Стриптиз для одинокой женщины

Вор Санька, был еще ко всему большим трусом, поэтому дальше ругани он не стал ничего предпринимать.

В это время, второй пострадавший от задумки деда Митяя подоспел – Сашкин брательник, Мишка Башмаков. Этот пришел во двор с топором в руках. Дед Митяй и второму гостю не удивился.

– Санька, этот гад, в наши поленья, специально патроны засунул! – закричал Мишка Башмаков брату, – У меня всю печь разворотило!

– Дык и у меня печь вывернуло наизнанку! – брызгая слюной, взвыл Санька, чувствуя теплую поддержку брата Мишки.

– Мы, тебя кочерыжку старую, чичас в землю, верх тормашками зароем, – закричал Мишка, и даже подпрыгнул от нетерпения на месте.

При этом Мишка зло махнул топором, едва не приложив брату Саньке в лобешник. Санька предусмотрительно поменял позицию, став с другой стороны от брата, где у того не имелось топора. Братья Башмаковы, не сговариваясь, двинулись к спокойно сидевшему деду Митяю. Мишка угрожающе помахивал топором, раздумывая чего вначале отрубить Митяю, руки, ноги, или сразу по башке харакирнуть.

Дед Митяй приподнял двустволку, ласково погладил цевье винтовки и, не глядя, на братьев – воров сказал, как бы, между прочим:

– Я как раз, на кабана свое ружжо зарядил. Думал, сходю, поохочусь завтра с утреца, может, повезет, чего подстрелить… Правда, если седня кабана не встрену…

Братья Башмаковы стали как вкопанные. Вгорячах, они ружья у деда и не заметили. Стоят с ноги на ногу переваливаются, не знают, чего им дальше делать.

– Ночь ноне-то, кака хорошая, – вздохнул дед Митяй мечтательно.

Это он сказал просто так, для поддержания дальнейшего разговора, чтоб не сидеть молча болваном.

Во двор вбежал, запыхавшись, Егор Колыванов, кум Митяев. Весь расхристанный, морда сажей перепачкана. За Егора дед Митяй и не подумал бы. Удивились и братья Башмаковы.

– Чего тебе, Егорушка? – ласковым голоском пропел Митяй, – Дай догадаюсь, что-то с печкой не в порядке, дымоход наверно забился? Угадал?

– Скажи дед, гангрена тебя за ногу, твоя работа? – Егор уже усек в руках деда двустволку и ближе подходить не решался.

Вот уж на кого, но на своего кума дед Митяй даже не мог подумать. Ведь он недавно, так сочувствовал ему, когда обнаружилась кража дров… Увидев Егора Колыванова, дед даже растерялся, но надо отдать ему должное быстро сумел взять себя в руки. Потом только выдохнул хриплым, чужим голосом:

– Вот оно как… Входит, я одним махом, все змеиное кубло накрыл…

– Слышь, Егор. У тя, тоже проблема с печью? – хмуро спросил Санька Башмаков, еще до конца не «въехав» в происходящий поворот событий.

Колыванов осекся, пугливо зашарил глазами по двору.

– Ты чего, тоже у деда дрова таскал по-родственному? – не отставал Санька.

Колыванов не хотел отвечать, а Санька заметил, что тот сильно нервничает.

– Саня, ты чего… – пытался выкрутиться Егор, – Никаких дров я, ни у кого не брал…

– Тогда чего у тебя, Егорка, с печкой приключилось? – напрямую спросил Санька Башмаков.

– Ах, ты-ы шакал подзаборный! – громко ругнулся дед Митяй, как бы невзначай переместив ствол двустволки в сторону кума.

– Митяй, ты чего… – шакал подзаборный, то есть Егор Колыванов, уже включил заднюю скорость и выкатывался со двора Митяя.

На улице стали собираться соседи. Толком никто ничего не знал. Видели, что несколько мужиков забежали к деду во двор. Пошли следом, чтоб разузнать из-за чего такой переполох поднялся, и что за собрание началось у деда Митяя, на ночь глядя во дворе.

На шум прибежал местный участковый Степан Могила. В широких семейных трусах, на плечи китель наброшен, на голове фуражка, вместо сапог резиновые калоши. Участковый, мужик то не плохой, когда тверезый. Ну, а если выпьет, все, за водку и Родину продаст, да и вообще шебутной человек.

– Митяй, твоя работа? Всю деревню на ноги поднял! – строго спросил участковый.

– Да этот гад, печь у меня взорвал дома, – подбежал к участковому Егор Колыванов, с опаской поглядывая в сторону Митяя, – Еще неделя и холода придут, чем мне дом теперь отапливать?…Может гангрена его за ногу, он, вообще, на мою жизню покушался… Кум, тоже мне называется…

– Погоди, я не понял. Как Митяй, твою печь смог взорвать, – участковый смотрел на Егора, как на психически нездорового человека, – Давай все по порядку рассказывай.

Колыванов не заметил, что братья Башмаковы усиленно хлопают себя по лбам и крутят пальцами у виска, точно у них там зудело и чесалось. Егор не отличался природным умом и часто говорил то, что думал, а думал он вообще мало. И в этот раз он не разочаровал присутствующих.

– Я у Гангрены…ну у деда Митяя, дровишек натягал к себе во двор…

– Погоди, погоди, как это натягал, – прервал рассказчика участковый, – Тебе, что гангрена, тьфу ты… Митяй тебе разрешил дрова у него брать?

До Колыванова стало доходить, что он глупость сморозил, теперь ему надо было срочно выпутываться из опасной ситуации. Егор решил схитрить:

– Все верно, мне Митяй сам и разрешил. Да. Говорит, ты Егорушка возьми, сколько тебе надо дров. Я не хотел брать, отказывался поначалу. Все-таки брать у старика неудобно. Но дед настоял. Говорит, не возьмешь дрова – обижусь на тебя.

Лица стали вытягиваться от удивления и у Митяя, и у участкового, и у братьев Башмаковых.

– Интересно, с какого перепугу, гангрена меня за ногу, я таким добреньким стал, что дрова начал раздавать кому попадя, – от Колывановской наглости дед Митяй громко заскрипел зубами, – Что-то не припомню, чтобы я, тебе, разрешил доступ к своим дровам. Эти дрова моим потом политы…

– Разрешал, разрешал. Просто ты Митяй, запамятовал, об нашем разговоре, – продолжал нагло врать Колыванов. – У тебя же Митяй, склероз. Ты сперва говоришь бери, а потом не помнишь об этом…

Дед Митяй понял, что ворюга ловко выскальзывает, уходит от наказания. Обидно.

– Если я тебе разрешил дровами пользоваться, что ж, ты кум, по ночам, ко мне шастаешь, как разбойник? – пытаясь разоблачить подлого вора, Митяй задал куму провокационный вопрос.

– Так днем-то больно жарко, чего зря потеть. Вот, я, по прохладке решил зайти, – продолжал выкручиваться Колыванов.

– Хорошо, вот, при всех сейчас говорю. Кто еще захочет, по прохладке зайти ко мне, во двор за дровишками, шарахну из ружья! – дед Митяй потряс двустволкой в воздухе.

– Ну а печь твоя, здесь к чему? – вмешался участковый, все еще ничего не понимая.

– Так Митяй, диверсант этакий в поленьях патроны закладывает. Шутник, гангрена его за ногу! Я без всякого топить печь начал. Сидим всем семейством ни о чем плохом не подозреваем, в доме тепло уютно, и тут, как бахнуло! – начал объяснять Колыванов.

– Митяй, ты зачем патроны в поленья закладываешь? – переключился участковый на виновника переполоха в деревне.

– Мои дрова, чего хочу, того с ними и делаю, – огрызнулся Митяй, буравя злыми глазами кума подлеца.

– Но, но! Ты полегче это! Здеся ты, с властями говоришь напрямую, а не соседом… – пригрозил участковый, надвинув фуражку на самые глаза, для суровости внешнего вида своего, правда, потом ему пришлось задирать подбородок вверх, чтобы хоть что-то было видно из-под козырька.

– Дровишки у меня воровать стали. Ну, я сурпризу приготовил ворам. Заодно узнал, кто воровством промышляет у нас на деревне, – признался Митяй.

– Пущай печь у меня теперь восстанавливает, гангрена его за ногу! – закричал в праведном гневе Колыванов.

– Тебе Егор, печь в ближайшее время не понадобится, – как-то нехорошо улыбнулся участковый, до которого наконец дошла суть происшедшего шума в деревне.

– Как это не понадобится? – удивился Колыванов. – Чего это не понадобится?