Отзвуки родины

– Вы в немилости, капитан, – смеясь, промолвил Гельмут. – Здесь вам защиты ждать нечего, просите скорее прощения.

Но Горст, казалось, не был расположен последовать этому совету, да и едва ли ему легко было получить прощение, потому что девушка со всеми признаками дурного расположения духа бросилась в кресло и сделала такое недовольное лицо, словно поссорилась со всем светом.

– Мы хотели попробовать новый рояль, который я выписал, – сказал Гельмут. – Он поставлен в зале, и я надеюсь доказать моей сердитой кузине, что в этой области я нисколько не уступаю ей.

– Я никогда не сомневалась в твоих светских талантах, – холодно промолвила Элеонора. – Ты пойдешь с нами, Ева?

Фон Бернсгольм откинула назад голову и закрыла глаза.

– Нет, от этой ужасной поездки у меня разболелась голова, и мне необходим полный покой.

– Вот видите, капитан, мы все должны искупать ваши прегрешения, – пошутил барон Мансфельд. – Но Отто пойдет с нами, я попрошу освободить его от латинского урока. Не правда ли, господин Лоренц, ведь вы отпустите его?

Старик-воспитатель вовсе не слушал разговора. Найдя какую-то интересную книгу, он так углубился в нее, что теперь не знал, о чем идет речь.

– Что вам угодно, барон? – спросил он.

– Да я хотел просить вас отпустить с нами моего братца. Предоставьте ему немного свободы: мальчика нельзя переутомлять.

Лоренц покачал головой, но ничего не ответил. Отто с большим неудовольствием отнесся к просьбе, высказанной таким образом.

– Я запрещаю тебе этот тон, Гельмут! Ты все время обращаешься со мной, как с ребенком. Если ты не прекратишь этого…

– Так ты вызовешь меня на дуэль? – насмешливо спросил Гельмут. – Ну, это мы сделаем потом. В твоем возрасте еще не дерутся на пистолетах, а просто вызывают воспитателя и просят его разложить своего воспитанника на школьном столе и всыпать ему порцию «горячих». О, не делай такого свирепого лица, любезный братец! Пойдем, пойдем!

С этими словами барон схватил юношу за руку и увлек за собой.

Несмотря на легкомысленную насмешливость, в его обращении было столько очаровательной обходительности и радушия, что даже Отто перестал сердиться и дал увести себя, а Элеонора и Лоренц последовали за ними.

Капитан Горст намеревался сначала сделать то же самое, но затем внезапно изменил решение: у самой двери повернул обратно и подошел к креслу, в котором по-прежнему полулежала Ева. В продолжение нескольких секунд он, молча, нагнувшись, смотрел на белокурую головку с закрытыми глазами, покоившуюся на подушке, а затем промолвил вполголоса:

– Итак, я в немилости?

Изумленная Ева сердито подняла голову.

– Вы еще здесь? Мне казалось, что вы хотели идти с остальными слушать рояль?

– Нет, я предпочитаю ваше общество.

– Мое? Разве вы не слыхали, что у меня болит голова и мне необходим покой?

– Вы просто не в духе, моя милая барышня, – уверенно-спокойно ответил Горст.

– Ну, хотя бы и так! Однако едва ли ваше присутствие сможет улучшить его!

– Я это знаю. Но так как, вероятно, мы видимся последний раз…

Ева, словно испугавшись, быстро повернулась к нему.

– В последний раз?

– Ну, да! Ведь вы уже завтра намереваетесь вернуться к вашему опекуну, а я через несколько дней покину Мансфельд. Кроме того, я – солдат, а мы, несомненно, находимся накануне войны; поэтому на прощанье я хотел обратиться к вам с просьбой.

Приведенные доводы, очевидно, подействовали смягчающим образом на настроение молодой девушки; недовольное выражение у нее исчезло, и она ответила капитану довольно милостивым тоном:

– Ну, говорите!

– Я люблю вас, Ева, и прошу вашей руки! – кратко и решительно промолвил Горст.

Ева вздрогнула и смотрела на него, словно не все расслышала.

– Вы просите?..

– Вашей руки! Для вас не должно быть тайной, что я давно…

– Господин капитан, вы действительно осмеливаетесь… – с негодованием перебила его Ева.

Горст удивленно взглянул на нее…

– Почему же я не смею объясниться вам в любви?

– Объяснение в любви! Неужели это прозаическое заявление в десять слов вы действительно называете объяснением в любви?

– Вы вообще позволяете мне высказаться? Правда, романтика не в моей натуре, я привык выражаться коротко и ясно.

– Прекрасно, господин Горст, – величественно поднимаясь с места, презрительно промолвила Ева, – я также дам вам ответ в вашем стиле: «Нет»!

– Ева!

– Как вы привыкли, коротко и ясно – «нет»!

Ева снова опустилась в кресло, ожидая ухода отвергнутого жениха. Но она недостаточно оценила его настойчивость. Капитан с полным спокойствием подвинул себе стул и, сев против нее, самым дружеским тоном спросил:

– Почему же, собственно, вы не хотите выйти за меня замуж?

Этот вопрос, видимо, поверг Еву в полнейшее недоумение; вероятно, она и сама не знала почему; по крайней мере, она снова рассердилась и холодно произнесла:

– Мне кажется, я имею право отклонить ваше предложение!

– А я имею право узнать, почему мне отказано!

Ева задумалась. Наконец, она нашла подходящий довод и с торжеством преподнесла его упрямому жениху:

– Вы – пруссак, а я ненавижу пруссаков!

– Это исчезнет само собой, раз вы сделаетесь женой пруссака, – возразил Горст.

– Но вас я ненавижу в особенности.