Оценить:
 Рейтинг: 0

Бандит

Год написания книги
2021
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
2 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Второй путь – это путь криминала. Путь гораздо более выгодный, но при этом – гораздо более опасный. Например, в тех же Эмиратах – за кражу просто отрубают руку. Мне очень не хочется жить одноруким! Можно было бы заняться грабежом, гоп-стопом например – но это если бы я был в своем, тренированном, видавшем виды теле. Когда ты умираешь с голоду, все моральные скрепы спадают с тебя, как листья с деревьев под холодным октябрьским дождем. Люди с голодухи каннибализмом занимались, чего уж там морализаторствовать насчет воровства и грабежа. Я не зверь, и не собираюсь грабить бедняков, отбирая последнее. Всегда имеется достаточное количество толстых клопов-предпринимателей, таскающих на кармане приличную сумму денег. От них мне думается не убудет. Однако… не при моем физическом состоянии, не при моей неловкости заниматься карманными кражами, и уж тем более грабежами. Грабеж предполагает наличие оружия, которым запугиваешь «клиента», а где у меня оружие? Кусок ракушки? Булыжник? Нет, путь разбойника для меня закрыт. По крайней мере – пока. Нищенство – вот мой удел. «Же не манж па сис жур…господа! Я не ел три дня!» – примерно так.

Надеваю влажную одежду, убеждая себя, что большинство тварей, прячущихся во швах скончались от порки о камень и в водных процедурах, и бреду по пляжу туда, где на фоне сереющего неба вижу силуэты зданий. Мне сейчас нужно где-нибудь пересидеть часы до рассвета, чтобы потом отправиться в город и попробовать найти пропитание. А то, что это город, я вижу совершенно очевидно и ясно, как если бы уже вышло солнце. Город находится в чаше вокруг огромной бухты, перекрещенной лунными дорожками. Я вижу дома, поднимающиеся в гору, вижу дымки из труб – видимо кто-то готовит еду, или печет в домашних очагах. Пахнет дымом, навозом, нечистотами и морскими водорослями.

А еще – я вижу корабли, стоящие в бухте на рейде. Кораблей много, они будто с картины Айвазовского – застыли на тихой воде, подсвеченные фонарями, вывешенными на корме и носу. И этих фонариков на воде так много, что кажется – бухта покрыта яркими светлячками. Похоже что этот город является крупным портом. Не зря же здесь столько кораблей? Вероятно, есть и те корабли, которые стоят у причалов на разгрузке – те же, на рейде, они пока что ждут своей очереди.

Кстати сказать – откуда-то из глубины мозга всплывает подтверждение моим логическим выкладкам. Я ЗНАЮ, что мои мысли верны, я ЗНАЮ, что этот город очень, очень крупный порт. А еще из памяти выскакивает: столица!

Мда… парень, парень… куда ты делся? Притаился в моей памяти? Откликнись! Появись! Давай жить дружно? Ты мне расскажешь об этом мире, а я помогу тебе в нем выживать. Тем, чем умею – помогу. Я ведь на войне уже двадцать лет, я видал столько, пережил такое, что тебе и не снилось! Неужели я не выживу здесь, в этом мире? С моими-то умениями?

Впрочем – а какие у меня умения? Драться умею – с юности в этом ловок, а потом мои умения как следует отшлифовали. Убивать умею – многими, очень многими способами. Большинство из которых, увы, скорее всего здесь и не пригодятся. Вряд ли тут окажется калаш, или тяжелая снайперка. Или хотя бы «стечкин». Но вот ножом я работаю великолепно – могу даже работать инструктором по ножевому бою.

Ну что еще умею? Играю на гитаре, очень хорошо играю – все-таки десять лет в музыкальной школе учился, мама-то преподаватель музыки! Была…

Ладно – будет день, и будет дело. Поищу место, где можно отсидеться, и… там уже посмотрим, как мне жить. И я побрел дальше, мечтая о горбушке хлеба и здоровенном шмате докторской колбасы. Докторской я скорее всего больше никогда не увижу, а вот горбушку постараюсь сегодня добыть. Если мне повезет, конечно.

И честно скажу – не хочется мне заниматься криминалом. Лучше бы где-то пристроиться на работу – хоть дворником, хоть каким-нибудь подсобным рабочим! Я не боюсь грязного, тяжелого труда. Лишь бы платили достойно, и предоставили угол для проживания. А там уже разберусь – куда попал и чем можно заняться. Судя по всему, провалился я в мир без развитых технологий. Мне хватило света чтобы разглядеть корабли, стоящие на рейде. Все как один они были парусными. А это значит… понятно, что это значит.

Глава 2

Разбудили меня лучи солнца, такого же яркого, как в Сирии. Мне как раз и снилась Сирия – я все еще отстреливался, ловя в прицел фигуры в развевающихся на бегу тряпках. Прицел у меня был хороший, коллиматорный, стреляю я выше среднего уровня, так что почти и не промахивался. Надеюсь, что при взрыве автомат как следует искорежило. Не хочу, чтобы из моего автомата стреляли по нашим же парням.

Проснулся даже с облегчением – одно дело, когда ты уже мертв, хотя вроде пока и жив, а другое – проснуться молодым, относительно здоровым, и на берегу моря. Именно так – на берегу моря, потому что никуда я ночью не дошел, уткнувшись в стену, перегородившую пляж, и потолкавшись возле нее, решил – какого черта я буду бродить, не лучше ли упасть, где стою, и нормально дождаться рассвета? Тем более что ждать его долго не придется – вон, горизонт уже сереет. Так что пристроился возле стены, свернувшись как мог в клубочек, и постарался успокоиться и заснуть, что далось мне не очень-то и легко: одежда волглая, можно даже сказать мокрая, а в голове мешанина мыслей и впечатлений. Ну никак не мог я поверить, что перенесся в чужое тело, что жизнь моя не закончилась там, в выжженной пустыне забытого богом государства.

Но все-таки уснул. И сейчас, открыв глаза, стал вспоминать подробности своих кошмаров, и невольно передернулся – страшно даже вспоминать. Хотя кое-что из кошмаров меня невольно заинтересовало. Это был даже не кошмар… бывают такие вот переживательные сны – кошмаром назвать нельзя, но и радостным его тоже не назовешь. И этот был таким. Во сне я разговаривал с владельцем моего нынешнего тела. И разговор этот мне очень не понравился. В подробностях не помню, только отрывочные фразы и ощущения, но главное, что я вынес из этого разговора – это то, что владелец тела уходит, потому что сдался и не хочет больше в нем жить. Вообще не хочет жить. Что жизнь его настолько беспросветна, настолько мерзка, что он лучше отправится на перерождение, или вообще исчезнет из вселенной, только бы оказаться где-нибудь подальше от такого мерзкого жестокого мира.

Я ругался, я обзывал его последними словами, я взывал к его совести и мужскому достоинству – ну как так мужчина может просто взять, и сдаться?! Нужно драться до последней капли крови, а потом унести с собой как можно больше врагов! Но этот унылый поц только твердил, что он не такой, как я, что неспособен бороться за жизнь, перегрызая глотки людей, что устал, и отдает мне свое тело, свою жизнь – может я все-таки сделаю из нее что-то приличное, что-то не похожее на жизнь жалкого, гонимого и убогого животного. Каким этот парень и был до сих пор. А еще он оставляет мне все, что у него имелось – кроме этого дохлого тела, конечно. А именно: память. Я могу распоряжаться ей так, как захочу. А он… он пошел отсюда подальше. Ариведерчи!

Сон, конечно. Ведь что такое сны, я читал: это обрывки мыслей, впечатлений, всего того, что ты видел, или что пришло в твою голову во время бодрствования. Мозг все перемывает, собирает рисунок, как калейдоскоп складывает картинку из стеклышек, и получается вполне себе логичный сон. Логичный для сна, конечно же. Я до самой своей смерти иногда летал во сне. Прыгну со скалы в пустоту, и… полетел, понесся, раскинув крылья-руки! А внизу, очень далеко внизу – зеленая долина и маленькие такие, как игрушечные домишки. А я рассекаю воздух грудью, проношусь над крышами домов, и люди показывают на меня пальцами. А я хохочу, хохочу – легкий и свободный, как птица!

Говорят, что когда летаешь – растешь. Не знаю… за двадцать лет не вырос ни на сантиметр. Как было в двадцать 180 сантиметров роста, так они и остались. Вес только менялся. То нажру килограммов десять, то их сброшу в рейде по тылам противника, когда высыхаешь как вобла – все по?том из тебя выходит.

Но так-то сон про пацана был совершенно в тему, и стоит над этим задуматься. И проверить – так ли все получилось, как он сказал. Если я смогу понять местный люд, смогу разговаривать на здешнем языке… может это вовсе был и не сон?

Поднявшись на ноги, потянулся до хруста суставов и проделал несколько разминочных упражнений. Бок болел – под ним на земле оказался небольшой булыжник, и он мне хорошенько оттоптал бочину. И откуда взялся? Я вроде бы ровное место для ночлега выбирал. Будто вырос из земли.

Пошел к морю, умылся, с неудовольствием осмотрел свою одежонку. Штаны… господи, да я бы такие штаны решился потрогать только палкой! Настолько мерзко и многообещающе они выглядят. Их полчаса надо кипятить, прежде чем можно было бы до них дотронуться! Рубашка не лучше…  дыры, лохмотья, выбеленный от времени холст с остатками былой краски. У нас бомжи одеваются гораздо лучше, чем здешние нищие. Впрочем – видел я картинки из жизни бедняков той же Англии. Эти несчастные одевались ничуть не лучше, а спали так вообще в таких местах, которые приснятся только в дурном сне. Такое и придумать невозможно! Представить только комнату, в которой протянуты канаты, а люди спят стоя, повиснув животом или грудью на этих самых канатах. И за это хозяева ночлежки берут деньги. Спать на полу – можно замерзнуть, или крыса укусит, а так будет намного безопаснее. Жуть, однако же!

Кстати, а кто мне сказал, что здесь обязательно средневековье? Парусные корабли увидел? Так они существовали до самого двадцатого века! Перевозили грузы, и даже воевали! Ну и что с того, что на них нет паровых машин? Может я просто не заметил труб.

Нет, это все-таки было средневековье. И в этом я убедился уже через час, обогнув стену, перекрывающую доступ в порт. Высокая стена, надо сказать – в три роста, а наверху – осколки обсидиана, колотые ракушки – и все это острое хозяйство вмонтировано в раствор. Попробуй-ка, перелезь такую стену! Так-то можно, если знать – как, но нужно ли?

Кстати – так и не понял, зачем нужна эта стена. Вернее – зачем она нужна в общем-то понятно, непонятно – зачем перекрывать доступ в порт. Может, предохраняются от ночных грабителей? Вряд ли. Тот, кто захочет, такую стену перелезет на-раз, если как следует подготовится. Но вот потом… награбленное ведь нужно вывезти! Через забор не перебросишь тюки с продуктами, или ткани, нужна подвода, а значит – вывозить через ворота. А в воротах – охрана, которая может срочно вызвать подмогу. Нет, тут все в общем-то ясно-понятно, если поразмышлять.

Первые люди, которых я встретил в новом мире – это был патруль городской стражи, или если назвать их на земной манер – здешние менты. И вот тут мне окончательно все стало ясно. Кольчуги, на которые нашиты блестящие, надраенные стальные пластины, у пояса – короткие мечи, кинжалы, на плече – копье с листовидным наконечником, на головах шлемы, будто сошедшие с картинок о средневековье – такие я видел у испанских конкистадоров, открытые, со стальным гребнем и полями, как у панамки. Вертится в голове название… о! Морион, вот как назывался такой шлем. Эти похожие точь-в-точь. На голове шлем удерживается ремешком, застегнутым под челюстью.

Мда… тяжко им сейчас, ментам этим… под кольчугой явно стеганый поддоспешник, шлемы сидят по-форме, туго застегнуты, штаны с наголенникаи тоже толстые, как ватные. Представляю, как стражникам сейчас жарко!

Стоп! Откуда я знаю, что это патруль? Что это стражники? И откуда знаю, что от них лучше держаться подальше? От стражников явственно исходит опасность, хотя на лицах у них только скука, равнодушие и… наверное – полное безразличие к тому, что происходит рядом. У них маршрут, его надо оттоптать, а всякие там неприятности вроде хулиганов и грабителей – это не по их интересам.

– Чего пялишься, придурок?! – внезапно вызверился один из стражников, молодой парень с туповатым, красным то ли от жары, то ли от природы лицом – Проклятый мусор!

Он нанес удар так быстро, ловко и неожиданно, что я не успел увернуться. Древко копья угодило мне в плечо, и снесло с ног так же легко, как мальчишка сбивает прутом цветки чертополоха – бац! И нет цветка! Бац! И побеждена непобедимая доселе рать!

Он хотел ударить меня еще, даже шагнул в мою сторону, нацелив копье тупым концом мне в живот, но старший патруля его удержал:

– Зальц, тебе делать что ли нехрена?! Сил много? Так я тебе придумаю работу! Тратишь время на эту погань! Шагай давай! У меня в глотке пересохло, а мы еще маршрут не обошли!

Мне было больно и обидно. За что ударил, скотина?! Ну смотрел я на него, и что?! Как самураи, что ли? Это у них было, читал: встречаются два самурая, с ними идут слуги, тащат поклажу. Один самурай другому, с упреком: «Что-то твой слуга на меня очень уж дерзко посмотрел!» Второй равнодушно отвечает: «Ну, можешь его зарубить!». Примерно такое отношение было к простолюдинам, особенно крестьянам. И нужно это запомнить. Мой нынешний статус таков, что глядеть в глаза я могу только равным себе, а таких наверное не так уж и много. Ниже меня здесь нет никого!

Я конечно же ошибался. Были и те, кто статусом пал гораздо ниже меня. Но в этом я удостоверюсь гораздо позже. А пока – потер ушибленное плечо (синячина будет – ай-яй какой!), и потащился дальше, по дуге обходя стражников патруля. Кстати, заметил – их огибают все, или стараются поскорее миновать, глядя куда-нибудь в сторону. Ну, ясное дело – не дай бог докопаются. Вот же какое тут у стражников уважение! На наших ментов хорошо если не плюют. А если те попробуют применить силу, я уж не говорю об применении оружия – вой поднимется до небес! «Сатрапы! Кровопийцы! Душители свобод!». Вспомнить только несчастных американских полицейских, которые боятся задерживать цветных преступников – что бы те ни сделали. Задержишь – и тебя же потом обвинят в превышении полномочий, а то и вообще посадят в тюрягу. А оно им надо? Тут же стражники изначально и судья, и палачи. Ага… вспоминается пресловутый судья Дредд. Не дай бог такое тупое правосудие…

Вот и въезд на территорию порта. Как и ожидал – у ворот очередь подвод – и с той, и с этой стороны. И довольно-таки мощный отряд охранников – с дубинками, мечами, правда эти стражники не в броне, а в легких кольчугах-майках на голое тело. Здоровенные парни, ручищи – толще моей ноги. Нынешней ноги. Ходят, осматривают повозки, собирают бабло – вижу, как монеты переходят из рук в руки. Вот для чего все и устроено – стена, КПП, и все такое прочее. Бабло – оно и есть бабло, во всех мирах, и во всех вселенных.

Жрать хочется, аж голова кружится! Откуда-то доносится запах жареной рыбы, так меня даже замутило от голода. Дурнота накатила и ноги затряслись от слабости. Если я в ближайшее время не поем… в общем – мое существование здесь долгим точно не будет. Сдохну бесславно, в канаве, пожива для портовых крыс. Противно.

Иду дальше, опустив взгляд, чтобы ненароком никого не затронуть, а сам кошусь по сторонам, фиксируя обстановку, фильтруя информацию, рассчитывая, анализируя обстановку. Просить я не умею, даже не представляю, как это делается… вот если в морду дать, или кошелек тиснуть – это я могу. Умею. Бурная юность в компании можно сказать отморозков – даром она не прошла. Воровать я умею, хотя никогда по-настоящему этого не делал. Опять же – я УМЕЛ, с теми моими пальцами, ловкими и длинными пальцами музыканта. А тут…

Я посмотрел на свою бледную руку, на пальцы, ногти на которых были обломаны, или украшались отвратной черной каймой грязи, и мне стало тоскливо – все-таки наверное это наказание, оказаться в теле ничтожнейшего из ничтожных… Ну все равно как в бродячую собаку, подбирающую гнилую жрачку на общественной помойке. И за что мне это? Видать карма ушла в минуса…

Шагаю дальше по улице, уже не особо обращая внимания ни на прохожих, ни дома – одна, единственная мысль бьется в голове: «Еда! Я должен добыть еду!». Уже и не помню, когда я был так голоден. Голоден до воя, до тряски, до боли в желудке! Может быть даже – никогда. Всегда находилась хоть какая-та еда, пусть это черствый кусок хлеба, или невкусная консервированная каша, или перловка на воде, но так чтобы вообще ничего, чтобы живот подвело от голода – нет, такого у меня не было.

В нос ударил густой запах пирогов с мясом. Рот наполнился слюнями, капелька вырвалась из уголка губ и побежала по подбородку. Я поднял взгляд и увидел толстую, пышущую здоровьем бабу лет сорока рядом с жаровней, накрытой частой решеткой, и на этой решетке румяные, сочные, такие соблазнительные пирожки! Каждый размером с две моих ладони! Господи, как я их хочу! Как хочу впиться зубами в сочный, румяный хвостик этого пирожка!

Откашливаюсь, и стараясь придать своему голосу как можно более жалостливое выражение, прошу:

– Тетенька, дайте пирожок, пожалуйста! Я умираю с голоду!

– Пошел отсюда! Пошел, рвань! – завопила тетка визгливым, пронзительным голосом. И тут же еще пронзительнее закричала – Саган, тут нищий пристает! Клиентов отпугивает! Помоги!

Из дверей позади торговки появился здоровенный толстый мужик едва ли не на голову выше меня и тяжелее килограммов на восемьдесят. Он шагнул ко мне, уцепил меня за шкирку и легко, как котенка поднял в воздух. А потом перехватил второй рукой и шваркнул на мостовую – вот как баскетболисты передают мяч – хоп! И полетел это мяч через все поле туда, куда направила его сильная рука спортсмена.

Вообще-то тут все должно было и закончиться. Потому что «мяч» полетел прямиком под телегу ломового извозчика, нагруженную так, что из бочонков на ней образовалось что-то вроде пирамиды. Лошадь – здоровенная, мохноногая, огромная – явно напрягаясь тащила этот тяжелый даже для нее груз, а обитые сталью колеса повозки сотрясали мостовую так, будто мимо ехала не телега, а что-то вроде танка Т-64. Чудом я пролетел между ног лошади, от неожиданности всхрапнувшей и дернувшейся в сторону под ругань бородатого извозчика, и оказался ровно между колесами фуры – правое колесо прошло в сантиметре от моей правой ноги. Еще чуть-чуть, и меня раздавило бы примерно так же, как если бы по мне проехал трамвайный вагон. То есть определенно перерезало бы пополам.

Повезло еще и в том, что я после удара о мостовую не потерял сознания, и даже успел откатиться в сторону, чтобы не быть затоптанным второй фурой, следующей за первой. Их было пять – огромные, тяжелогруженые, и все похоже что ехали в порт.

Периферией зрения я видел, как толстый мужик едва меня не убивший идет ко мне, шевеля толстыми губами (видимо ругаясь), но я уже поднялся и хромая заковылял прочь, превозмогая боль в ушибленном боку и ссаженной до крови ноге. Мне не хотелось жить в этом поганом мире, и теперь я понимал бывшего владельца тела. Только упрямство и нежелание сдаваться (спецназ не сдается!) гнало меня вперед. Не поддамся! Черта с два вы меня убьете, твари!

Остановился я только квартала через два или три, усевшись на камень возле дороги – больной, несчастный и голодный еще больше, чем был два часа назад. В голове мутилось от боли и голода, ребра болели, и похоже что парочка из них или сломана, или получила приличную трещину. И что теперь делать я совершенно не представлял. Ну совсем не представлял! Разве может современный земной человек, выросший в обществе, подчиняющемся куче законов, направленных на защиту прав и свобод человек, представить, что его можно вот так, походя, раздавить, как мышонка или крысенка. И никто за это не понесет никакой, даже самой малейшей ответственности. Разве за убитую крысу кто-нибудь может ответить? Или за сбитого из «воздушки» голубя. Просто забавная охота – убили, выкинули на помойку. Мусорщики подберут! Зато теперь город будет чище.

* * *

Яра, младшая дочь Главы Клана Орла пребывала в совершенно великолепном настроении. Наконец-то она вернулась в столицу из дурацкой, скучной, тоскливой провинции! Папенька засунул ее в дальнее поместье в наказание за слишком вольное поведение на балах и вечеринках. Оказалось – она слишком фривольно вела себя с парнями, и тем позорила звание дочери такого родовитого господина! Да чем она позорила?! Танцевала с парнями? Так для чего ходят на балы, как если не танцевать?! Флиртовала? Так ведь не допускала никаких вольностей, что бы там кто ни говорил!

И кстати – кто это все на нее наговаривал?! Скорее всего – сестрица Ойна, завистливая, мерзкая тварь! Это ее месть за то, что Керан из Клана Пантеры, наследник Клана, выбрал ее, Яру, для танцев, и во время танца нашептывал ей комплименты. И что, Яра виновата в том, что она красивее своей старшей сестры?! Ойна всегда наушничала папеньке, и всегда была его любимицей. Впрочем – как и у маменьки. Умеет сестрица изобразить из себя невинную и ласковую деточку! И только Яра знает ее подлый и коварный нрав! Эх, и достанется кому-то такое чудо, муженек сто раз пожалеет, что женился на этой ядовитой змее!

Вернулась! Йо-хоо!

Яра высунулась из окна кареты, и с удовольствием вдохнула воздух столицы. Кто-то скажет, что в столице воняет, но для Яры это запах дома, запах веселья, запах жизни! Тут – движение, в провинции – застой и болото!

<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
2 из 7