Оценить:
 Рейтинг: 3.8

Убить Сталина

Год написания книги
2006
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 19 >>
На страницу:
6 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Комаров невольно обернулся на соседние нары, на которых тихо посапывал здоровенный хохол. Кажется, он ничего не слышал, но Гаврила очень рисковал, отважившись на подобное признание. Стукачу можно было бы заработать дополнительное очко и благодарственную запись в личное дело, стоило только ему заявиться с подобным сообщением к начальнику лагеря. На Варфоломееве можно было бы смело ставить крест – его тотчас переведут куда-нибудь в штрафной лагерь, откуда уже никогда не будет выхода.

Весь вопрос заключался в том, что Гаврила Варфоломеев был хиви, что подразумевало искреннюю, а главное, исключительно добровольную помощь рейху. А тут он признавался в том, что не сам сдался, а был захвачен в плен, а следовательно, автоматически терял предоставленные хиви преимущества.

– А чего мне оставалось делать? – прошептал он. – Не помирать ведь! Пришлось соврать, что ушел добровольно. Ладно, что особенно не копали. Вот что я тебе скажу: будь немцы поумнее да погибче, они бы выстроили свою политику по отношению к нам куда правильнее. Вот, скажем, взять хотя бы меня. Я у них в хиви был, но прежде чем до руля меня допустили, пришлось не один сортир вычистить. А моего согласия они спросили? Может, я не привык к тому, чтобы за кем-то дерьмо убирать! За быдло они нас держат! – вновь закашлялся Варфоломеев. Кашель был сухой, явно с легкими у него было не все в порядке.

– Так ты против немцев, что ли? – удивился Комаров.

Посмотрев по сторонам, Варфоломеев скривился:

– Не то чтобы против. Здесь тебе никто не скажет, что у него на душе. Никому верить здесь нельзя. Но политика немцев мне не нравится. Взять хотя бы Советский Союз. Что они хотят с ним сделать? Развалить его на части! Создают какие-то национальные формирования, которые только тем и занимаются, что режут русский народ. Я тут разговаривал с одним нацменом, – скрипнул он зубами. – Говорю ему, зачем ты мирных женщин-то убивал? И знаешь, что он мне ответил? Мол, чем больше мы убьем русских женщин, тем меньше они нарожают детей. Немцы обещают им независимость, так они тут же формируют свои правительства, а только они до этого еще не доросли! Сначала цивилизованными нужно стать.

По ходу разговора следовало бы поддакнуть, но Комаров воздержался, неопределенно хмыкнув. Разговор становился трудным. Гаврилу опасно было даже слушать, и по уставу лагеря о содержании разговора он обязан был немедленно доложить начальству.

– Вот скажи мне, для чего они хотят развалить Советский Союз? – Комаров только неопределенно пожал плечами. – А чтобы легче было прикарманить огромные территории России с ее немалыми ресурсами. А остальные и рады, думают, что независимость получат. А вот хрен им в дышло! – несколько громче сказал Варфоломеев и показал кукиш. Хохол, лежавший на соседних нарах, примолк. Поворочался малость, да и опять засопел. – Никакой независимости им не достанется. Немцы на них такое ярмо повесят, что им останется только ассенизаторами служить у чистокровных арийцев. – Варфоломеев говорил зло, нервно, трудно было поверить, что так может рассуждать обыкновенный хиви. – При Сталине, конечно, это не жизнь. – Он вдруг умолк, было видно, что ему есть чего вспомнить. – Насмотрелся я на них, – зло процедил он сквозь зубы. – Вот что тебе хочу сказать: нам с Гитлером по пути до тех самых пор, пока Сталина не свалим. А потом мы по другой дороге пойдем. С тех земель, которые он себе прибрал, мы обязательно его вытурим! Устроим свое государство без коммунистов. А то ведь они дышать не дают!

Петр слушал Варфоломеева затаив дыхание – за одни только эти слова им могла бы всерьез заинтересоваться разведка СД.

А уж она умеет выкручивать руки.

– Ты обрати внимание, что немцы делают? – откашлялся Гаврила в кулак. – Создают национальные формирования. Возьми хотя бы батальон «Бергман». Кто в нем служит? Грузины, азербайджанцы, выходцы с Северного Кавказа. Немцы составляют только командный состав. И куда потом отправляют это формирование? В Россию! С которой их ничего не связывает. Позверствовали на чужой территории и возвращаются на базу отдыхать. – Варфоломеев закашлялся. В какой-то момент Комарову показалось, что кашель его задушит, но ничего, откашлялся – и вновь с жаром заговорил: – А легион крымских татар! А эстонская дивизия! А легионы украинских националистов! Немцы даже не своими руками хотят задушить Россию, а руками вот этих самых отщепенцев!

– Мне кажется, что ты о себе чего-то недоговариваешь. Непростой ты мужик.

– А может, я и в самом деле непростой, – вздохнул Гаврила неопределенно.

– А ты не боишься, что я тебя сдам? – спросил Комаров. – Здесь ведь агентов через одного. Каждый хочет жить, а потому выслуживаются. Это не Россия, тебя здесь могут сдать с потрохами только за одно «доброе» слово от старосты барака.

– Ты не сдашь! – уверенно ответил Варфоломеев. – Или тогда я в людях совершенно ничего не понимаю.

– Для обычного шофера ты необыкновенно здраво рассуждаешь, – усомнился Комаров. – Давай я тебе кипятка принесу, что-то кашель у тебя какой-то нехороший.

– Вот за это спасибо, а то меня всего колотит.

Комаров налил из бака кипятку и принес его Варфоломееву. Тот пил крохотными глотками, наслаждаясь теплом.

– Ладно, давай спать, – отставил он кружку. – Уверен, что утром несколько человек доложат старосте, что мы с тобой шушукались до полуночи.

Следующий день начался, как и обычно, с подъема в шесть часов утра. После Комарова вызвал к себе начальник лагеря штурмбаннфюрер Хофмайер.

Черная эсэсовская форма необыкновенно шла к его долговязой фигуре. Он был молод (не более тридцати лет), хорош собой и наверняка нравился женщинам. По тому, как он разговаривал, было понятно, что он получил хорошее образование. В его кабинете стоял старинный рояль, конечно же, не для мебели, – Комаров не однажды слышал, как из корпуса раздаются чарующие звуки вальса. Поговаривали, что родом начальник лагеря был из Австрии, родился в семье иммигрантов, выехавших из России еще до революции. Вот отсюда и безупречное знание русского языка.

Оказавшись в кабинете начальника лагеря, Комаров вытянул руки по швам, как и требовал устав, приподнял голову. Позади, с дубинкой в руках, застыл рыжий конопатый эстонец из лагерной полиции.

– О чем с вами говорил Варфоломеев? – спросил штурмбаннфюрер.

Лагерь был сборный, подавляющее большинство содержащихся здесь пленных согласились служить немцам добровольно, но отчего-то полицейские расхаживали по территории лагеря с дубинами и немилосердно охаживали каждого, кто, на их взгляд, не поприветствовал их должным образом.

Пожав плечами, Комаров сказал:

– О пустяках… Говорил про родителей, которые остались в Москве. Очень жалел, что не успел обзавестись детьми, а теперь уже не до этого.

– Он выражал свои политические взгляды? – допытывался Хофмайер.

– Говорил, что Сталин ведет Россию в тупик. Что Советскому Союзу конец. Что Советы не продержатся и года. – Пожав плечами, Петр добавил: – Об этом все у нас говорят.

Штурмбаннфюрер очень любил свою форму. Сидя за столом, он то и дело посматривал на безукоризненно черные рукава. У канта оказалась какая-то крохотная соринка. Взяв ее двумя пальцами, он сдунул ее, после чего спросил:

– О чем вы еще разговаривали?

– Варфоломеев очень хотел бы вернуться в свою часть, чтобы помочь вермахту в победе над Сталиным.

Сухощавый, высокий, с густыми волосами, начальник лагеря напоминал мифологического арийца, какими их изображали художники рейха. Но держался он просто, вежливо обращаясь к военнопленному на «вы».

– Велись ли разговоры о евреях?

– Никак нет, господин штурмбаннфюрер.

По тому, как сузились глаза Хофмайера, Комаров догадался, что их разговором тот не удовлетворен.

– Почему же вы тогда так поздно уснули?

– Варфоломеев заболел, кашлял сильно, я ему кипятка приносил. Вы бы посмотрели, что с человеком, а то ведь загнуться может.

– Не беспокойтесь, мы уже давно за ним присматриваем. Кажется, вы добровольно сдались в плен?

– Точно так, господин штурмбаннфюрер.

– И чем же вас не устраивала Советская власть? – Тонкие красивые губы Хофмайера брезгливо дернулись. – Она ведь вас воспитала, растила, кормила, поила. А вы решили ее бросить. Некрасиво!

– Лучше бы меня воспитывал кто-нибудь другой, – хмуро заметил Комаров. – Я пострадал от Советской власти. Мой отец – царский полковник, вот поэтому я всю жизнь терплю несправедливость.

– Вы ведь учились в школе? – неожиданно спросил начальник лагеря.

Настоящая фамилия Хофмайера была Смысловский, – но он, как и многие неарийцы, предпочел иметь немецкие имя и фамилию.

– Приходилось, – чуть смешавшись, ответил Комаров.

– А разве вас советская школа не учила тому, что мать бросать нехорошо? – с укором спросил Хофмайер.

– О чем это вы? – нервно сглотнув, спросил Петр.

Он услышал за спиной легкое поскрипывание половицы. Ему даже показалось, что в этот самый момент полицейский, стоящий за его спиной, примеривается к нему дубинкой. Но удара не последовало.

– А вот о чем. На допросе в полевой полиции вы утверждали, что вы сын полковника царской армии. Однако мы навели о вас справки. – Он поднял шифрограмму, переданную ему Томасом Максом, и продолжил: – Так вот, вы не сын полковника царской армии. У вас самое обычное происхождение, так сказать, рабоче-крестьянское. Настоящая ваша фамилия – Таврин. Что вы на это скажете?

Вот она, фильтрация. Началось! После двух месяцев вынужденного безделья и ежедневного промывания мозгов немецкой пропагандой невольно возникает ощущение, что ты никому не нужен, что о тебе позабыли, но в действительности это не так, и каждый твой шаг четко контролируется и фиксируется десятками агентов-лагерников. А слова, пусть даже произнесенные невпопад, тщательно фиксируются и подшиваются в личное дело.

Несколько дней назад, вот после такой милой беседы с начальником лагеря, во двор вывели двух военнопленных и расстреляли перед строем, предварительно объявив, что они являются агентами русской разведки.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 19 >>
На страницу:
6 из 19

Другие аудиокниги автора Евгений Евгеньевич Сухов