Каленым железом

…красный купец Ерофеев… – Ни с Виктором, ни с Венедиктом Ерофеевыми я в момент написания этого рассказа знаком еще не был. «Красный» не в смысле «красивый», а в смысле «советский», разрешенный большевиками в рамках новой экономической политики. Потом все быстро прикрыли, конечно…

Юнгштурмовка – полувоенная одежда с ремнями, заимствованная у немецких коммунистов. Любимая одежда наших комсомольцев 30-х годов. Вышла из моды, когда Сталин с Гитлером сердечно сдружились перед тем, как рассориться навсегда.

…чалдонской культуры. – Чалдоны (челдоны) – коренные сибиряки, русские старожилы Сибири.

Епрев и Шенопин – персонажи многих моих рассказов.

Шуров и Рыкунин – популярные исполнители советских сатирических радиокуплетов.

Старые тут деньги имеются в виду… – До «хрущевской» денежной реформы 1961 года, но после реформы «сталинской» (1947).

…комсомольцы-добровольцы… – Из популярной советской песни на слова Евгения Долматовского (1915–1994), имевшей припев:

Комсомольцы-добровольцы,
Мы сильны нашей верною дружбой.
Сквозь огонь мы пойдем, если нужно
Открывать молодые пути.
Комсомольцы-добровольцы,
Надо верить, любить беззаветно,
Видеть солнце порой предрассветной,
Только так можно счастье найти!

Для сравнения – любимая поговорка сибирских бичей (бродяг): «Хулиганом назвать тебя мало, комсомолец ты… твою мать!»

Никишка час назад врезался в двадцатипятитонный самосвал и умер на Енисейском тракте. – Увы, не удалось ему пополнить ряды «новых русских».

ЩИГЛЯ

Собралась тут веселая компания на даче. Отмечать именины, что ли? Или просто так. Доктор Сережа, влюбленный офицер Потапов и один, который писателем себя называл, а сам сторожем работал, да хозяйка дома, разведенная красавица Наташа. Вот и вся компания веселая, собравшаяся на даче в летний день на свежем воздухе под солнцем.

Ели картошку с тушенкой, огурцы, помидоры, колбасу. Беседовали. Тихо так было, хорошо.

И даже девочка не мешала. Маленькая девочка, деточка, дочка Наташи. Звали ее Оленька. И была Оленька в аккуратном платьице синеньком, и с карими глазками, и в пионерском галстучке. Она с гостями, конечно, не сидела. То есть она сначала посидела, скушала свое, выпила газировочки, а потом и закопошилась где-то там далеко, где куклы, домики, тряпочки, лоскуточки.

– Да! Я не отрицаю. Много, много, конечно, у нас бардака, но я надеюсь, я уверен, что рано или поздно все образуется, – сказал офицер Потапов.

Доктор молчал. Красивое лицо его осунулось. Он серый хлебный шарик мял мытыми пальцами. Поблескивал массивный золотой перстень.

Доктор молчал, а писатель ухмыльнулся:

– Во-во! Я тоже так говорил, когда в плагиаторах ходил. В районной газете. Помнишь, Серж, как тогда на меня напали, что я – плагиатор. А я в ответ, что если я и плагиатор, то плагиатор лишь современного газетного языка. Потому как то, что пишется нынче в статьях, в том числе и моих, халтурных, есть ходульный набор бессмысленных фраз. Помнишь, Серж, а?

Но Серж опять молчал. Зато вступила в разговор Наташа:

– Понимаешь, в твоих словах есть, конечно, что-то такое… верное. Я понимаю. Ты имеешь право. Твоя судьба…

и прочее. Но ведь нужно же во что-то верить? Не все же так мрачно вокруг, как ты изображаешь? Вот ты смотри – какие иногда статьи «Литературка» печатает!

– Критикуют вплоть до министра, – поддержал офицер, преданно глядя на Наташу.

– Эх, Наташка! Глупая ты все-таки, Наташка, – сказал писатель. – Впрочем, пардон, – спохватился он. – Пардон, мадам, целую ручки.

И опять ухмыльнулся, обнажив желтые стесанные зубы. Но – устал, сгорбился, затих.

И все что-то замолчали. Жужжали жуки, оса ползла по белой скатерти, на железной дороге прогудело.

– Музыку, что ли, включить? – сказала Наташа.

И тут на веранде появилась Оленька. Она делала рукой какие-то таинственные знаки.

– Играй, играй, лапушонок, – рассеянно сказала мама.

– Мам! – девочка смотрела умоляюще. – Мам, можно я прочитаю про Щиглю?

– Ну уж это по части дяди Толи, – улыбнулась мама. – Это он ведь у нас… писатель, – тонко добавила мама.

– Мам, ну можно? Дядя Толя, можно? Дядя Сережа, можно?

– Можно, можно, – великодушно согласилась мама, и все устроились поудобнее.

Девочка отставила ножку, сделала ручки по швам и звонко продекламировала:

– Стихотворение «Щигля». Посвящается Карлсону, который живет на крыше.

– …сексуальной жизнью, – еле слышно пробормотал писатель, но на него посмотрели строго.

Мы почистим Щигле клетку.
Будет Щигля очень рад.
И постелим там салфетку
Для его нежнейших лап.
Щигля – добрый, Щигля – смелый.
Щигля – первый друг ребят.
«Щигля – милый и умелый», —
Все ребята говорят.

Припев:

Щигля ты наш детский,
Детский наш, советский.
Катин ты и Олин —
Первый друг ребят.
Щигля наш любимый,
Щигля наш хороший,
Щиглю все увидеть,
Все хотят.

– Всё! – сказала девочка.