Каникулы и фотограф

– И правильно, – поддержала Эврика. – Я приложу?

– Да, – сказал Мосин. – Да. Конечно.

– Равнение на институт! – радостно скомандовала Эврика.

Парни с ухмылками отвернулись к полотну тента, и Мосин почувствовал обиду за свое учреждение, хотя сам о нем обычно отзывался крайне нелестно.

Наконец Эврика разрешила обернуться.

– У-у-у!.. – восхищенно протянул Тоха.

Эврика была в пеньюаре. Но Мосин смотрел не на нее – он смотрел на брошенное в траву голубое платье! Девушка не расстегнула, она попросту разорвала его сверху донизу и отшвырнула, как тряпку.

Такую вещь!..

Он перевел глаза на Эврику. А та, чем-то недовольная, сосредоточенно смотрела на свои сандалии. Потом решительно скинула их и, собрав вместе с платьем в одну охапку, подбежала к приземистому синему автомату с множеством кнопок и вместительной нишей. Запихнув все в боковое отверстие, девушка на секунду задумалась, затем начала нажимать кнопки. Выхватила из ниши пару ажурных розовых туфелек, обулась и с торжествующей улыбкой пошла прямо на Мосина – так, во всяком случае, ему показалось.

– Сто рублей, – с трудом выговорил он, презирая сам себя.

Ответом на его слова был очередной взрыв хохота. Все были просто потрясены мосинским остроумием.

– Можно мануфактурой, – уже умышленно сострил он, но с меньшим успехом.

– Пойди… и нащелкай, – обессиленно простонал Тоха.

Спустя секунду до Мосина дошел смысл предложения: ему разрешали воспользоваться автоматом, из которого только что на него глазах вынули розовые ажурные туфельки – вещь явно импортную и недешевую.

– А можно? – искренне спросил он.

– Два дня как с Сириуса-Б, – обратился мрачный к Эврике, как бы рекомендуя ей Мосина. Причем сказал он это вполне добродушно. Значит, Сергей ему в конце концов все-таки понравился. Да и как может не понравиться человек с таким сокрушительным чувством юмора!

– Ладно, нащелкаю! – поспешно сказал Мосин, и тут у него сильно зазвенело в ушах.

«Теряю сознание?» – испуганно подумал он, но быстро сообразил, что источник звона вовсе не в его голове, а где-то на съемочной площадке. Ультразвук какой-нибудь. Оказалось – всего-навсего – сигнал об окончании перерыва.

Ликующая Эврика расцеловала Мосина в обе щеки, и вся эта жизнерадостная стайка взрослых ребятишек куда-то унеслась. Тоха задержался.

– А ты?

– Да я… не отсюда, – замялся Мосин.

– Как же ты сюда попал без допуска? – встревожился Тоха.

Он порылся в нагрудных карманах и высыпал на ладонь какие-то болтики, проводки, стеклянные брусочки. Поколебавшись, выбрал неказистый шарик размером с черешню.

– Вот возьми. Если Денис прицепится, предъявишь ему и скажешь, что это условный допуск.

Тоха убежал вслед за остальными. И, только оставшись один, Мосин понял, что пеньюар он подарил, увеличив свой долг за «Асахи» на добрую сотню. Потому что не бывает автоматов, выдающих бесплатно и кому угодно импортные вещи. Мосин был готов бить себя по голове. Как он мог поверить?! Правда, Эврика вынула из автомата туфли…

Он стоял перед этим синим, с разинутой пастью, кубом и злобно смотрел на блестящие прямоугольные кнопки, числом не меньше пятидесяти. Сломаешь что-нибудь, а потом отвечай… Обуреваемый сомнениями, он наугад нажимал и нажимал кнопки, пока в автомате что-то не хрустнуло. Заглянул в нишу. Там лежали стопкой четыре плоских фирменных пакета.

Следует сказать, что вещь в пакете сбыть гораздо легче, чем саму по себе. Фирменная упаковка притупляет бдительность покупателя и подчас очаровывает его больше, чем сама вещь.

Поэтому сердце Мосина радостно дрогнуло. На жемчужном квадрате пакета сияли загаром изумительно красивые женские ноги, внутри которых почему-то видны были контуры костей и суставов. Более оригинальной рекламы Мосин еще не встречал. Он взялся за ниточку и осторожно вспорол пакет. Внутри, как он и думал, оказались колготки, и какие! Ажур был настолько тонок, что напоминал дымку на раскрытой ладони Мосина и, самое удивительное, менял рисунок, стоило лишь шевельнуть пальцами. В упаковке ли, без упаковки, но компенсацию за пеньюар Сергей получил.

А что если еще раз попытать счастья? На этот счет ведь никакого уговора не было! Мосин сложил пакеты в «дипломат» и приступил.

Теперь он вынул из ниши полированную рукоятку. В недоумении осмотрел, ощупал. Внезапно из рукоятки выплеснулось изящное длинное лезвие опасных очертаний. «Ну так это совсем другое дело! – обрадовался Мосин. – Это мы берем…»

Третья попытка оказалась менее удачной: автомат одарил Мосина сиреневым стеклянным кругляшком неизвестного назначения. Сергей хотел засунуть его обратно, как это сделала Эврика со своим платьем, но, обойдя аппарат, не нашел даже признаков отверстия или дверцы.

Пора было остановиться, но Мосин опять не удержался. «В последний раз», – предупредил он себя, утапливая кнопки одну за другой. Хотелось что-нибудь из обуви, но в нишу вылетел маленький темно-фиолетовый пакет, на одной стороне которого было изображено красное кольцо с примыкающей к нему стрелкой, а на другой – такое же кольцо, но с крестиком.

Разочаровавшись, он даже не стал его вскрывать, засунул в карман джинсов и пошел через пустырь к сирени, росшей и по эту сторону стены.

Возле одного из механизмов Мосин увидел мрачного друга Тохи. Лицо парня выражало крайнее недоумение, и был он чем-то подавлен.

– Знаешь, какая утечка? – пожаловался он, заметив Мосина.

– Нет.

– Пятьсот! – Парень потряс растопыренной пятерней.

– Пятьсот чего?

– Мега.

– Ого! – на всякий случай сказал Мосин и отошел. Тронутые они все, что ли?

Однако надо было поторапливаться. Не далее как вчера начальник вызывал его «на ковер» за постоянные отлучки. Что за народ! Из-за любой ерунды бегут жаловаться! Не дай бог, еще кто-нибудь из верхних окон заметит его на территории киноплощадки.

Мосин поднял глаза на учреждение и похолодел.

Учреждения над стеной не было! Не было и соседних зданий. Не было вообще ничего, кроме синего майского неба.

Истерически всхлипнув, Сергей бросился к дыре, как будто та могла спасти его от наваждения. Вепрем проломив сирень, он упал на четвереньки по ту сторону, угодив коленом по кирпичу.

3

…Здание было на месте. По двору разворачивался вымытый до глянца институтский «жук».

Ослабевший от пережитого Мосин вылез из кустов и, прихрамывая, затрусил в сторону гаража, к людям. Но тут его так затрясло, что он вынужден был остановиться. Необходимо было присесть. Запинающимся шагом он пересек двор и опустился на один из ящиков у дверей склада.

Плохо дело: дома исчезать начали. Может быть, перегрелся? В мае? Скорее уж переутомился. Меньше надо по халтурам бегать.

«Да перестань ты трястись! – мысленно заорал на себя Мосин. – Вылези вон в дыру, разуй глаза и успокойся: на месте твой институт!»

Он взглянул на заросли сирени и почувствовал, что в дыру его как-то не тянет. Неужели что-то со зрением? Сидишь целый день при красном свете…