Смотрящий по России

Никто из бойцов даже не шелохнулся. Строй застыл в ожидании. Уже на второй день пребывания в школе они осознали, что шутить дозволено только одному человеку, царскому генералу, и любая нездоровая инициатива подавлялась в корне, как самый дерзкий бунт. А потому, вытянувшись во фрунт, следовало с самым серьезным видом внимать незатейливому армейскому юмору состарившегося генерала.

А зубоскалить, надо признать, царский генерал умел, и от его слов попахивало самой настоящей гусарщиной, замешанной на конском навозе. Голицын был из того племени вояк, что на балу лучше всех умеют танцевать мазурку, а на отдыхе неисправимые ловеласы. Причем материться он умел так, что окопные солдаты в сравнении с ним выглядели неискушенными мальчишками. Голицын не однажды подчеркивал, что в прежние времена бранное слово приравнивалось к штыку, а потому Екатерина Великая щедро награждала фельдмаршалов за матерные изыски.

Слегка приподняв подбородок, он посмотрел поверх голов курсантов и уверенно заключил:

– А мужик без яиц, что баба без манды! – Опять никто не смеется, лишь на лицах отдельных бойцов промелькнули едва заметные улыбки. – С оружием нужно обращаться, как с крошечной птицей. Если птаху держать сильно, то непременно задушите ее, но если сжимать слабо, то она обязательно вырвется! А потому пистолет вы должны ощущать как собственные пальцы. Ясно? – коротко спросил генерал-лейтенант.

Вопрос был обращен ко всем, а потому на него полагалось отвечать дружно.

– Ясно, – невесело пронеслось по строю и неубедительно затихло где-то во второй шеренге.

Тоненький прут рассерженно хлестнул по голенищу.

– Ответа не слышу!

– Так точно, господин генерал-лейтенант! – на этот раз прозвучало с задором.

Голицын весело улыбнулся. Ответ пришелся ему по душе.

Несмотря на царскую форму и обилие орденов, которые давно уже не имели прежней силы, Голицын не выглядел бутафорским генералом. При надобности он мог от души приложить нерадивого бойца и потребовать, чтобы тот на подобное пожалование задорно отвечал:

– Рад стараться, господин генерал-лейтенант!

Резко развернувшись, Голицын подошел к мишени, недовольно похмыкал на пробоины и объявил:

– Дерьмо, господа, а не стрельба! Стрелять из пистолета – эта целая наука! Это вам, братцы, не подолы бабам задирать! Здесь с умом нужно подходить. Пистолет – он особого обхождения требует. Почему раньше дуэлянты хорошо стреляли? И попадали с пятидесяти шагов в мелкую монетку? Ну-ка, ты скажи, комиссар! – хитровато прищурившись, он ткнул прутом в грудь невысокому мужичку с крепкой короткой шеей.

– Не могу знать! – бодро отчеканил боец.

– Потому что жить хотели! – просветил генерал-лейтенант. – В стволе у дуэлянтов пушкинской поры был только один заряд! И промахиваться никто из дворян не имел права, потому что следующая пуля летела разине уже в лоб!.. Это сейчас палят очередями, да все в белый свет. Пистолет дворяне учились держать раньше, чем ложку, и тренировались в стрелковом деле с утра до поздней ночи! А если желания особого не было, так папенька им помогал… розгами! Прилежание воспитывал. Что делали дворяне во время прогулок?

Петр Михайлович неожиданно остановился напротив Беспалого и посмотрел ему в глаза.

Отвечать полагалось незамедлительно, и Тимофей, набрав в легкие поболее воздуха, громко отрапортовал, будто бы на строевом плацу:

– Гуляли с барышнями под белую ручку, господин генерал-лейтенант!

– Ду-урак! – беззлобно вынес суровый вердикт Голицын. Приподняв руку с прутом, он поведал: – Они носили с собой тяжеленную железную трость, чтобы постоянно тренировать руку. Ясно?

– Так точно! – живо отозвался Беспалый.

Заложив руки за спину, Голицын вновь направился вдоль строя.

– Стрельба из пистолета для дворян была делом жизни и смерти, – со значением произнес Голицын. – Дворянин обязан был быть готовым к любым неожиданностям. Он шел на бал и никогда не знал, чем для него закончится предстоящий вечер. Веселенькой ночкой где-нибудь в дальних покоях с какой-нибудь барышней на выданье или оскорблением, которое невозможно простить. А это дуэль!

– А отказаться он не мог? – прозвучал громкий вопрос из середины шеренги.

Голицын развернулся на каблуках, после чего отступил на три шага и, сведя седые косматые брови к переносице, сурово вопрошал:

– Кто сказал отказаться?.. Шаг вперед!

Секунду над строем царило неловкое замешательство, после чего первая шеренга слегка колыхнулась и выпустила из своих рядов крепенького мужичка с круглым лицом. В недавнем прошлом тот был слушателем военной академии. Кто знает, не устрой он пьяный дебош в квартире своей любовницы, муж которой, к несчастью, работал в Комиссариате иностранных дел, возможно, закончил бы заведение с отличием. Командовал бы уже на фронте дивизией, а то и корпусом. Как известно, война – время для стремительных карьер. А сейчас вместо полагаемого почета ему приходилось выслушивать маразматика-генерала.

Вопреки ожиданию, лицо Голицына неожиданно подобрело, и он, слегка выпячивая нижнюю губу, произнес:

– Хм… Смел, однако. Не ожидал! – и наставительным тоном продолжил: – Если бы дворянин отказался от дуэли, то из каждого порядочного дома его изгоняли бы палками! – Подумав, серьезно добавил: – И еще собак бы вслед спускали. Понятно?

– Так точно, господин генерал-лейтенант.

– Как фамилия храбреца?

– Дюжев… Андрей Миронович.

– Имя и отчество для кого другого побереги, – буркнул генерал. – Что делали дворяне, прежде чем дать своему отпрыску пистолет?

– Учили обращаться с оружием! – бойко отозвался Дюжев.

– Болван! – коротко и беззлобно заключил Голицын.

У генерала это ругательство было одним из самых безобидных, в чем слушатели успели убедиться еще в первую неделю учебы.

– Так точно! – не растерялся Дюжев.

– Хм… Хвалю. – Помотав в воздухе прутом, генерал-лейтенант просветил: – Отпрыска сначала пороли от души как сидорову козу! – Голицын неприязненно поморщился, будто бы припоминал собственные болезненные ощущения. – Чтобы он сдуру не прострелил себе лоб. Покажи, как ты будешь стрелять! – потребовал Голицын.

Вынув из кобуры «наган», Дюжев выставил вперед руку с оружием, прикрыв один глаз. Неожиданно Голицын подтолкнул бойца в плечо, и тот, под дружный хохот слушателей, растянулся на плацу. Выпавший «наган» отлетел далеко в сторону. Генерал молодцевато нагнулся и поднял пистолет.

– Так вот, дворян еще пороли за то, чтобы они крепко держались на ногах и не закрывали глаза. Боец должен видеть не только то, что располагается прямо перед ним, но и то, что находится в стороне. Это называется боковое зрение! Первое, что он должен уметь, так это хранить равновесие. Поставят ему на плечо стакан с водой, и вот он ходит с ним целый день. А прольет, так сразу получает розог по первое число! – Сжатый в кулаке прут угрожающе колыхнулся. – Когда научится танцевать со стаканом на плече, стакан ставят на голову и снова заставляют ходить. Прольет – опять розги! Дальше полагается держать стакан на вытянутой руке. И попробуй пролей хотя бы каплю! Только после этого ему давали пистолет. Понятно, братцы?

– Так точно, господин генерал-лейтенант!

– В общем, так, возьмешь стакан с водой, поставишь его себе на голову и будешь ходить с ним так целый день, – спокойно приказал Петр Михайлович. – А если увижу, что облился… обещаю выпороть тебя розгами. Уразумел?

В строю раздались едва сдерживаемые смешки. Вряд ли кто хотел бы поменяться местом с бывшим слушателем академии. На его круглом лице застыла смущенная улыбка. Обливаясь потом, он произнес:

– Так точно!

– А «наган» свой, – сунул генерал пистолет в карман, – получишь после того, как научишься держаться на ногах.

– Нас так учили стрелять в Красной армии, – недовольно проговорил Дюжев.

Генерал-лейтенант нахмурился:

– Здесь вам не Красная армия и демагогию разводить не позволю, прошу это запомнить! Я обещал сделать из вас настоящих контрразведчиков, и я это сделаю! Чего бы мне это ни стоило. Встать в строй!

* * *

День начинался в пять часов утра с многокилометрового марш-броска при полной боевой выкладке, а заканчивался в одиннадцать вечера силовыми упражнениями. Каждый день был расписан по минутам, где кроме стрельбы из пистолета обучали оперативно-боевым методам. На разучивание каждого стрелкового приема Петр Михайлович Голицын отводил несколько дней. Еще месяц назад трудно было представить, что каждый из курсантов стрельбой из обеих рук овладеет всего лишь за неделю. А на освоение «боевого маятника», со всеми кувырками, падениями и прочими комбинациями в виде обманных движений, уйдет всего лишь несколько дней. Странно было думать о том, что совсем недавно они ничего не слышали о «встречном поиске». Собственно, стимул для учебы существовал, – в конце каждой недели генерал Голицын устраивал экзамен, в результате которого отчислялось несколько слушателей.