Шах королеве

– А гардеробмейстер Луи, наверное, – ваш родственник? – продолжал спрашивать король, забавляясь все больше.

– Луи? Мне? – с негодованием воскликнул Ренэ. – Простите, я не имею чести знать вашу генеалогию, да вы и сами сказали, что вы – лишь однофамилец гардеробмейстеру, но тому Луи не может быть родственником Ренэ Бретвиль, маркиз де Тарб, герцог д'Арк!

– Ого! – с одобрением сказал Людовик, – это имя звучит гордо и громко! Но вы напрасно обижаете моего доброго Луи, ведь он – дворянин!

– Фа! – презрительно фыркнул Ренэ. – Дворянин со вчерашнего дня! А один из Бретвилей был женат на незаконной дочери короля Филиппа Красивого.[7 - 1268–1314 гг.] Вот еще в какие времена наш род уже был отмечен в истории славными делами! Нет, дело в том, что мне пришлось оказать пустячную услугу одному из родственников мсье Луи, и вот этот родственник дал мне письмо к последнему, так как я – совершенно один, без друзей и покровителей. Однако мое поручение, мое поручение! Ведь я обещал передать его до захода со лица! Бога ради, ваше высочество, простите мне мою неуместную болтливость и разрешите изложить то, что мне поручено!

Герцогиня дала это разрешение. Тогда Ренэ сказал:

– В нескольких лье от Рамбулье я встретил человека, назвавшегося графом де Гишем; он попросил меня немедленно поскакать в Париж, постараться до захода солнца увидеть ее высочество герцогиню Орлеанскую и передать ей, что «он» не поехал в ле Ман, что никакой охоты не будет и что сегодня к наступлению темноты «он» будет в Париже, причем постарается попасть домой незаметно, чтобы застать кое-кого врасплох!

– Какая низость! – воскликнула Генриетта, гневно сверкая глазами. – Я сейчас же прикажу закладывать экипаж и уеду в Блуа!

Герцогиня вскочила, намереваясь сейчас же исполнить свое решение, но «мсье Луи» остановил ее, сказав:

– И этим вы несомненно выдадите только графа де Гиша! Нет, ваше высочество, позвольте мне дать вам хороший совет и помочь разыграть веселую комедию. Но это потом, у нас еще имеется в распоряжении добрых три часа. А пока не разрешите ли расспросить молодого человека, как именно встретился он с Гишем и при каких обстоятельствах было дано ему это поручение?

– Что же, может быть, вы и правы, мсье Луи, – ответила Генриетта, – но в таком случае… Не будем забывать, что молодой человек ради этого поручения скакал от самого Рамбулье и, наверное, еле держится на ногах от усталости! Поэтому разрешаю ему присесть!

Следуя приглашению герцогини, Ренэ, рассыпаясь в тысяче благодарностей, деликатно уселся на кончик одного из стульев. При этом он попал в полосу солнечного света, от которого рукоятка его шпаги заискрилась и засверкала.

– Ба! Что это у вас такое? – воскликнул «мсье Луи», заметив бриллиантовые лилии на эфесе.

– Эту шпагу вместе с титулом герцога д'Арк пожаловал моему деду его величество король Генрих Четвертый! – с гордостью сказал Ренэ, обнажив шпагу и положив ее на стол перед Людовиком.

– Мой дед! – воскликнула Генриетта, с любопытством наклоняясь к шпаге. – Однако! – сказала она затем. – Ведь это – очень дорогая вещь!

– Еще бы! – с гордостью подхватил Ренэ. – Ведь это – подарок самого Генриха!

– Да, но помимо символической ценности – ценности королевского подарка – эта шпага имеет еще значительную денежную ценность, и меня в самом деле удивляет, как это… вы… – король несколько замялся, стараясь выбрать выражения как чтобы не задеть самолюбия щепетильного гасконца. – Ну, словом, вам, наверное, не раз предлагали продать это оружие за хорошие деньги, и меня удивляет… ведь, судя по всему, вы… небогаты…

– Эх, мсье Луи, мсье Луи! – тоном совершенно непередаваемой скорбной снисходительности заметили Ренэ. – Вот сразу и видно, что ваша родословная будет не из длинных! Иначе вы поняли бы, что не все меняется на деньги и что такая реликвия – выше оценки ростовщиков и менял! А, кроме того, с моей стороны было бы крайне неразумно упустить из рук такое оружие, которого мне самому уж никогда не приобрести! Помилуйте, ведь эта тоненькая, гибкая сталь легко пробивает монету!

– А ну! – сказал Людовик, бросая на стол золотую монету. – Это интересно!

Ренэ взял монету и сейчас же положил ее обратно, сказав:

– Эта не годится. Нет ли у вас иностранной? Изображения французского короля французское оружие не пробьет!

– Нет, да он – просто прелесть, наш милый, юный герцог! – воскликнул Людовик, искренне тронутый причудливым сочетанием юной деревенской наивности и яркой рыцарственности в этом «гасконском петушке». – Ну, опыт с пробиванием монеты мы произведем потом, а теперь время идет, и мы жаждем услышать от вас рассказ о том, как вы встретили графа де Гиша!

– Извольте! – согласился Ренэ. – Надо вам сказать, что тля истребила в этом году все мои виноградники, и я остался в полном смысле слова «на бобах», потому что, кроме бобов, мне нечего было есть. Вот я и решил махнуть рукою на старый, полуразвалившийся Бретвиль и попытать счастья в Париже. Сколотив кое как небольшую сумму денег, я добрался до Байонны, где сел на испанское судно, шедшее в Нант. Это был очень дешевый способ передвижения, но, как это часто бывает, дешевое оказалось дорогим: капитан обыграл меня в кости на значительную часть моего денежного запаса! Сойдя в Нанте с судна, я, по правде сказать, порядком призадумался. Ведь мне предстояло сделать до Парижа около ста лье,[8 - Около четырехсот верст.] а денег у меня не было и на три дня пути! К тому же «мой верный Марс плохо перенес морское путешествие, явно недомогал, а денег на приобретение другой лошади у меня не было.

В таких стесненных обстоятельствах я выехал из Нанта. Я решил ехать ночами, а днем отдыхать где-нибудь – в любом номере «гостиницы Господа Бога», то есть под открытым небом. Лесные заросли, пещеры, островки на реках давали мне надежный и безопасный приют, а хлеб с сыром да вино, закупаемые в придорожных селениях, заменяли завтрак, обед и ужин. Но, уверяю вас, я чувствовал себя прекрасно и был бы совершенно доволен, если бы только не недомогание Марса, чувствовавшего себя с каждым днем все хуже и хуже. И с каждым днем переезды были все короче, отдых – все чаще и продолжительнее. А ведь время шло, деньги текли.

Третьего дня утром я прибыл на границу леса Рамбулье, невдалеке от города того же имени. Разыскав в лесу какую-то полуразвалившуюся хижину, я с комфортом выспался там на ложе из сухих листьев. Теперь мне оставалось до Парижа всего десять-двенадцать лье. Будь мой Марс вполне здоров, я мог бы к утру уже добраться до столицы, но с лошадью делалось совсем неладное: Марс хрипел, вздрагивал всем телом и то и дело спотыкался. А ведь у меня оставалось всего лишь несколько су![9 - Мелкая французская монета, около двух копеек.]

Я видел, что Марсу надо дать более продолжительный отдых, что дело могло кончиться плохо, но иссякновение денежного запаса не оставило мне выбора, и под вечер я тронулся в путь. Сначала Марс еще бежал кое как, но в двух-трех лье от Рамбулье он вдруг затрясся всем телом и тяжело рухнул на землю как раз пред крыльцом деревенской харчевни, на котором стоял в позе глубочайшей задумчивости молодой, нарядный и очень красивый дворянин.

Должно быть, у меня был очень комичный вид, когда я, в немом отчаянии всплеснув руками, застыл над конвульсивно вздрагивающим телом отдавшего свою лошадиную душу Марса. По крайней мере с лица молодого дворянина сбежало выражение озабоченной задумчивости, и он весело расхохотался.

– Сударь! – сердито крикнул я, чувствуя желание сорвать на ком-либо свое отчаяние. – Судя по костюму, вы – дворянин, но, видно, ваше дворянство не идет далее платья, потому что иначе вы поняли бы, насколько неблагородно смеяться над несчастьем человека, попавшего в безвыходное положение!

Я ждал резкого ответа и уже со сладострастием схватился за эфес шпаги. Но дворянин, пропуская мимо ушей оскорбительность моего восклицания, вдруг положил палец на губы, как бы приказывая мне молчать, и повелительно поманил за угол дома, где под большим старым платаном виднелась скамья. Растерянный, недоумевающий, я машинально подчинился этому безмолвному приказанию.

– Вы едете в Париж? – спросил меня молодой дворянин.

– Еду? – с горечью повторил я. – Нет, я ехал, а теперь… иду!

Юноша пытливо осмотрел мня с ног до головы и потом сказал:

– Согласитесь по прибытии в Париж исполнить маленькое поручение, и я подарю вам лошадь и дам денег!

– Сударь! – с негодованием перебил его я. – Ренэ де Бретвиль, маркиз де Тарб, герцог д'Арк может оказать одолжение другому дворянину, но плату он принимает лишь от государя или от принца крови!

– Ах, ну пусть это будет не плата, а просто одолжение – за одолжение! – нетерпеливо ответил мне юноша.

– Я могу принять одолжение такого рода лишь от лица, равного мне по происхождению, – возразил я. – Поэтому будьте добры сказать, с кем я имею честь разговаривать?

В этот момент из дома послышался чей-то тягучий, капризный и очень противный голос…

– Ручаюсь, что это был голос его высочества, герцога Филиппа Орлеанского! – насмешливо вставила Генриетта, но, заметив, как покраснел и смутился Ренэ Бретвиль, поспешила прибавить. – Не смущайтесь, не смущайтесь, юноша! Вы сказали чистую правду! Ну-с, продолжайте!

– Этот голос, – продолжал Ренэ, – крикнул: «Гиш, да куда ты запропастился? Верно, опять обхаживаешь какую-нибудь смазливую девчонку? Мне скучно!»

– Останьтесь здесь, я сейчас успокою его! – шепнул мне юноша и поспешно ушел, а я так и замер от неожиданности, подумав:

«Неужели со мной действительно говорил потомок “прекрасной Коризанды[10 - Прозвище графини де Гиш, фаворитки короля Генриха Четвертого. В войне против Лиги Диана де Грамон-Гиш предоставила в распоряжение Генриха (в то время наваррского короля) все свое громадное состояние. Генрих хотел, разведясь с Маргаритой, жениться на Диане и даже выдал ей клятвенное обещание, написанное кровью. Но это обещание так и не было исполнено им. При дворе Людовика XIV пользовались известностью три потомка «прекрасной Коризанды»: герцог де Грамон (Антуан Третий), граф де Грамон (Филиберт, брат последнего, высланный Людовиком из Франции за бесконечные любовные похождения) и просто де Грамон (Арман, граф де Гиш, младший сын первого).]”, известный своими успехами на полях брани и любви, граф де Гиш?».

– О, судя по предположению, высказанному его высочеством, это был несомненно граф Арман, который пошел в своего дядюшку Филиберта! – иронически заметил «мсье Луи». – Но что же произошло с вами дальше?

– Через некоторое время, – продолжай Ренэ, – юноша вернулся.

– Успокоил! – шепнул он мне, радостно потирая руки. – Я вкатил ему бутылку крепкого мускатного вина, и у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить на свободе. Кстати, – вдруг спохватился юноша, – не расспрашивайте и не пытайтесь ни теперь, ни когда бы то ни было догадываться, кто такой – этот он: существуют секреты, о которых лучше всего забыть, особенно если собираешься сделать карьеру при дворе, а я должен очень ошибаться, если только вы не за этим едете в Париж. Но не беспокойтесь, исполните только мое поручение, и я вам помогу. Впрочем, вы еще не дали мне своего согласия, вы еще не знаете, можете ли принять от меня помощь? Ну, так меня зовут Арман де Грамон, граф де Гиш! Достаточно ли оно звучно для вас?

– Оно не только слишком звучно, – ответил я, – но и обеспечивает мне, что от меня не потребуется ничего, нарушающего долг дворянина!»

– Ну, в этом отношении вы были вовсе не так правы, как думаете, – заметил «мсье Луи» с кислой улыбкой. – Имя «Гиш Грамон» далеко еще не обеспечивает порядочности!

– Прошу извинить, но я не считаю какого-то «мсье Луи» компетентным в вопросах чести, касающихся высшего дворянства! – надменно возразил Бретвиль.

– Продолжайте! Не обращайте на него внимания! – с улыбкой заметила Генриетта, подмигивая Людовику.

– О, – воскликнул в ответ граф, – продолжал Ренэ, – все дело идет о том, чтобы предупредить молодую и прекрасную женщину о грозящей ей опасности!

– В таком случае, – крикнул я, – я готов отправиться хоть сейчас, даже если бы мне пришлось бежать пешком вплоть до самого Парижа!

– Ну, в этом, слава богу, нет необходимости, – улыбаясь, возразил мне де Гиш. – Однако я пойду, посмотрю, крепко ли спит он, а затем мы с вами поужинаем и поговорим.