и здесь. Он рассказывал, что 14-го числа его величество приезжал к нему на корабль, который так любопытен был видеть, что даже не стал говорить с Кампредоном на твердой земле, а просил его идти за собою на фрегат. Капитан салютовал приезд царя из всех своих пушек, так что от потрясения в каюте почти все окна разбились вдребезги. После того, по желанию государя, он угощал его корабельным обедом, при чем царь пил за здоровье короля шведского, а капитан тотчас отвечал тостом за здоровье царя. Немного спустя царь провозгласил тост за счастливый мир, а капитан, с своей стороны, предложил еще другой и, когда царь спросил, за чье здоровье, сказал, что так как на фрегате приехал сюда французский министр, то прилично было бы выпить за здоровье его короля. Его величество очень охотно согласился. Затем царь пил еще за здоровье королевы шведской, а капитан за здоровье царицы. Каждый тост сопровождался 16-ю пушечными выстрелами; но когда царь начал пить за здоровье всех храбрых моряков, капитан, для отличия, приказал сделать только 8 выстрелов. Одним словом, царь пробыл у него около пяти часов, осмотрел с большим вниманием все углы корабля до малейших подробностей, входил даже в пороховую камеру и остался всем очень доволен. При его отъезде капитан опять салютовал ему из всех пушек. На другой день его величество пригласил капитана к себе, водил его по всем своим кораблям, показывал все подробности, и тот остался, кажется, также доволен здешними кораблями, потому что очень хвалил их устройство и уверял, что оно лучше и быть не может. Царь, говорят, просил после капитана сообщить ему список всего экипажа, которому намерен сделать подарки. Этот шведский фрегат, который из Стокгольма отплыл 6-го, а в Кронштадт прибыл 12-го числа, называется «Черным Орлом», имеет 34 пушки и 212 человек экипажа. За обедом у нас был распит не один добрый стакан вина. Ужинал его высочество у Штенфлихта.

18-го его высочество к обеду не выходил, а ужинал у Штамке. В этот день наши тайные советники были опять на конференции с Шафировым.

19-го посланник Кампредон присылал известить его королевское высочество о своем прибытии приехавшего с ним шведского подполковника Сикье, родом француза, того самого, о котором носился несправедливый слух, будто он застрелил короля Карла XII. После обеда у его королевского высочества были с визитами находившийся прежде в шведской службе генерал-лейтенант Вангерсгейм и камергер Балк. Потом герцог вместе с генералом Ягужинским ездил к графу Кинскому.

20-го меня посылали к посланнику Кампредону поздравить его от имени его высочества с приездом. Вечером герцог ужинал у посланника Штамке. В этот день гг. Брюс и Остерман, возвратившиеся из Нейштата, в первый раз были с визитом у его королевского высочества.

21-го у его королевского высочества обедали генерал-лейтенант Миних и Лефорт. После обеда у герцога был с визитом граф Кинский, а вечером его высочество ужинал у Штамке.

22-го. По случаю празднования в этот день мира с особенным торжеством, для которого уже давно делались большие приготовления, я заблаговременно отправился на другую сторону реки, чтобы посмотреть на церемонии, назначенные во время и после богослужения в церкви Св. Троицы, где находились уже его величество царь и все русские вельможи. Там по окончании литургии и прочтении ратификации заключенного с Швецией мира архиепископ Псковский сказал превосходную проповедь, текстом которой был весь первый псалом и в которой он, изобразив все труды, мудрые распоряжения и благодеяния его величества на пользу его подданных в продолжение всего царствования и особенно в минувшую войну, объявил, что государь заслужил название отца отечества, великого, императора. После сего весь Сенат приблизился к его величеству, и великий канцлер Головкин, после длинной речи, просил его от лица всех государственных сословий принять, в знак их верно подданнической благодарности, титул Петра Великого, Отца отечества и императора Всероссийского, который был повторен за ним и провозглашен всем Сенатом. За несколько дней перед тем государь повелел Сенату объявить по всему государству, что он всемилостивейше дарует прощение и свободу всем находящимся под стражею и преступникам, кроме убийц и обвиняемых в преступлениях выше разбоя, так что освобождались даже и те, которые злоумышляли против его особы и были осуждены вечно на галеры; кроме того, что прощает все недоборы и недоимки с начала войны по 1718 год (суммою на многие миллионы), потому что считает долгом благодарить Всевышнего за милость, оказанную как при заключении мира, так и в прежнее время, и лучшим средством для выражения такой благодарности полагает оказать милость же и хоть сколько-нибудь помочь страждущим. Этот указ был немедленно обнародован по всему государству, и Сенат, в знак признательности, положил поднести царю помянутый титул, для чего и отправил к его величеству депутацию с всеподданнейшею просьбою принять его. Сначала государь, из скромности, не решался на это и пригласил к себе на другой день некоторых сенаторов и двух знатнейших архиепископов, чтобы отклонить такую просьбу; но благодаря их убеждениям и доводам изъявил наконец всемилостивейшее согласие на принятие нового титула. По окончании речи великого канцлера, среди радостных восклицаний внутри и вне церкви, при звуках труб и литавр, началась пальба из всех пушек крепости, Адмиралтейства и ста пятидесяти галер, прибывших накануне в ночь и расставленных по реке против здания Сената. В то же время загремел беглый огонь 27-ми полков, возвратившихся из Финляндии в составе 27 000 человек. Его величество отвечал Сенату следующими краткими, но достопамятными словами: «Зело желаю, чтоб наш весь народ прямо узнал, что Господь Бог прошедшею войною и заключением сего мира нам сделал. Надлежит Бога всею крепостию благодарить; однако ж, надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею греческою. Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который Бог нам пред очи кладет, как внутрь, так и вне, от чего облегчен будет народ». Сенат после того приносил монарху всеподданнейшую благодарность, а во время пения «Тебе, Бога, хвалим» и чтения Евангелия началась опять, как в первый раз, пальба вместе с музыкою и барабанным боем всех полков, стоявших перед Сенатом. По прочтении митрополитом Рязанским благодарственной молитвы, которой все присутствовавшие внимали коленопреклоненные, пальба возобновлялась в третий и последний раз. Французский посланник Кампредон, свидетель всего этого, радовался, конечно, больше нас, голштинцев, потому что очень предан королю шведскому и с своей стороны также способствовал заключению мира. Когда богослужение совсем кончилось, его величество пошел в Сенат, где назначено было праздновать нынешний день. Его королевское высочество при первом залпе из пушек переправился на другую сторону реки и, дождавшись в сенях церкви окончания обедни, подошел к его величеству с поздравлением, когда он выходил уже оттуда, а потом последовал за ним в Сенат и поздравил императрицу и принцесс, поцеловав им руки. Там все было необыкновенно великолепно. Особенно императорская фамилия отличалась чрезвычайно богатыми нарядами. На императрице были красное обшитое серебром платье и драгоценнейший головной убор; принцессы имели белые платья, обложенные золотом и серебром, и также много драгоценных камней на голове. Старшая была еще бледна и слаба после своего нездоровья. Вдовствующая царица, по обыкновению, была в черном, но дочь ее, равно и все прочие дамы, имели великолепнейшие наряды и множество бриллиантов. Вообще здешние дамы очень любят драгоценные камни, которыми стараются перещеголять одна другую. Великого князя и его сестры не было на этом празднестве, потому что оба, говорят, не совсем здоровы. Когда его королевское высочество кончил свои поздравления, Нарышкин дал знак тайному советнику Бассевичу также подойти с поздравлением к его величеству и поцеловать ему руку, после чего знатнейшие из наших кавалеров, все иностранные министры и многие русские сановники последовали его примеру. Императрица отошла между тем немного к окну, чтобы дать случай герцогу приблизиться к старшей принцессе, с которой его высочество и разговаривал, но потом пошел в другую комнату, где ожидал возвращения императора, куда-то уходившего. В это время князь Меншиков читал о производствах по армии, а великий адмирал по флоту. После них сенатский обер-секретарь прочел о награждениях и повышениях министрам, бывшим на мирном конгрессе, и многим другим заслуженным лицам. Наконец было объявлено также о прощении некоторых виновных. Еще до возвращения императора Кампредон, который был прежде знаком в Швеции с нашим герцогом, подошел к его высочеству и притворился очень обрадованным, что опять видит его. Когда его величество император пришел, нашлось еще очень много лиц, не успевших прежде поздравить его; поэтому он не сейчас мог пройти к столу, хотя ему, казалось, очень хотелось кушать. В большой аудиенц-зале, где обыкновенно бывает прием министров, с одной стороны был устроен прекрасный буфет, а с трех других сторон стояли длинные узкие столы, как и во всех других комнатах. Обедало в одно время всего до 1000 человек, потому что все комнаты коллегий были заставлены столами, которых было, говорят, сорок восемь и за которыми не осталось ни одного лишнего места.

Портрет российской императрицы Анны Иоанновны.

Художник Л. Каравак. 1730 г.

«Императрица Анна толста, смугловата, и лицо у нее более мужское, нежели женское.

В обхождении она приятна, ласкова и чрезвычайно внимательна. Щедра до расточительности, любит пышность чрезмерно, отчего ее двор великолепием превосходит все прочие европейские. <…> Говорят, что у нее нежное сердце, и я этому верю, хотя она и скрывает тщательно свои поступки…»

    (Герцог де Лириа)

Освободясь наконец от поздравлений, его величество отправился в эту столовую или аудиенц-залу к столу, где по правую его руку сел его высочество, а по левую князь Меншиков. Подле князя поместился адмирал Крюйс, а подле его высочества граф Кинский. Прочие русские вельможи, иностранные министры и наши старшие кавалеры сели как кому пришлось. Немного спустя, когда уже все сели, вошел генерал князь Голицын, полковник Семеновского полка и кавалер ордена св. Андрея*. Император сам представил его герцогу, сказав, что это тот самый генерал Голицын, который командовал в Финляндии. Князь, поцеловав руку его высочеству, который поцеловал его в губы, и отдав поклон императрице и всем гостям, сел также за императорский стол. После того, по приказанию его величества, ввели бывшего пленного шведского вице-адмирала Эреншильда, который должен был сесть возле адмирала Крюйса. Это был тот самый Эреншильд, который командовал четырьмя отнятыми у шведов фрегатами и отличился тогда особенной храбростью. Император очень уважает его. В ближайшей к большой зале комнате кушали императрица за большим овальным столом, имея подле себя с правой стороны вдовствующую царицу, а с левой старшую принцессу. Возле старой царицы сидела ее дочь, а возле старшей принцессы принцесса Елизавета, за которою следовала княгиня Меншикова. Прочие знатные дамы сидели по чинам. Императрице прислуживали два камер-юнкера, а третий стоял перед столом и разрезывал кушанья. Старой царице прислуживал брат ее, граф Салтыков, который не служит, но состоит в числе ее кавалеров и имеет польский орден. Позади императорских принцесс стояли только их гувернантки. Первый тост, провозглашенный при звуках труб и литавр, был в честь заключенного мира. Других тостов было немного, но зато после, вечером, пили-таки порядочно. Во время обеда его величество несколько раз принимался шептать что-то на ухо его высочеству и обращался к тайному советнику Бассевичу, вообще был очень милостив к нашему герцогу, который часто целовал ему руки, за что он сам нежно целовал его и прижимал к груди. Я сначала не запасся местом, потому что ходил и осматривал столы, но наконец увидел в одной из комнат два порожних места, которые и занял с капитаном Шульцем. В этой комнате был еще стол, где сидели дамы, которым недостало места за столом императрицы, также Нарышкин, Бонде и Лорх. За нашим столом сидели, между прочим, Ягужинский, Румянцев, обер-полицеймейстер и многие офицеры. В этой же комнате находились литаврщик и 6 трубачей, которые при тостах давали сигнал музыкантам, стоявшим на улицах.

Император, вставши один из-за стола, пробежал через нашу комнату (иначе нельзя назвать его походки, потому что сопровождающие его постоянно должны следовать за ним бегом) и отправился на свою яхту, стоявшую у моста перед Сенатом, чтобы, по обыкновению, отдохнуть после обеда. Уходя, он приказал, чтобы все оставались на своих местах впредь до его разрешения. Поэтому гости должны были сидеть очень долго, что для большей части из них было крайне невесело. Немногие кардиналы, остававшиеся еще налицо, почти все заснули за столом, потому что без принуждения запаслись уже хорошим глотком на сон грядущий. Князь-папа, по причине приключившейся ему болезни, не участвовал в настоящем празднестве. Граф Кинский и тайный советник Бассевич сожалели, что для препровождения времени не имеют с собою карт, потому что устали уже разговаривать и не знали, что делать; особенно первому такое продолжительное сидение было вовсе не в привычку. Его королевское высочество крепился довольно долго, но под конец и он заметно стал обнаруживать нетерпение; заметив однако ж, что многие встали, он решился наконец также встать и пошел в комнату императрицы, где столы были уже прибраны и где ее величество, вдовствующая царица с дочерью, принцессы и княгиня Меншикова сидели, а прочие дамы стояли около них, скучая не менее мужчин. Когда вошел его королевское высочество, принцессы встали, но императрица осталась на своем месте. Он подошел и разговаривал с нею несколько времени, после чего его просили сесть. Герцог сел возле старшей принцессы и смело вступил с нею в длительный разговор, на что прежде никогда не решался, потому что как его высочество, так и принцессы все еще были довольно застенчивы друг с другом. Между тем маленький Кампредон долго стоял перед небольшим окошком, сделанным в двери между большою залою и комнатою императрицы, и соколиными глазами следил за происходившим между его высочеством и принцессами. Он, как известно и как я уже упоминал, вполне предан королю*, хотя и притворялся очень расположенным к его королевскому высочеству. Я в это время пошел на минуту в находящийся близ Сената кофейный дом, известный под именем «Четырех Фрегатов», чтобы подышать свежим воздухом, потому что наверху от множества гостей было ужасно тесно и нестерпимо жарко; но когда немного спустя вернулся назад, туда сперва не было возможности пройти от столов и скамеек, которые стаскивали вниз, а потом меня не хотели впустить часовые, говоря, что им приказано никого не пускать. То же самое они сказали и генералу Миниху, и нам не скоро удалось бы пробраться вперед, если бы Ягужинский не сжалился над нами и не помог войти. Вскоре после моего возвращения ее величество императрица с императорскою фамилией и со всеми дамами прошла из своей комнаты в большую залу, где кушал император; а когда она села там под балдахин (где становится обыкновенно его величество при торжественных аудиенциях) вместе с прочими членами императорского семейства, дамы и кавалеры образовали большой круг, и начались танцы. Ее величество императрица с его высочеством, князь Меншиков со старшею принцессою и Ягужинский с младшею открыли их польским. После того герцог танцевал со старшею принцессою менуэт; а когда она опять пошла в польском с князем Меншиковым, его высочество пригласил для того же танца принцессу Елизавету. Вместе с ними хотел танцевать молодой граф Сапега с княгинею Валашскою, но она не согласилась, говоря, что из уважения к императорской фамилии не смеет в одно время с нею принять участие в первых церемониальных танцах. Поэтому на сей раз было только две пары; но после танцевали все без разбору, что и продолжалось до 9 часов, когда должен был начаться большой фейерверк. Принцесса Прасковья вовсе не танцевала, да и вообще она танцует только в крайних случаях и не иначе, как по приказанию императора. При начале танцев она ушла наверх к своей матери, которая сидела в одной из комнат у окна и смотрела на приготовления к фейерверку. Император ходил взад и вперед и по временам являлся в залу, чтобы посмотреть на танцы; но большею частью оставался внизу, потому что распорядитель фейерверка, как говорили, выпил лишнее и государь должен был сам обо всем заботиться. В самом деле, он трудился изо всех сил. Когда все было готово и уже смерклось, танцы прекратились и их величества с его высочеством, с императорскою фамилией и со всеми присутствовавшими отправились к окнам, которые нарочно почти все были выставлены.

Фейерверк начался в 9 часов. Сперва представилось взорам большое здание, изображавшее храм Януса. Оно было открыто и внутри его виднелся, в прекрасном голубом огне, старый Янус, державший в правой руке лавровый венок, а в левой масличную ветвь. Немного спустя показались с обеих сторон две статуи в виде двух вооруженных панцирями и коронованных рыцарей, также из голубого огня; на щите один из них, именно бывший с правой стороны, имел двуглавого орла, а другой три короны. Когда они приблизились к открытым дверям храма и прикоснулись к ним, двери начали постепенно затворяться, после чего рыцари сошлись и, казалось, подали друг другу руки. Пока горело это изображение храма и самого Януса, стоявшего на высоком пьедестале и окруженного разными арматурами, народу был отдан жареный бык, лежавший в небольшом расстоянии от храма на возвышении о шести ступенях с свободным со всех сторон проходом. Его величество сам отрезал от этого быка первый кусок и немного покушал, после чего солдаты вмиг разорвали его на сотни частей. Доставший золотые рога получил положенную награду. В то же время открыты были устроенные с обеих сторон фонтаны с красным и белым вином, которое, посредством вставленных посредине трубок, било довольно высоко, падая потом в один бассейн, а из него в другой, откуда всякий уже мог черпать сколько хотел. Хотя тут приставлена была стража, довольно хорошо наблюдавшая за порядком, однако ж не обошлось без окровавленных лиц, потому что каждому хотелось быть первым. Лишь только, в знак заключенного мира, двери храма совсем затворились (что сделалось уже после отдачи народу быка и фонтанов с вином), раздались сперва звуки множества труб, литавр и барабанов всей финляндской армии и других полков; потом пущена была ракета, и разом смешались сотни пушечных выстрелов, ружейный огонь и звон всех колоколов. Огонь с валов крепости и Адмиралтейства и с стоявших по Неве галер был так велик, что все казалось объятым пламенем, и можно было подумать, что земля и небо готовы разрушиться. После того направо от храма горел большой и высоко поставленный щит, на котором было изображено правосудие, попирающее ногами двух фурий; фурии представляли недоброжелателей и ненавистников России, и надо всею эмблемою стояла русская надпись: всегда победит. Затем зажгли, с левой стороны, другой щит, на котором изображался плывущий по морю и входящий в пристань корабль с надписью: finis coronavit opus (конец венчает дело). Кроме того, с обеих сторон красовались две пирамиды из такого прекрасного белого огня, что казались сделанными из бриллиантов. На каждой из них сверху было по звезде из такого же огня. Потом зажгли еще две пирамиды с швермерами и звездками и в то же время пустили множество воздушных шаров, огромных и сильных ракет, бураков, открыли огненные фонтаны, колеса и пр., которых огонь не прерывался в продолжение почти двух часов. Наконец пущено было по воде несколько фигур из прекрасного голубого и белого огня вместе с множеством водяных шаров, дукеров, водяных швермеров и других на воде горящих огней. Когда все это кончилось и было уже около 12 часов ночи, его величество император (находившийся почти все время при фейерверке, который, говорят, сам начал и устраивал) возвратился опять в залу Сената, где снова начались поздравления при тостах из больших бокалов превосходного венгерского и других вин, что и продолжалось до трех часов утра, когда все стали разъезжаться по домам. Многие, которые не сумели уберечься, были сильно навеселе. Императрица и прочие дамы уехали вскоре после фейерверка; но его королевское высочество и все остальные гости оставались до отъезда его величества императора, очень милостиво простившегося с герцогом, который был чрезвычайно доволен нынешним днем и в особенности приветливостью их величеств и принцесс.

23-го был всеобщий роздых. У его высочества обедали полковник Дюринг, наш Нарышкин, подполковник Сикье и шведский вице-адмирал Эреншильд (который в этот день в первый раз был с визитом у его высочества), а вечером герцог с некоторыми из нас ужинал у посланника Штамке.

24-го маскарад снова начался, и хотя участвовавшие в нем не собирались вместе, однако ж веселились кто как мог между собою, потому что до 30-го числа все опять постоянно должны были ходить не иначе, как в масках.

25-го, утром, у его королевского высочества был поставлен караул от Ингерманландского полка, потому что оба гвардейских полка, от которых прежде ставились караулы, отправились вперед в Москву, куда императорская фамилия думает ехать по первому зимнему пути. Мы, однако, до сих пор не знаем, поедем ли мы также туда, или нет. Я думаю, что герцог поедет; но отправится ли и весь наш двор, это весьма сомнительно. После обеда его королевское высочество был со своею группою у ее величества императрицы, где очень приятно провел время в обществе принцесс; потом катался еще немного по реке и смотрел на иллюминацию. Прекрасная транспортная яхта «Принцесса Анна» и адмиралтейская галера были от низу до самых вершин мачт освещены бесчисленным множеством фонариков. Все дома в городе все это время были также каждый вечер иллюминованы, и многие жители ставили у себя всякого рода девизы.

26-го его королевское высочество весь день не выходил из своей комнаты; но маски во множестве делали визиты друг другу и веселились между собою сколько могли.

27-го маски хотя и собирались на другой стороне реки, но пробыли вместе недолго и разъехались, кто куда хотел.

28-го у князя Валашского был обед для его королевского высочества и его группы. Его высочество оставался там и после обеда, но вечером поехал к тайному советнику Бассевичу, где со многими из нас кушал и долго пробыл.

29-го. В этот последний день маскарада все наряженные, по данному из крепости сигналу, собрались после обеда на другой стороне реки, в Сенате, где было угощение, которым окончились маскарад и все празднества по случаю заключения мира. Когда императорская фамилия и маски съехались, начался, как и неделю тому назад, обед, за которым много пили. Потом столы и скамьи были вынесены из большой залы, и открылись танцы, продолжавшиеся до поздней ночи. Между тем не переставали сильно пить, причем тем, которые не танцевали и находились в боковых комнатах, доставалось больше всех; но и мы, когда танцы кончились, получили свою порцию, так что очень немногим удалось к утру добраться до дому не в совершенном опьянении. Я всячески старался избегать попойки, ссылаясь на свое дежурство, и потому воротился домой еще сносным.