Знаешь, я решил пожить для себя

– Ты меня не любишь!

Короче, Вася решил молча соглашаться с ней во всем, но в тайне немного сомневался в адекватности своей жены.

***

Через 4 месяца после рождения Софочки Людмила объявила о том, что снова беременна.

Василий схватился сначала за голову. Потом за сердце. Потом за кошелек. Он не был готов к такому повороту. В их маленькой квартирке им втроем то едва хватало места. А тут еще один человек просился на белый свет.

И вообще, его так злило то, что его никто не спрашивает, хочет он ребенка или нет? Ни первого, ни теперь второго. Почему-то все вокруг твердят, что дети – это счастливое счастье. Василий должен быть благодарен и автоматически вечно рад. И ходить вприпрыжку, источая флюиды блаженства.

Однако для Васи дочка была счастьем только временами. Редкими минутами, без которых он, положа руку на сердце, вполне мог бы прожить.

По большей части он считал детей полной катастрофой. И жалел об их появлении. И о Люде жалел. Он скучал по прежней жизни, но соскочить теперь ему не позволяла совесть. Естественно, об этом он умно помалкивал, ибо слушать Людкино нытье вообще не хотелось.

Василий знал, что Людмила ни за какие коврижки просто так не согласится на аборт, поэтому начал ходить вместе с ней на консультации к врачу, читать литературу и пытаться убедить Людмилу в том, что она – не конвейер, и рожать детей с такой маленькой разницей – большой риск для ее здоровья.

Однако убедить жену у него не получилось, потому что она была фанатом детей. И никакие уговоры не помогали. И ничего ему уже не поможет. Капец.

Василий впал в уныние. А заработок творческих людей всегда зависит от их вдохновения. В общем, у Василия не стало денег. Их и раньше было мало, но было хотя бы что-то. А теперь совсем беда настала.

Василий спал до обеда, потом ел, что было (а обычно ничего толком не было) и шел куда-то там. Куда, он и сам не знал. Вечером приходил, садился за компьютер, что-то смотрел или играл в игрушки допоздна. И так каждый день.

Через пару недель такой жизни Василий вообще перестал вставать. Просто лежал и все. И не видел смысла что-либо делать, ведь впереди – беспросветная тьма, памперсы, срыгивания и перманентный детский плач. Не о такой жизни он мечтал. Неа.

Василий называл свое лежание творческим кризисом. Людмила называла это безответственностью.

Люда теперь каждый день решила «работать над отношениями», то есть, говорить подбадривающие монологи и читать нотации. Это ведь и называется «трудиться во благо семьи», разве нет? Когда над отношениями никто не работает, то они загнивают. А когда о них говорят – то они расцветают. Короче говоря, энергия женщины была направлена на мужа с целью его изменения.

Эх, знала бы Людка, что менять других людей – дохлый номер. Не рыпалась бы. Но она была молода и имела в голове какую-то фигню из телевизора, который вечно показывал Дом-2.

Люда, вдохновленная мужниными походами по врачам и его заинтересованностью в ее здоровье, думала, что Ваське не пофиг. Она верила в то, что супруг ее любит и заботится о ней. Просто ему надо немного помочь, и все наладится. Направить его в нужное русло, подтолкнуть, поддержать, вдохновить. И он тут же нацепит костюм Супермэна и побежит совершать ради нее подвиги. Он ведь хороший.

Денег было катастрофически мало. Слава богу, детского пособия хватало, чтобы заплатить за коммуналку и купить кое-что из еды. Да и друзья помогали вещами для Соньки. И мама высылала соленые огурцы в банках и квашеную капусту. Тем и жили.

О новой обуви или платьях Люда и не мечтала. Однако окружающим она все равно говорила, каков молодец ее муж, и не выносила мусор из избы.

Однажды во время прогулки с дочкой она встретила свою знакомую. Они разговорились, и та сказала, что им в компанию очень нужен дизайнер. Они уже замучились искать того, кто может нормально и быстро работать.

Люда тут же встрепенулась и сказала, что Василий может. Он все умеет, и пофоткать может, если что. Короче, договорились о собеседовании.

***

– Вась, у меня отличная новость! Тебя пригласили на работу дизайнером! – ликовала Люда, сообщая мужу новости. – В понедельник на собеседование пойдешь! Я так рада!

Муж был не рад. Он сел на диване и устало посмотрел на жену. А та уже бегала вокруг него и причитала.

– Наденешь голубую рубашку и черные джинсы.

Она достала одежду, посмотрела критическим взглядом и выдала:

– Нет, в таком на собеседование идти нельзя. Давай сходим, купим тебе нормальные штаны. И в парикмахерскую!

Василий удивился. Он уже привык к тому, что его потребности Люде были далеко до лампочки. Он привык, что был всем кругом должен и кругом виноват. Поэтому предложение купить ему одежду воспринял странно. Радостно и неохотно. Как будто не верил в то, что и ему может так повезти.

Люда заняла денег, и они купили Ваське шмотки. Они приодели его знатно. Потратили много денег, и Люда с грустью думала, что себе она уже так давно ничего не покупала… но решила, что пока будет радоваться за мужа, а за себя – как-нибудь потом. И где-то глубоко в душе она считала, что теперь из благодарности муж просто обязан первую зарплату потратить на нее.

Ага, как бы не так.

***

Людмила собой очень гордилась. То, что теперь у ее мужа была нормальная работа и стабильная зарплата, снизило градус ее тревожности. И Люда расслабилась. Отпустила поводья. Но не до конца.

Она до сих пор по инерции собирала крошки со стола и ссыпала их в чашку для панировочных сухарей, застирывала трусишки до дыр и покупала все самое дешевое. Привычки бедности.

Первую зарплату Василий не потратил на свою жену, как она в тайне надеялась. Он раздал долги. На вторую зарплату купил телевизор.

Новая работа нравилась Василию. До этого он не работал в крупных компаниях. Работал сначала в фотосалоне, потом фрилансером. А теперь стал частью большой корпорации, где была корпоративная культура, дресс-код и женщины с красными губами, в юбках-карандашах и черных лодочках. Юбки и лодочки особенно вдохновляли.

Новая работа была хороша. Молодой коллектив, адекватное начальство, разные бонусы и премии. Работай и радуйся.

Василий с энтузиазмом стал выполнять разные задачи, в срок сдавать все отчеты и выучил странные слова типа KPI, личная эффективность и хард-скиллс.

Вася хотел зарекомендовать себя отличным специалистом и дружелюбным человеком. Ходил на обед с коллегами, весело шутил и прослыл душой компании. Часто задерживался на работе, пытаясь быть полезным. Жертвуя при этом своим личным временем.

Он делал это не потому, что очень любил работать, неа. Просто Васе не хотелось идти домой. Да и без работы было оставаться страшно. Именно здесь он чувствовал себя нужным, полезным и свободным одновременно. Крутое чувство.

***

На 8 месяце беременности Люда стала периодически ощущать странную боль в груди. Такую щемящую тревожность. Непонятное предчувствие беды. Она все ходила по дому и не могла найти себе места. Страх заполнял ее организм.

То ей казалось, что ребенок в ее животе умер, и она в панике звонила врачу, а потом бежала к соседке, чтобы она послушала живот. То она срывалась щупать пульс дочке, которая спала. Потом звонила мужу удостовериться, не сбила ли его машина. То сидела и рыдала от того, что перестала понимать, что с ней происходит.

Она боялась всего. Открытого окна (вдруг дочка выпадет), дороги (машины так носятся), горячей воды (вдруг ожог), холодной воды (заболеть), газа (взорвется), пожара, потопа. Боялась родов, врачей, детского питания (вдруг там химоза химозная)… Ее жизнь превратилась в борьбу с миром за выживание. Борьба была, конечно, только в ее голове.

Если Людмила раньше обижалась на мужа за то, что он не работает, то теперь пилила его за то, что он все свое время проводит на работе и не понимает ее. Беременные гормоны подливали масла в огонь. Люда перестала толком спать.

В один из вечеров Василий вернулся позже обычного. Сонечка уже спала, а Люда сидела на диване и смотрела в одну точку.

– Где ты был? – тихо спросила она едва зашедшего Васю.

– На работе, где же еще, – усмехнулся муж.

– Время половина одиннадцатого! Какая такая работа у тебя? Ты что, сутенером подрабатываешь? – громко шептала Люда.

Вася прошел на кухню, налил себе стакан воды и повернулся к жене лицом.

– Что ты от меня хочешь, Люда?