Блоха

ХИМИК-МЕХАНИК (глядит). Ни подмены, ни перемены, ни рог, ни хвоста: как была, так и осталась.

ПЛАТОВ. Быть того не может, не верю! Так и так: была ваша удивительная диковина у наших тульских мастеров, и, стал-быть, произвели они над ней какой-то секрет – еще вашего удивительней, а какой секрет, про то не говорят. Так чтоб выведали вы мне секрет вон у энтого проклятого Левши. М-малчать! Не выведаете – в Сибирь сгоню! (Спохватившись.) Ах, пардон, пардон, пардон…

ХИМИК-МЕХАНИК. Ничего. Не извольте беспокоиться, выведаем.

ПЛАТОВ. Убедительно благодарю вас… (Левше.) Ну ты, такой-сякой, лопать хочешь?

ЛЕВША. Оно… это самое… ежели и птицы такой нету, чтоб не ела, а пела… Что же я, вроде как хуже птицы, что ли?

ПЛАТОВ (Свистовому – на Левшу). Доставить его в пищеприемную ихнюю комнату!

СВИСТОВОЙ. Рад стараться! Сию минуточку.

Открывает дверцу в какой-то железной трубе, оттуда грохот, пламя – вталкивает туда Левшу.

ЛЕВША (мечется, орет). Ой, царица небесная! Ой, чтоб тебя розорвало! Ой, пустите! Ой, Машка, сорокоуст не заб…

ПЛАТОВ (Химику-механику и Мастеру). Ну, пока что, стал-быть, счастливо вам оставаться. Мне в Петербург к Царю поспешать надобно. (Садится в сани.) Трогай! (Машет англичанам ручкой.)

ХИМИК-МЕХАНИК. Скатертью дорожка, буераком путь! (Вынув часы – Мастеру.) У вас сколько?

МАСТЕР. Без четверти.

ХИМИК-МЕХАНИК. И у меня без четверти. Идем к Левше.

Совершают путешествие тем же порядком, что и Левша. Тем временем Левша – с грохотом, с пламенем – вываливается из трубы в «пищеприемную комнату». К нему, как и полагается в Англии, сам ползет накрытый стол и скамья. Левша нахлобучил картуз, пятится, потом осторожно трогает стол – ничего; садится на скамью – ничего. Вдруг сбоку, из деревянной толпыжки в стене, вылезает не спеша огромная кнопка, лезет прямо на Левшу.

ЛЕВША. Уйди… уйди… уйди, нечистая сила! (Упирается в кнопку рукой, кнопка ныряет в гнездо, подымается трезвон. Левша вскакивает – бежать.)

Входит аглицкий ПОЛОВОЙ – вроде московских тестовских, в белом, а рожа черная.

(таращит на него глаза.) Эка, мордальон-то у тебя, а? Ну вот что, конечно… это самое… Самоварчик мне и ситного, подрукавного, фунт – да с изюмом чтоб, слышь?

Половой скалит зубы, мотает головой.

(Громче.) Чаю, говорю, ну? Немырь ты этакий! Чаю пить с дороги желаю – понял?

ПОЛОВОЙ. Донтандерстэнд.

ЛЕВША. Дон-дон-дон! Долдон, больше ничего. Нет чтоб по-нашему, это самое, по-русски: и просто и всякому вроде понятно, а то: «дон-дон-дон»… Ну – есть, снедать, трескать, лопать, жрать – понял? Кала-мала-бала-гам-гам! (Щелкает зубами, показывает пальцем себе в рот.) Понял?

ПОЛОВОЙ. Ее, ее.

ЛЕВША. Бес – истинно! Чистый бес. Сообразил вроде как, слава тебе, господи! Ну и чудак!

ПОЛОВОЙ. Сами вы чудаки. Раз мы англичане – так нам с вами по-русски никак нельзя. Неуж не понимаете? (Уходит.)

Левша, пока нет Полового, любопытствует, заглядывает под скатерть, колупает тут-там скамью. Нажал какую-то пружинку – и вдруг стол начинает уезжать, снова из стены лезет на Левшу кнопка. Левша струсил, одной рукой старается удержать стол, другой отпихивает кнопку. Опять трезвон, стол останавливается, входит ПОЛОВОЙ с блюдами.

Ситдаун! (Подает хлеб – вроде громадного кулича.)

ЛЕВША. Сит-на-ай? Оно хотя-хоть, но ежели у вас это ситный, какие же у вас куличи?

Половой ставит на стол блюдо с пудингом и зажигает ром.

Ах ты черномазый, ты это что ж такое?

ПОЛОВОЙ. Пудинг.

ЛЕВША. Студень? Хорош студень – полыхает! Нет, это, брат, может быть, у вас черти в пекле этакий студень жрут… технически… А я – не знаю, чтоб это нам можно есть. Это самое… кромя… дак и внутре еще загорится. Неси, неси от греха подальше! (Сует блюдо обратно.) Ну, неси! Иси, тубо!

Половой уносит.

Левша колупает пальцем одно, обнюхивает другое – отхватил ломоть ситного и, осенив себя крестным знамением, начинает его уплетать – на ходу: надо скорей поглядеть, как тут и что у англичан. Повернул какую-то вертушку – потемнело, опять повернул – светло, повернул еще раз – весь свет потух, а в темноте – искры, грохот.

(в ужасе.) Эй, Силуян, – наших бью-ут!

Из трубы вываливаются англичане.

ХИМИК-МЕХАНИК. Это кто ж это здесь разделывает? Погасите этот адский пламень!

Все кончается, зажегся свет.

(Левше, похлопывая его по плечу.) Ничего, ничего! Не бойсь! Мы (на себя) – аглицкий, ты (на Левшу) – русский мастер, мы – камрады, понимаешь?

ЛЕВША. Оно хотя-хоть и конечно… Кому рады, а кому и не рады.

ХИМИК-МЕХАНИК (ставит в уголку шкатулку, прикрывает ее шляпой. Мастера – за рукав в сторонку). Первым делом – мы ему жидкого хлеба (щелкает себя по шее) – глядишь, язык и распояшет. (Левше.) Ну, камрад, выпить вам – погуще воды этого самого – желательно? (Щелкает себя по шее.) Понимаешь?

ЛЕВША (нахлобучивает картуз, ожимается). Понимать-то мы это самое, хотя-хоть и понимаем…

ХИМИК-МЕХАНИК. Садись, садись, камрад, чего там! Для встречного разговору без хлебной слезы нельзя!

Лезет из стены кнопка. Химик-механик нажимает ее. Трезвон, вбегает ПОЛОВОЙ.

Ну-ка, Половой, спроворь-ка нам графинчик да закусочки на троих.

ПОЛОВОЙ. Слуш-с-с! (Убегает.)

ХИМИК-МЕХАНИК (Мастеру – важно). У вас сколько?

МАСТЕР. Без четверти.

ХИМИК-МЕХАНИК. И у меня без четверти. Благодарим вас.

ЛЕВША (тем временем осматривает Мастера, щупает платье). Ишь ты, жилетка-то тужурная! Тц… технически! Аглицкое небось сукнецо-то?

МАСТЕР. А то ништо? Известно, аглицкое, морозовское.