Лихая шайка

– Почему? – вскипятился Митька.

– Потому что тебя городовые на вокзале уже скрутят и по этапу прямо с поезда и пустят. – Бесшабашный опрокинул в рот остатки настойки и закусил хрустящим огурчиком. – Обух на это дело поедет и Генка Безродный.

Генка, молчаливый с добродушными коровьими глазами брюнет, примостившийся с края стола, поднял голову. От удивления его огромные глаза с загнутыми кверху пушистыми ресницами округлились еще больше. Неожиданно проявленное к его скромной персоне внимание заглавного было приятно, и вместе с тем оно взволновало Генку.

– А я как же? – Митька метнул на Безродного испепеляющий взгляд. – Пафнутий, да неужто я не такой ловкий, как Генка, что ты мне так не доверяешь?

– Замолчи, Черный! – Громогласное замечание Обуха очередной раз заглушило голос пыхтящего обидой собеседника. – А с Пафнутием кто тогда останется, если меня здесь не будет? Ты на себя пока все мое возьмешь. Это тебе тоже, я скажу, не по девкам бегать.

– А я по девкам и не бегаю, они сами ко мне приходят. – В Митькиных интонациях промелькнули самодовольные нотки. Успокаиваясь, он добавил: – А насчет Пафнутия ты прав. Надо же кому-то и здесь остаться. За тебя, пока ты в Москве будешь, останусь.

– Ладно, с этим разберетесь. – Пафнутий сыто икнул. – А в Москву чтобы завтра же выехали. Да, если какое дело не заладится, можете смело всех местных воров на перо поднимать.

– И сестер Вайсман? – Безродный захлопал ресницами.

– И сестер Вайсман, и Кешку Крестового, и Змея. Всех. Мне надо, чтобы Москва под нас согнулась. Тогда мы будем неограниченной властью пользоваться и тут ужо можно будет развернуться.

Пафнутий потянулся за печеным яблоком и откусил от него половину. Каждый из присутствующих задумался о манящих перспективах, которые открывались перед ним с завоеванием московской воровской кодлы.

Глава 9

На ковре

– Да-с, ваше благородие, влопались мы. Никак иначе, по самую маковку. И ведь как некстати все!..

Генерал-губернатор Кирилл Матвеевич выглядел скорее озабоченным, чем разгневанным. Собираясь на прием к градоначальнику, Пороховицкий ожидал менее благодушного настроя. Кривотолки, которыми обросло дело Мартынова, с каждым днем приобретали все более неправдоподобный характер. Поэтому Пороховицкий и в канцелярии генерал-губернатора ожидал внушительной выволочки.

– Садитесь-садитесь, Петр Лазаревич. В ногах-то правды нет. Поверьте мне, армейскому человеку.

Пороховицкий опустился на предложенный генералом стул. Старик продолжал медленно, прихрамывая на правую ногу, перемещаться по комнате.

– Дело у меня до вашего ведомства имеется. Простите уж, что от службы отрываю. Понимаю, что из столичного департамента вас, Петр Лазаревич, понукают. В отношении дела этого, как его?.. Мартынова. Да, нужда заставляет. Комиссия у нас из Петербурга предвидится. Так-то, – заключил Бездомников и, остановившись около окна, принялся отирать пот с висков.

– Вот оно что! Ну что ж, придется встречать столичных гостей. Не впервой, – Пороховицкий с облегчением вздохнул.

– Не в первой-то оно не впервой… Да только заботит меня, что беспорядки у нас повсеместно чинятся. Комиссию, сами понимаете, уважить надо. Обед званый устроить. А как, скажите, нам это провернуть? А коли бандиты те беспорядок очередной затеют? Нет уж, батюшка, увольте! Позор такой на свою седую голову принять никак не могу. Всю жизнь свою прожил, и чтобы под венец так оплошать!.. Я вам вот что скажу, Петр Лазаревич: ко времени прибытия гостей надобно, чтобы с этим Мартыновым было покончено. Негоже нам с вами позор такой на свою душу принимать, согласитесь.

– Не могу спорить, Кирилл Матвеевич! – Пороховицкий повторил жест градоначальника и смахнул со лба крупные капли пота. – Совершенно невозможно оплошать перед членами комиссии. Только ваши опасения насчет налетчика и его банды совершенно напрасны. Смею вам доложить, что во время последней операции один из налетчиков был убит околоточным. А сам Мартынов серьезно ранен. Посему, ваше превосходительство, можно совершенно не опасаться, что нечто, подобное безобразиям в «Континентале» и «Славянском базаре», повторится вновь. Преступник, так сказать, обезврежен. Мартынов не способен сейчас что-либо предпринять. Даю полную на то гарантию!

– Да как же это обезврежен?! – Генерал строго посмотрел на Пороховицкого поверх очков. – Мне совсем противоположное доложили. Что, мол, ранен он, да и только. А коли ранение его несерьезно, так он ведь и диверсию учинить может. Поверьте мне, армейскому человеку…

– Ваше превосходительство, Кирилл Матвеевич, совершенно с вами согласен. Однако, – прервал монолог генерала Пороховицкий, – и полицейские чины не дремлют! Отряды полицейских по всей Москве денно и нощно рыскают в поисках бандита! И покуда не поймают, не остановятся. Таков был мой приказ.

Генерал, казалось, не слушал Пороховицкого. Поглощенный своими мыслями, он неторопливо пересек кабинет и приблизился к столу, рядом с которым сидел полковник.

– Гарантию-то вы, батюшка, даете, а вот коли все не так случится? – заговорил Бездомников, усаживаясь в кресло. – Мой армейский опыт подсказывает, что раненый солдат может быть еще опаснее, чем здоровый. Он становится хитер, и злобы в нем больше… Нет уж, батюшка, пока вы мне того Мартынова в острог не заточите да на каторгу под конвоем не спровадите, не успокоится мое сердце. Как есть говорю, Петр Лазаревич. Пожалейте вы меня, старика. Нервы-то у меня уже ни к черту. Лечиться вот приходится.

Генерал выдвинул ящик стола и достал оттуда флягу в соломенной оплетке.

– Вы, Петр Лазаревич, подлечиться не желаете?

– Благодарствую, ваше превосходительство. Никак нет-с. Я после, за обедом…

Полковник незаметно для Кирилла Матвеевич глянул на циферблат часов, установленных за спиной градоначальника. Время неумолимо летело вперед, а разговор, судя по настрою генерала, только начинался.

– Да-с, Петр Лазаревич, – начал Бездомников, возвращая в ящик стола опорожненную рюмку и фляжку. – Надобно еще одно добавить к сказанному. Давеча мне доложили, что ювелирную лавку Войновича какие-то бандиты взломали да все добро оттуда унесли…

– Совершенно так. – Пороховицкий сдержанно кивнул. – Вынужден признать. Случилось это в то же время, что и налет в ресторане «Славянский базар». Сторожа, душегубы, задавили. Городового дозваться не успел. А ведь тот поблизости был. Коли заприметил бы воров, то все по-другому обернуться бы могло.

– Да-с… Дела… – протянул генерал, вставая. – Я об этом, батюшка, у вас потому спросил, что Войнович этот уже много шума в нашем управлении понаделал. Говорит, что жаловаться в Петербург будет. Так я вас упредить хотел. У этого Войновича связи в столице имеются. Как бы эти жалобы его беды нам не наделали. Вы уж, постарайтесь, Петр Лазаревич. Отыскать надобно товар его. А то… Как бы чего не вышло для нас с вами. Комиссия-то она хоть и из простых смертных состоит, да не всякого чиновника можно угощениями пробрать. Вдруг да кто заартачится. Депешу ведь могут императору подать, что, дескать, в Москве бесчинства сплошные творятся. Никому от этого лучше, батюшка, Петр Лазаревич, не будет! Так-то! Надо нам с вами за город свой постоять!

– Надо, ваше превосходительство. За предостережение благодарствую. Накажу полицейским, приставам да околоточным все малины на Хитровке прочесать. Все майданы до приезда комиссии почистить. Так, чтобы ни одна мышь мимо не пробежала. Будьте уверены, ваше превосходительство, что до моего ведомства касается, все сделаю в лучшем виде. – Пороховицкий вновь бросил взгляд на часы, а затем встал и почтительно поклонился: – Ваше превосходительство, Кирилл Матвеевич, разрешите откланяться сейчас. До похорон Андрея Дмитриевича надо успеть приказание полицейским отдать, чтобы облавами занялись. Да еще, думаю, надобно будет к этим делам гарнизон солдат привлечь. А для того сношение с военным ведомством устроить придется, чтобы уж наверняка изловить супостатов до приезда гостей из Петербурга.

– Насчет гарнизона это вы толково удумали, согласен с вами. Я сам могу с генералом за вас потолковать, чтобы людей выделили, – генерал, опершись двумя руками на стол, поднялся со своего места. – А что до похорон Андрея Дмитриевича касательно, это вы правы. Уже ведь через два часа выносить его будут. Да-а… Как мне сказывали, Андрей Дмитриевич едва не застрелил этого вашего Мартынова. Эх! Царствие ему небесное! Ведь какой стрелок был! Лучший охотник в губернии! И как только могло произойти такое? Вот случай-то. Уж правду говорят, кому что на роду написано, так тому и быть. И ведь в ресторанах-то он нечасто бывал, а как назло именно в тот день отужинать решил в «Славянском базаре». Поверить не могу, чтоб чиновных людей так бессовестно преступники в ресторанах расстреливали.

– Не травите душу, Кирилл Матвеевич! Поверьте, околоточные сделали все, что могли, чтобы спасти жизни тех, кто оказался в тот злополучный день в ресторане. А Андрей Дмитрич действительно большая утрата для всех нас. Каждый из служащих в полиции теперь почтет своим долгом Мартынова этого изловить. Так-то!

– Да, батюшка. – Кирилл Матвеевич проводил полковника до двери. – Ну, не прощаюсь с вами. На поминках увидимся. Желаю вам всего наилучшего, Петр Лазаревич. Уж мы с вами не должны лицом в грязь-то перед столичными ударить. Уж постарайтесь, что до вашего ведомства касаемо, все дела уладить. А что до городских дел, то здесь уж мы постараемся, чтоб все в лоске было.

– Будьте покойны, Кирилл Матвеевич. Все уладим, не будь я Пороховицким!

Полковник вновь поклонился и перешагнул порог кабинета. Лакей затворил за ним дверь.

Пороховицкий облегченно вздохнул, оказавшись в просторном коридоре, и поспешил по ступеням вниз. Покидая резиденцию градоначальника, он думал только об одном: как бы побыстрее оказаться в своем кабинете. Пора ожидалась жаркая. Комиссия из Петербурга, так не вовремя спущенная из столицы, не пощадит никого.

Глава 10

Вы просто обворожительны, сударыня!

Мартынов с трудом разлепил веки и осторожно огляделся по сторонам. Первое, что пришло Арсению в голову, было то, что он оказался уже в раю. Белый потолок, белые стены с длинными бесформенными тенями на них, отбрасываемыми пляшущими огоньками свечей.

Общее впечатление рая, такого, каким его и представлял себе Арсений Мартынов, усиливало склоненное над ним ангельское личико с ниспадающими белокурыми локонами и бездонно-голубыми глазами. На подбородке ангела красовалась выразительная ямочка, и почему-то именно на ней Мартынов остановил свой все еще заметно блуждающий взгляд в первую очередь. И только после этого заглянул ангелу в глаза.

Пришло воспоминание. Мартынов понял, что ему уже доводилось прежде видеть это ангельское лицо. Всего один раз, но… Не запомнить его было нельзя. Девушка сидела в той самой пролетке, куда он вспрыгнул раненый после перестрелки в «Славянском базаре». А потом что? Кажется, он потерял сознание, отключился. А теперь…

Арсений усилием воли заставил себя оторваться от лица девушки и повел глазами по всей комнате. Кроме них двоих, тут никого больше не было. И место Мартынову определенно не казалось знакомым.

– Где я? – сухими потрескавшимися губами произнес он.

Однако девушка, вместо того чтобы ответить на поставленный вопрос, помогла Мартынову приподнять голову и поднесла ему стакан с водой. Арсений сделал несколько неторопливых глотков и почувствовал, как живительная влага возвращает ему привычную трезвость мысли. Он вспомнил все. И как они вошли в «Славянский базар», и как нарвались на заранее подготовленную засаду. Носатый полицейский, гибель одного из подельников, собственное ранение… Ему удалось спастись. И, скорее всего, благодаря этой самой девушке, с улыбкой сидевшей сейчас у изголовья его ложа. А что стало с Егором? Этого Мартынов не знал.

Он слегка повернул голову и обнаружил, что его плечо искусно перебинтовано. Пятен крови совсем не было видно. О нем надежно позаботились.

– Где я? – повторил свой вопрос Мартынов.

– Среди друзей, – улыбнувшись, ответила девушка с ангельским личиком.

– Друзей? Каких друзей? Кто вы?