Мифы народов Африки

Переходя к концепции происхождения людей от деревьев или растений, мы можем связать воедино легенды гереро, зулусов и других племен, обитающих к югу от Замбези.

Зулусы рассказывают: «Говорят, что мы, люди, вышли из тростниковых зарослей». Некоторые довольствуются этим общим заявлением, другие говорят, что было некое существо Ункулункулу, которое «появилось на свет в долине, где было много тростниковых зарослей (умланга), и все люди произошли от Ункулункулу. Все, как и Ункулункулу, произошло от тростника – люди, животные и зерно».

Басуто определенно считали, что первые люди произошли от тростника, поэтому у них принято было втыкать тростинки или пучки тростинок в крышу хижины, где родился ребенок. У народа тонга существуют различные вариации истории, в которых фигурирует то одна тростинка, то целые тростниковые заросли: в первой версии «один мужчина и одна женщина вышли из одной тростинки, стебель которой вдруг лопнул». Во втором варианте «люди из разных племен появились из тростниковых топей, и каждое племя уже было в своей одежде, со своим оружием и обычаями».

Гереро верили, что их предки произошли от священного дерева. Они называют дерево Омумборомбонга, а ботаники идентифицируют его как комбретум (Combretum primigenum). Говорят, что настоящее дерево, от которого произошли люди, все еще растет в Каоковельде, к западу от земли племени ндонга и к югу от реки Кунене. Бейдербек говорит об этом дереве так, словно видел его собственными глазами. «В этом дереве нет ничего необычного, разве что оно выглядит очень старым и, так сказать, допотопным. Овагереро (гереро), проходя мимо него, почтительно кланяются, в руках они держат пучок зеленых веток, которые втыкают в дерево или просто бросают к его корням. Они разговаривают с деревом и сами себе отвечают за него измененными голосами». Примечание, сделанное другой рукой, гласит, что гереро почитали все деревья этого вида, приветствуя их словами: «Тате Мукуру, узера!» – «Отец Мукуру, ты священен!» или, скорее, «табу». «Прежде овагереро выказывали такое почтение дереву, что даже не осмеливались сидеть в его тени».

Следует, однако, отметить, что лишь сами гереро и их скот произошли от священного Омумборомбонга. Некоторые племена банту верят, что люди, а также козы, овцы и бабуины произошли от скалы. Наиболее широко распространено предание о происхождении человека от тростника, но некоторые африканцы верят, что люди вышли (вместе с животными) из пещеры. Аньянджа утверждают, что первые люди появились из дыры в земле в месте, называемом Капиримтья, где скала все еще хранит следы ног людей и животных. Это место, как говорят, находится на холме или на острове в озере, расположенном где-то на западе от озера Ньяса. Корреспонденту журнала «Жизнь и труд» (издание миссии Блантайр) показали предполагаемое место рождения человека, расположенное на территории племени вемба: «скальный массив, на котором можно увидеть то, что аборигены называют следами ног взрослого человека, ребенка, зебры, лошади и собаки».

Примечательно, что, по словам Стоу, во всех мифах банту о происхождении человека – ведущих его от расколовшегося тростника или трещины в скале – бушмены не упоминаются, словно считается, что они существовали изначально. Некоторые из этих «преданий утверждают, что, когда их предки мигрировали на юг, они нашли незаселенную землю, там жили только дикие звери и бушмены – очевидно, в данном случае бушмены причислены к животным…».

Масаи утверждают, что, «когда Бог явился, чтобы подготовить мир для заселения его людьми, он нашел здесь доробо, слониху и змею». Доробо – это племя охотников, которые, должно быть, населяли землю до масаи, а теперь занимают по отношению к ним положение не то вассалов, не то рабов. Тот факт, что не только доробо, но также слон и змея стоят особняком, в высшей степени любопытен. На протяжении некоторого времени эти трое жили вместе, а доробо завел корову. Через некоторое время доробо поссорился со змеей, чье дыхание, сказал он, сильно раздражало его кожу. Бедная змея смиренно извинилась, сказав: «О отец мой, мое испорченное дыхание коснулось тебя ненамеренно», но доробо, хотя и не сказал ничего тогда, выждал удобный случай и убил змею палкой. Слониха, скучая по змее, осведомилась, где ее подруга. Доробо притворился, будто ничего не знает, но слониха, которая, без сомнения, уже составила свое мнение о его характере, не позволила себя обмануть. Через некоторое время у слонихи появился детеныш. К этому времени дожди уже закончились и все водоемы высохли, за исключением одного озерца, куда доробо каждый день водил свою корову на водопой. Однажды слониха тоже пришла к озеру и, утолив жажду, легла в воду, подняв со дна тучи ила, так что доробо, придя к водоему и обнаружив грязную воду, очень рассердился. Он ничего не сказал, а выждав некоторое время, в один прекрасный день сделал стрелу и убил слониху. Осиротевший слоненок сказал: «Доробо плохой. Я не останусь здесь. Сначала он убил змею, а теперь он убил мою мать. Я уйду и никогда не буду жить рядом с ним». И слоненок отправился в другие земли, где встретил одного из масаи и рассказал ему о случившемся. Масаи был так поражен услышанным, что решил сам увидеть доробо. Слоненок и масаи пришли к хижине доробо и увидели, что Бог опрокинул ее, так что открытая дверь смотрела в небо. Часть истории была утрачена, поскольку дальше мы вдруг узнаем, что Нгаи позвал доробо и сказал ему: «Я хочу, чтобы ты пришел завтра утром, мне нужно кое-что сказать тебе». Масаи услышал эти слова и сыграл над доробо шутку, которую в свое время Иаков сыграл над Исавом, – а именно решил прийти первым. Удивительно, однако, что, когда «он пришел к Нгаи и сказал: «Я пришел», тот не заметил подмены, а принялся давать ему советы, предназначенные для доробо. Так, он должен был построить большой крааль для скота, а потом отправиться в лес и найти там тощего теленка, которого следует привести домой и забить, а мясо сжечь. Затем он должен пойти в свою хижину – хижину доробо, разумеется, – и не пугаться и не кричать, что бы он ни услышал. Масаи сделал все, как было сказано, и ждал в хижине до тех пор, пока не услышал звук, похожий на гром. Нгаи опустил с неба веревку из кожи, и по этой веревке в крааль стал спускаться скот. Скот все спускался и спускался, пока крааль не заполнился. Наконец животных стало так много, что они стали ломать хижину. Масаи, испугавшись, закричал и выбежал из хижины и обнаружил, что веревка обрезана и скот больше не спускается по ней. Нгаи заявил, что если бы человек придержал язык, то получил бы куда больше скота.

Эта история призвана объяснить тот факт, что у масаи есть скот, а у доробо его нет. «Теперь же, – говорит рассказчик, – если у племен банту есть скот, значит, предполагается, что они его нашли или украли, и масаи говорят: «Это наши животные, пойдем и заберем их, ибо Бог в былые времена отдал нам весь скот на земле».

Другая версия этого мифа ничего не рассказывает о плохом поведении доробо и говорит только о том, что масаи обманом лишил его скота. Эта версия очень похожа на историю, рассказанную выше, но в конце есть одно важное дополнение, которое может содержать намек на более древнюю и ныне утраченную часть истории: «После этого доробо отрезал веревку, по которой спускался скот, и Бог ушел далеко».

Следует ли это понимать как намек – возможно, неясный и самому рассказчику, – что отношение доробо к его ближним сделало землю невозможной для пребывания Нгаи? Если так, то мы должны вспомнить, что яо говорят о Мулунгу.

Эта история существенно отличается от легенды, упомянутой Ирле и объясняющей, как гереро получили скот, который нама всю жизнь у них крали. Первые люди поссорились из-за шкуры первого заколотого быка. Теперешний цвет кожи их потомков определился как раз в тот момент и зависел от того, какую часть туши их предки получили: предки гереро съели печень, поэтому дети их стали черными; нама – красные, потому что их отцы получили легкие и кровь. Легенда нанди о происхождении очень близка к легенде народа масаи, но есть и очень любопытные различия. В целом, в то время как масаи и нанди рассказывают разные версии одной и той же истории, вариант последних является более примитивной формой. В этом случае Бог тоже нашел землю, на которой жили доробо и слон, а третьим в их компании была не змея, а Гром. Гром почти с самого начала не доверял доробо, потому что тот, лежа, мог повернуться не вставая, чего не мог сделать ни слон, ни Гром. Гром предостерег слона, но тот только рассмеялся в ответ, и тогда Гром удалился на небо, где с той поры и пребывает. А доробо заметил: «Тот, кого я боялся, ушел, а слон мне не страшен» – и тут же выпустил в слона отравленную стрелу. Несчастный слон слишком поздно позвал Гром на помощь, прося забрать его на небо, но получил отказ. Доробо пустил вторую стрелу, и слон умер, а охотник «прославился во всех землях».

Интересно, отражают ли все эти истории некое туманное представление, что слон принадлежит к древнему миру, что он не просто существовал на земле до того, как там появились люди, но что он – уцелевший свидетель минувшей эпохи. Возможно, африканцы еще застали некоторых из ранних позвоночных – гигантских ящеров или китообразных, – и память о них сохранилась в фигурках, создаваемых племенами яо и аньянджа для своих церемоний.

Другие племена верили, что первый человек или первая пара людей спустились с неба, как перуанский Манко Капак и Мама Окльо[17 - Манко Капак (Великий Манко кечуа), согласно устному инкскому преданию, – первый инка, сын Солнца и Луны, Мама Окльо – его сестра (жена). (Примеч. пер.)]. Галла говорят, что прародитель их древнего клана – Ута Лафико – поступил именно так.

Подобного рода верования существовали и у народа баганда, считавшего, что Кинту – первый человек – спустился с неба[18 - У Роско только говорится, что Кинту «предположительно» спустился от богов. Галла (с которыми правящая династия баганда вроде бы состояла в родстве) определенно утверждают, что прародитель Ута Лафико (их главного клана) спустился с неба.]. Но это явно противоречит рассказываемой о Кинту истории, согласно которой обитатели неба знали о Кинту не больше, чем Мулунгу знал о двух странных созданиях, обнаруженных в ловушке Хамелеона. В истории сказано лишь, что Кинту и его корова «пришли в эту землю» (откуда – не объясняется) и нашли ее необитаемой, поскольку земля была бесплодна. Некоторое время Кинту питался молоком, что давала корова, но однажды он увидел, как какие-то существа спускаются с неба. Это были сыновья Неба (Гулу) и их сестра Намби, которая сказала братьям: «Посмотрите, это же человек, откуда он тут взялся?» Выяснилось, что Кинту и сам не знал, откуда он появился. В течение короткого разговора он произвел такое благоприятное впечатление на Намби, что она сказала братьям: «Кинту мурунгу ммвага-ла, ммуфумбирве» – «Кинту хороший, он нравится мне – позвольте мне выйти за него замуж». Братья, вполне естественно, стали возражать, спрашивая сестру, уверена ли она, что Кинту действительно человеческое существо. «Я знаю, что он человек, – ответила Намби, – животные не строят дома», из чего мы можем сделать вывод, что Кинту построил себе хижину, хотя этот факт прежде в истории не упоминался. После этого Намби повернулась к Кинту и с очаровательной прямотой сказала: «Кинту, я люблю тебя. Позволь мне вернуться домой и рассказать отцу, что я встретила человека из леса, за которого хочу выйти замуж». Сыновья Неба были крайне недовольны поведением сестры, они сообщили отцу, что Кинту не ест обычную пищу и вообще существо крайне подозрительное. Гулу предложил сыновьям украсть у Кинту корову «и посмотреть, умрет он или нет». Сыновья украли у Кинту корову, и тому некоторое время пришлось питаться корой деревьев. Намби, тревожась за своего любимого, спустилась на землю, чтобы позаботиться о нем, и привела его с собой на небо. Там он увидел «много людей и скота, много банановых деревьев и домашней птицы, овец и коз и многое из того, что съедобно». (Короче говоря, то, чего еще не существовало на земле, но в изобилии было на небе.) Гулу, узнав о появлении Кинту, решил подвергнуть его испытанию. Неясно, желал ли он выяснить, может ли Кинту есть человеческую – или небесную – пищу, или хотел расстроить нежелательный брак, поставив невыполнимые условия. Он приказал своим слугам построить дом без дверей и посадил в него Кинту вместе с десятью тысячами связок истолченных бананов (эмере), тысячей туш волов и тысячей бутылей бананового пива (омвенге). Если Кинту не сможет все это съесть, сказал Гулу, «значит, он не настоящий Кинту, он лжет и мы убьем его». Сообщение же, переданное Кинту, было менее ультимативным: «Гость Кинту, говорит Гулу, возьми эмере, и мясо, и пиво. Если ты не сможешь съесть их, значит, ты не Кинту и не можешь иметь корову, и я не отдам тебе свою дочь».

Кинту вежливо поблагодарил хозяина, но, оставшись один, уже готов был впасть в отчаяние, как вдруг увидел, что в самом центре его дома разверзлась земля. Он побросал в дыру излишки пищи, и дыра немедленно закрылась. Таким же способом Кинту выполнил два других задания Гулу – или, скорее, они были выполнены за него, и Кинту даже не мог объяснить как. В истории нет ни одного намека на то, кто или что было той дружественной Силой, которая встала на его сторону в борьбе с Гулу и была явно могущественнее последнего. Еще один примечательный момент – история утверждает, что Кинту молился и рассказал о своих трудностях, но не говорится, кому именно. После трех благополучно пройденных испытаний Гулу сказал, что Кинту может получить назад свою корову, если сможет отыскать ее в стаде, которое Гулу приказал собрать – всего около двадцати тысяч голов. И снова Кинту устрашился сложности задания, как вдруг услышал возле своего уха жужжание шершня. Шершень сказал: «Следи за мной! Корова, на чей рог я сяду, и есть твоя». Но в этот раз шершень не указал ни на одну из коров, и Кинту сказал: «Уведите это стадо, здесь нет моей коровы». Привели второе стадо, и опять шершень не подал условного знака, но, когда пришло третье стадо, шершень взлетел и опустился на одну из коров. «Вот моя корова», – сказал Кинту, подошел к ней и похлопал ее по боку тростью. Затем шершень подлетел к красивой телке. «А это теленок моей коровы», – сказал Кинту. Таким же образом он указал на другого теленка. Гулу рассмеялся и сказал: «Кинту – это чудо! Его никому не провести! Все, что он сказал, – правда. Хорошо, пусть позовут мою дочь Намби». И Гулу отдал свою дочь в жены Кинту и отпустил их жить на землю, дав с собой домашнюю птицу, банановое дерево, а также семена и корнеплоды основных сельскохозяйственных культур, которые теперь возделывают баганда[19 - Список включает маис и батат (сладкий картофель). Поскольку эти продукты были ввезены в Африку португальцами только в XVI веке, упоминание о них было включено в историю позднее.]. Гулу также предупредил их, чтобы они ни в коем случае не возвращались, даже если им покажется, что они что-то забыли. Но поскольку нарушение этого условия повлекло за собой появление на земле Смерти, то уместнее будет рассказать об этом в следующей главе. Итак, пара спустилась на землю «здесь, в Магонге», обзавелась хозяйством и стала обрабатывать землю. Намби посадила банановое дерево, от которого расплодилось огромное количество новых отростков, и с течением времени Кингу и Намби обзавелись тремя детьми.

Этот Кинту, разумеется, фигура абсолютно мифологическая, хотя у нас есть основания предполагать, что Кинту, от которого ведут свое происхождение короли Уганды (каждое звено в родословной сохранено), был историческим персонажем, который пришел в Уганду с севера. Фактически, как отмечает Роско, предания некоторых кланов не соответствуют легенде, приведенной выше. Некоторые говорят, что Намби не была дочерью Неба, а была женщиной из клана Протоптера (двоякодышащей рыбы), который, следовательно, уже жил в той земле к моменту появления Кинту. Здесь до сих пор хранятся некоторые, довольно сомнительные реликвии вождей, правивших до Кинту. В варианте истории, приведенном Стэнли, Кинту предстает как самый обычный переселенец, пришедший с севера со своей женой, приведший с собой основных домашних животных и принесший семена сельскохозяйственных культур. Через много лет он ушел из дома, испытывая отвращение к жестокости, выказываемой его потомками, и наследники напрасно искали его. Кинту явился только двадцать второму королю, Маванде, прося его прийти на место для собраний. С собой король мог взять только свою мать. Один из советников Маванды, втайне от короля, последовал за ним в лес. Кингу спросил Маванду, почему он ослушался его повеления, и последний, обнаружив советника, убил его. Кингу опять исчез, и никто никогда его больше не видел. Неясно, однако, что было тому причиной – непослушание ли советника или жестокость короля, убившего человека. Может быть, перед нами очередная версия легенды о Творце, покидающем землю, как в случае с Мулунгу и Бумбой.

А вот другая история о прародителе племени, который появляется на необитаемой земле, не спустившись при этом с неба, – это легенда о Вере, от которого ведет свое происхождение племя буу покомо. Иногда о нем говорят как о сверхъестественном существе, «не имеющем ни отца, ни матери». Другие рассказчики объясняют, что никто не знает, откуда он пришел и кто были его родители. Вере в одиночестве странствовал по лесам в долине Таны, питаясь фруктами с дикорастущих деревьев и сырой рыбой, поскольку ничего не знал об огне и не имел возможности добыть его. Через два года скитаний он встретил некоего Мицоцозини, который показал ему, как добывать огонь при помощи двух палочек и готовить на огне пищу. Примечательно в этой истории то, что Мицоцозини принадлежал к племени охотников васанье, которые считались куда менее искушенными в ремеслах, чем банту. Это может указывать также на то, что васанье – как и доробо, с которыми они, между прочим, поддерживали добрососедские отношения, – принадлежали к коренному населению этой земли. Более того, поскольку некоторые из племени буу ведут свое происхождение от Мицоцозини, а также от Вере, мы можем сделать вывод, что уже в ранний период имели место межплеменные браки между покомо и васанье.

Прежде чем завершить эту главу, расскажу о чрезвычайно любопытном мифе нанди. Он интересен не только сам по себе, но и из-за точек соприкосновения с преданиями народов, живущих на дальнем юго-западе континента. Среди сказок народа масаи, собранных Холлисом, одна называется «Старик и его колено». Она повествует о том, как одиноко живущий старик сильно страдал от опухоли в колене, которую он принимал за нарыв. Однако через полгода, когда нарыв не прорвался, старик сам разрезал его и оттуда вышли два ребенка – девочка и мальчик. Дальше история практически повторяет сюжетную линию сказки сесуто «Тселане» и прочие сказки о людоедах, хотя и без обычного счастливого конца. Это не миф о происхождении, а обычная сказка. Впрочем, у нанди есть то, что можно назвать более древней версией этой сказки. «У клана Мои есть предание, гласящее, что первый Доробо (тут мы снова встречаем упоминание Доробо как первопредка людей) произвел на свет мальчика и девочку. Однажды нога его опухла… в конце концов нарыв прорвался и из внутренней части голени появился мальчик, а из внешней вышла девочка. У этой пары через какое-то время появились свои дети, ставшие предками всех людей на земле».

Та же идея распространена у вакулуве (живущих между озерами Ньяса и Танганьика), которые считают, что первая пара людей спустилась с неба, но потомков произвела необычным путем. Нгулве (местный эквивалент Мулунгу) заставил ребенка, известного как Канга Масала, выйти из колена женщины.

Трудно сказать, что кроется за этим представлением, но оно вновь возникает, искаженное и наполовину забытое, в готтентотской мифологии. Много споров вызвал Тсуи-Гоаб (или Тсуни-Гоам) – высшее существо готтентотов. Это имя давно интерпретировалось как «Раненое Колено». Во время сражения, в котором Тсуи-Гоаб победил злое существо Гаунаба, Тсуи-Гоаб поранил колено. Хан, который стремился доказать, что кой-коин (самоназвание готтентотов) имели самое возвышенное представление о своем Боге, отказался от своей интерпретации в 1881 году (хотя прежде рьяно отстаивал ее) и склонился к точке зрения, что Тсуи-Гоаб означает «Красный Рассвет», тем самым включая это существо в категорию небесных богов. Кронляйн, один из признанных знатоков готтентотских языков, переводит имя как «Тот, кого трудно умилостивить». Это толкование, как мы видим, сильно отличается от интерпретации Хана. Доктор Л. Шультце доказывает, что интерпретация Кронляйна недопустима с лингвистических позиций, и высказывается, на основании своих собственных независимых исследований, в поддержку прежнего толкования Хана, а именно что имя Тсуи-Гоаб – есть эквивалент Раненого Колена, ссылаясь на изложенную выше историю. Шультце не упоминает теорию, за которую ратует Хан в своей поздней работе.

Эта история, конечно, в корне отличается от мифа нанди в пересказе Холлиса, но мы уже видели, как этот миф трансформировался у масаи, более не признающих его частью своей Книги Бытия. Готтентоты, которые (как было недавно открыто в ходе изучения их языка и обычаев) находятся в отдаленном родстве с масаи и другими хамитскими и полухамитскими племенами северо-востока Африки, на протяжении столь долгого времени были отделены от своих собратьев, и легко могли позабыть первоначальное значение «Раненого Колена».

Личность Тсуи-Гоаба представляет некоторую загадку. Это персонаж, очень схожий с Хейтси-Эйбибом (о котором мы поговорим позже и которому явно приписываются некоторые приключения Тсуи-Гоаба), а также с первопредком Гурикхойсибом, долгое время скитавшимся по необитаемой земле. Далее Хан отождествляет Тсуи-Гоаба с грозовой тучей и громом. Трудно решить, есть ли для этого какие-то веские основания; лучше привести здесь историю о Тсуи-Гоабе, рассказанную Хану стариком из племени нама, который родился не позднее 1770 года, поскольку «в 1811 году… у него уже были взрослые дети».

«Тсуи-Гоаб был великим, могущественным вождем кой-коин (готтентотов); фактически он был первым кой-коином, от которого произошли все племена койкой. Но Тсуи-Гоаб – это не настоящее его имя. Этот Тсуи-Гоаб отправился на войну с другим вождем, Гаунабом, ибо последний убил многих людей Тсуи-Гоаба. В этом сражении Гаунаб то и дело одерживал верх. Но Тсуи-Гоаб от битвы к битве становился сильнее и наконец стал таким сильным, что легко убил Гаунаба одним ударом. Умирая, Гаунаб нанес врагу рану в колено. С тех пор победитель Гаунаба получил имя Тсуи-Гоаб (Больное Колено или Раненое Колено). Как следствие, он охромел. Тсуи-Гоаб был очень мудр и мог творить чудеса, которые другим были не под силу. Он мог предсказывать будущее. Он несколько раз умирал и снова воскресал. И когда бы он ни возвращался к нам, каждый раз мы устраивали большие празднества. Из каждого крааля приносили молоко, забивали тучных коров и откормленных овец. Тсуи-Гоаб дал каждому человеку много коров и овец, потому что был очень богат. Он посылает дождь, нагоняет тучи, он живет в облаках и делает наших коров и овец плодовитыми».

Эти многочисленные смерти и воскрешения также встречаются в легенде о Хейтси-Эйбибе, который, в свою очередь, тоже одним ударом убил злодея по имени Гама-Гоуб (по Хану, «это существо почти идентично Гаунабу»).

Отъявленные злодеи редко фигурируют в африканской мифологии, по крайней мере, такие персонажи не характерны для мифологии банту, которые считают, что духи могут быть плохими или хорошими – или, скорее, дружески расположенными и враждебными – в зависимости от складывающихся обстоятельств. Если в фольклоре присутствуют злые силы, то появились они там, скорее всего, вследствие хамитского влияния. Явные исключения – Мбаси племени ванконде и Мвава племени вакулуве – нуждаются в тщательном изучении.

Глава 3

Мифы о происхождении смерти

Во всех районах Африки, населенных племенами банту, Хамелеон ассоциируется с приходом в этот мир Смерти. Легенда, о которой мы сейчас поговорим, столь широко распространена на территории, населенной бантуязычными племенами, что можно с уверенностью утверждать – она наверняка известна повсюду, просто до сегодняшнего дня еще не везде зафиксирована.

Зулусский вариант истории, переданный Каллауэем, так хорошо известен, что я лучше приведу в качестве типичного примера историю, не столь известную и записанную в Ньясаленде: «Бог послал к людям Хамелеона (Надзикамбе) и Мсалулу (разновидность ящерицы) и сказал: «Когда ты, Хамелеон, придешь к людям, скажи им: «Вы умрете, но вернетесь», мсалулу он дал другое поручение: «Скажи так: «Когда люди умрут, они исчезнут навсегда». Хамелеон ушел первым, но, так как он двигался очень медленно, Ящерица Мсалулу скоро не только догнала, но и обогнала его. Она первая нашла людей и сказала им: «Когда люди умрут, они исчезнут навсегда и никогда не вернутся назад». Через некоторое время пришел Хамелеон и сказал: «Люди умрут, но вернутся». «Мы уже слышали слова Мсалулу: «Смерть станет для вас концом», – сказали люди, – а теперь является Хамелеон и говорит: «После смерти вы вернетесь», – что за вздор!» И по сей день люди, увидев Хамелеона, засовывают ему в рот табак, чтобы Хамелеон умер, приговаривая: «Ты тащился по дороге вместо того, чтобы поспешить и прийти к нам первым». Ибо, в конце концов, лучше уйти и вернуться, чем уйти насовсем».

Судя по всему, Хамелеон везде считается животным, приносящим несчастье, а эта причудливая форма возмездия путем отравления никотином, как говорят, пришла из района Конде, из Делагоа-Бей, а также из Ньясаленда.

Гирьяма (Британская Восточная Африка, к северу от Момбасы) рассказывают очень похожую историю, но в ней есть одно важное отличие. В целом варианты этой истории соответствуют одному из двух типов. В одном случае Творец отправляет обоих посланцев, в другом – он посылает только Хамелеона, а синеголовый Геккон (а в одном случае – Заяц) отправляется к людям по собственному почину, опережает Хамелеона и передает им искаженное сообщение, то ли из вредности, то ли из шалости. Так рассказывается в только что упомянутом варианте гирьяма, в то время как по версии ньянджа Мулунгу посылает двух вестников, хотя причины этого не поясняются. Может быть, Мулунгу хотел, чтобы вопрос решила судьба. Субия говорят, что Леза послал Хамелеона с сообщением; затем, дав ему хорошую фору (фактически выждав, пока он пройдет половину пути), Леза послал Ящерицу с наказом не говорить людям ничего в том случае, если Хамелеон прибудет к ним первым. Если же Ящерица опередит его, следует сказать: «Люди умрут и никогда не воскреснут».

История луйи несколько отличается. Когда Ньямбе и его жена Насилеле жили на земле, у них была собака, которая через некоторое время умерла. Ньямбе очень горевал и хотел вернуть пса к жизни, но Насилеле, не любившая собаку, сказала: «Что до меня, то я не хочу, чтобы он возвращался, этот пес – вор!» – «А я люблю свою собаку», – повторял Ньямбе, но жена упрямо стояла на своем, и тело собаки было выброшено вон. Вскоре после этого умерла мать Насилеле. На этот раз жена умоляла вернуть мать к жизни, но муж не хотел и слышать об этом, и мать Насилеле умерла «навсегда». Далее история неожиданно переходит к уже известному нам эпизоду: «Хамелеон и Заяц отправились в путь с противоречивыми сообщениями: Заяц, несший весть о кончине без воскрешения, прибежал первым, поэтому люди умирают без надежды когда-либо вернуться на землю».

Субия рассказывают первую часть этой истории, не упоминая Лезу. В их варианте фигурируют первый человек и его жена, поссорившиеся из-за собаки. Однако есть все основания думать, что Леза и первый предок – тождественны. Легенда субия, кроме всего прочего, содержит дополнительный эпизод, не обнаруженный в версии луйи, по крайней мере в том виде, в каком она изложена у Жакотте. Мужчина раскаивается и соглашается вернуть к жизни мать жены. Он относит женщину в ее дом и принимается лечить ее «лекарствами» (травами), веля при этом жене крепко-накрепко запереть дверь и не заходить в дом. К умершей начинает возвращаться жизнь и все идет хорошо, пока мужчина не отправляется в лес, чтобы поискать там свежих трав. В его отсутствие жена открывает дверь и обнаруживает ожившую мать, но у той «вдруг выскакивает сердце» (из тела) и «она снова умирает». На этот раз муж отказался воскрешать умершую, и с тех пор никто, умерев, не возвращался на землю.

Крапф приводит любопытный вариант истории, рассказываемой племенем амакоса, живущим в Восточной Капской провинции. Эта версия понятнее и логичнее всех прочих, но мы не можем быть уверены, что она представляет собой первый, оригинальный вариант: он мог испытать на себе более позднее влияние после того, как первоначальный вариант был уже частично забыт. Давным-давно было время, когда люди не умирали, но земля вскоре переполнилась до такой степени, что ее обитатели едва могли дышать. Было созвано собрание, которое должно было решить, что делать дальше, и кто-то сказал: «Нас может спасти только одно – люди должны умирать, чтобы всем хватало воздуха». Остальные поддержали это предложение. Решено было отправить к Творцу двух посланцев, которые должны были поставить этот вопрос. На роль гонцов выбрали Хамелеона и Ящерицу. Первому сказали: «Вожди решили, что люди не должны умирать!», а Ящерице сообщили обратное: «Мы хотим, чтобы в наш мир пришла Смерть». Здесь ставится один вопрос – умирать или не умирать, речи о воскрешении после смерти не идет. Чтобы состязание было справедливым, Хамелеона отправили в путь первым. Но, как и в других версиях легенды, он то и дело останавливался по дороге, чтобы наловить мух или полакомиться ягодами, и наконец его сморил сон. Разумеется, Ящерица легко обогнала Хамелеона.

«С тех пор, – говорит Крапф или тот, кто рассказал ему историю, – на земле воцарилась Смерть. К обоим животным люди испытывают ненависть. Хамелеона, где бы его ни встретили, травят соком табака, а Ящерица вынуждена спасаться бегством, ибо бушмены съедают каждую ящерицу, которую сумеют поймать».

Интулва (или интуло), между прочим, по мнению зулусов, столь же несчастливый, как и Хамелеон. Интуло, заползший в хижину, считается чрезвычайно плохим предзнаменованием. Мне вспоминается трогательная деталь в письме, написанном Окамсвели, матерью ныне покойного вождя Динузулу, пребывавшего в то время в изгнании. Среди прочего в этом письме упоминалось, как одна из ящериц забралась к женщине в хижину, но она не испугалась и «укрепила свое сердце», стараясь не поддаваться злому влиянию. И хамелеон и ящерица совершенно безвредны, хотя ящерицу довольно часто считают ядовитой в странах, где, насколько известно, с ней не связаны никакие суеверия.

Трудно сказать, то ли миф породил уверенность в ядовитости ящериц, то ли наоборот. Во всяком случае, среди банту, я думаю, верно первое предположение, а «ядовитость» – это уже попытка логически обосновать миф. Интересно в этой связи отметить одну-две истории из фольклора суахили, имеющие отношение к ящерицам. Маленькие полосатые ящерицы, которых так часто можно встретить в хижинах и которые приносят несомненную пользу, избавляя жилище от мух, называются мджуси кафири, «ящерицы-язычники». Мусульмане утверждают, что уничтожение этих созданий – святая обязанность каждого правоверного. Говорят, что ящерицам при этом откусывают головы, но не могу ручаться, что это утверждение соответствует действительности. Я слышала о двух причинах такого отношения к ящерицам – первая гласит, что, когда некий царь велел живьем сжечь пророка Магомета (я думаю, здесь есть некоторое смешение с легендой об Аврааме и Нимроде), мджуси кафири уселся рядом с костром и принялся раздувать пламя. Другие рассказывают, что, когда пророк и два его спутника спрятались в пещере, Паук заткал паутиной вход, а Голубка отложила два яйца на пороге пещеры, чтобы обмануть преследователей. Ящерица же пыталась выдать беглецов, кивая в сторону пещеры. Мне неизвестно, циркулируют ли эти истории за пределами Африки. Возможно, некоторые древние верования аборигенов изменились под влиянием мусульманских традиций.

Иногда можно увидеть более крупную, яркой расцветки ящерицу – небесно-голубую с золотистой головой, – которую в Ламу называют Канде, бегающую вниз и вверх по стволам кокосовых пальм. Отдыхая, эта ящерица то и дело кивает вниз и вверх, из-за чего в народе укоренилось предположение, будто бы ящерица занята подсчетом тех, кто попадает в поле ее зрения, и в результате все эти люди умрут. При виде этой ящерицы женщины кричат: «Канде, Канде, усиниванге!» – «Не считай меня!» Здесь может существовать некоторая связь с забытой легендой, похожей на те, что живут среди племен, населяющих внутренние районы континента (гирьяма, камба (акамба) и т. д.). В Западной Африке мы встречаем эту легенду у дуала и баквири из Камеруна – последние объединяют ее с другим, очень древним мифом, который мы позднее рассмотрим более подробно. Кроме того, у этих племен пару Хамелеону составляет не Ящерица, а Саламандра. В Бамуме, равно как в Абеокуте и Бенине, фигурку Хамелеона часто вырезают из дерева или отливают из металла, но истинное его место в мифологии этих племен пока не определено. Примечательно, что, в то время как на Золотом Берегу в легенде о происхождении Смерти в качестве посланцев фигурируют Овца и Коза, существуют пословицы тви и эве, указывающие на то, что эти животные появились в легендах относительно недавно, а Хамелеон фигурировал в древнем варианте мифа.

Страх, который, судя по всему, внушало это существо – и в самом деле, весь его облик и повадки, не говоря уже о способности менять окраску, внушают мысль о сверхъестественности и дают пищу предрассудкам, – прекрасно проиллюстрирован Страком. Он рассказывает, что два мальчика из племени булу, с которыми ему удалось побеседовать в Гамбурге, весьма охотно рассказывали обо всех известных им животных, которые встречались в Зоологическом саду, до тех пор, пока в террариуме на глаза им не попался хамелеон. Оба тотчас умолкли и сделали большой крюк, чтобы обойти животное. Единственными словами, которых удалось добиться от мальчиков, были: «Его послал Бог».

Несколько лет назад Майнхоф высказал предположение, что Хамелеон фигурирует в мифе, поскольку попадает в категорию «животных-духов», то есть тех, которые считаются воплощением душ усопших. В число таких животных по разным причинам включены змеи, ящерицы, птицы, рыбы и другие существа. Животные, живущие по соседству с могилами, в особенности роющие норы в земле, легко внушают людям подобные мысли. Конечно, хамелеон не роет нор, а обитает, как правило, на деревьях или кустах, но Вундт полагает, что и ползающие существа могут стать пристанищами для душ умерших. По мнению Вундта, это представление связано с восприятием личинок мух, появляющихся на разлагающемся теле. Однако Майнхоф предложил другое объяснение: он полагает, что истинная причина содержится в сказке народа дуала, где Хамелеон описывается как «вечно дрожащее существо, которое словно бы вот-вот умрет и все же не умирает», а может статься, что не умрет вовсе. Более того, Хамелеон, по словам Майнхофа, является посланцем Луны, об их взаимосвязи безусловно говорит смена его окраски.

Но как бы хороша ни была эта версия, насколько мне известно, Хамелеона нигде не называют посланцем Луны. Луна, за одним-двумя незначительными исключениями, вообще не упоминается в легендах банту, а в соответствующих мифах готтентотов и бушменов нет упоминания и о Хамелеоне, вместо него в роли посланца выступает Заяц. Я думаю, что две группы сказок первоначально существовали независимо, не смешиваясь, и некоторые общие черты у них появились также независимо друг от друга.

У чага из Килиманджаро есть история о Луне и история о Хамелеоне, но они совершенно не связаны друг с другом. Это племя группы банту находилось в тесном контакте с племенами, не принадлежащими к упомянутой группе, например с масаи. Как следствие, основная часть их фольклора по-прежнему типична для банту, но определенно включает в себя и некоторые элементы мифологии масаи.

Миф готтентотов уже неоднократно излагался во множестве вариантов. Блик предлагает четыре версии, первая из которых отличается от трех остальных весьма примечательной деталью. Любопытна роль, которую играет в этом мифе Заяц, поскольку она опирается на концепции, совершенно отличные от тех, что существуют в фольклоре банту и хамитов.

Эта версия, переведенная с оригинального текста нама, записанного Кронляйном, гласит, что Луна отправила посланца – которого Блик деликатно назвал Насекомым, хотя в оригинале определение дано более четкое, – чтобы тот передал людям ее слова: «Подобно тому как я умираю и, умирая, живу, так и вы будете умирать и возвращаться к жизни». Насекомое было медлительным, как и следовало ожидать, и вскоре его нагнал Заяц, который поинтересовался, какое же поручение дали Насекомому. Узнав обо всем, Заяц, который передвигался гораздо быстрее, предложил свои услуги, заявив, что сам готов передать людям слова Луны. Посланец согласился. Заяц же – не уточняется, то ли из шалости, то ли по глупости – сказал людям совершенно обратное. Когда Заяц вернулся, разгневанная Луна ударила его палкой, так что у Зайца верхняя губа и по сей день рассечена. В одной из версий мифа говорится, что Заяц в ответ на это расцарапал Луне лицо, и отметины на нем видны и сейчас. Но самое важное, что в трех вариациях мифа отсутствует Насекомое – к людям был послан Заяц, который, намеренно или нет, исказил слова послания. То же самое можно отметить в истории нама, которая была записана гораздо позднее доктором Шультце. В этой истории дается объяснение случившегося – Заяц не умышленно обманул людей, всему виной его недалекий ум. «И Заяц принес людям весть и сказал так: «Подобно Луне, вы тоже будете умирать, а потом снова появляться. Вот мое сообщение». Но, выслушав Зайца, люди воскликнули: «О чем ты говоришь? Мы тебя не понимаем». Тогда смутившийся Заяц ответил: «Я говорю вам, что вы должны умирать с открытыми глазами». «Потом он отправился обратно и пришел к Луне; Луна спросила Зайца, выполнено ли ее поручение, но тот молчал, прекрасно сознавая, что солгал людям. Тогда Луна ударила Зайца и рассекла ему губу».

Первоначально я склонна была определять мифы о Луне как типично хамитские, а мифы о Хамелеоне как характерные для банту; однако я не встретила первые ни у масаи, ни у сомали, ни у галла. С другой стороны, легенда, о которой я только что рассказала, встречается у бушменов. Впрочем, бушмены ничего не говорят о том, что Заяц был послан к людям с каким-либо поручением, между тем это примечательная деталь историй галла и нанди. Мне подумалось, что готтентоты, имеющие хамитские корни, могли принести с собой концепцию о послании Творца, призванном уверить людей в их бессмертии. Впоследствии эта концепция могла смешаться с мифом о Луне, позаимствованном у бушменов, оказавших значительное влияние на язык готтентотов и, возможно, на их воззрения.

Бушмены говорят, что Заяц некогда был человеческим существом и однажды мать его умерла. Заяц так горевал о ней, что Луна поспешила его утешить, сказав, что мать на самом деле не умерла, «но вернется, подобно мне». Заяц не поверил этому, тогда Луна разгневалась, ударила его и, как уже говорилось, рассекла Зайцу губу. Потом она превратила его в животное и наложила проклятие на него – собаки должны были преследовать его, ловить и разрывать на куски, чтобы он умер «навсегда», – а заодно и на все человечество – люди тоже должны были умирать без надежды на воскрешение.

Нанди рассказывают, что однажды к первым человеческим существам пришла Собака и сказала: «Все люди умрут, как Луна, но, в отличие от нее, вам не суждено будет снова вернуться к жизни, если вы не дадите мне отпить молока из этого калебаса и пива через вашу соломинку. Если же вы угостите меня, я сделаю так, что вы, умерев, вернетесь к жизни на третий день». История не объясняет, кто послал Собаку или как она получила информацию. Люди посмеялись над Собакой и угостили ее напитками, но сделали это без должного уважения – они просто вылили молоко и пиво на скамейку, чтобы Собака слизала их. Они не дали ей калебас с молоком и не предложили выпить пива через трубочку, как это обычно делали нанди. Собака рассердилась и, напившись, ушла со словами: «Все люди умрут, одна лишь Луна будет возвращаться к жизни».

Я слышала от Абареа, вождя племени галла в районе Малинди Восточно-Африканского протектората историю, которую рассказывают южные племена галла. Она повествует о том, как Смерть пришла в этот мир. Бог (Вак) послал к людям птицу (которую галла из-за ее крика называют Холавака, или «Овца Бога») с вестью. Птицу эту мне пока не удалось идентифицировать, но это вполне может быть птица-носорог – черная с белыми отметинами на каждом плече, ее крик похож на блеяние овцы. (Абареа настаивал, что птица черно-белая, «как небо» – возможно, он имел в виду грозовое небо. Или же, поскольку для обозначения черного и синего цветов используется одно и то же слово, он мог говорить о синем небе, испещренном белыми облаками.) Бог одарил птицу хохолком, «похожим на флаг, чтобы все видели, что это вестник», и велел ей передать людям: когда они почувствуют приближение старости, пусть сбросят свою кожу, и тогда молодость вернется к ним. Птица отправилась в путь, но по дороге увидела змею, которая лакомилась останками только что убитого животного. Птице захотелось присоединиться к трапезе. Она сказала змее, что передаст ей «слова Бога» в обмен на мясо и, особенно, кровь животного. (Абареа сказал при этом, что змея всегда, с самого начала, была людям врагом.) Змея сперва отказалась, но потом, уступив настойчивой птице, сдалась, и птица передала змее слова Бога так: «Люди будут стареть и умирать; но, когда ты почувствуешь приближение старости, скинь кожу – и снова станешь молодой». Вот почему люди умирают и не возвращаются к жизни, а змеи сбрасывают кожу и возвращают себе молодость. Вак был так разгневан жадностью и вероломством птицы, что обрек ее на вечное несварение желудка, так что птица теперь не знает покоя. Она прячется в ветвях деревьев и кричит плачущим голосом: «Вакатиа-а-а!» – по словам Абареа, – «О мой Бог! Исцели меня, ибо я страдаю!»