Образ жизни, который мы выбираем

Иногда кажется, что значение самообладания преувеличивается. Разве очень холодные и эгоистичные люди не поражают нас зачастую чрезвычайным самообладанием? А как на удивление хорошо владеют своими эмоциями и выражением лица многие отпетые мошенники и воры! И как часто у истинно благородных и бескорыстных людей мы обнаруживаем губительное отсутствие благоразумного контроля над эмоциями, словами и поступками! Более холодным и расчетливым натурам, конечно, легче даются успехи в области самообладания, чем людям с горячим сердцем и страстным темпераментом. Проявим осторожность и не будем рассматривать самообладание само по себе как признак высокой культуры. Да, самообладание – один из мощнейших истоков дисциплины воли, концентрации сил и господства разума над чувствами. Но подлинная его ценность зависит от причин, заставляющих человека владеть собой – эгоизм и холодный расчет или искренняя любовь ко всем возвышенным вещам, выпадающим нам на долю только в царстве рассудительности и благоразумия. А что же это за возвышенные вещи?

Самообладание и рассудительность – бесконечно важные и истинные цели всякого самовоспитания, потому что они создают предпосылки для того, чтобы во всех наших словах, поступках и решениях проявлялось глубочайшее и лучшее «я» на фоне самых спокойных мыслей, вместо того чтобы наружу выходили раздраженность и похоть. Многие терпят в жизни фиаско не потому, что они плохие люди, а потому что надо всем, что они делают и говорят, висит проклятие суетливости и опрометчивости. Человек внешний говорит и действует, затем приходит человек внутренний и хочет взять все слова назад и загладить все проступки. Но, как правило, бывает уже поздно… Резкое, просто неосторожное слово сказано, опрометчивый поступок совершен – и необратимый процесс неумолимо начинает свой бег! Поэтому упражнение в сдерживающей энергии воли можно назвать еще и школой присутствия духа. Мы защищаем себя от безрассудных поступков, от неконтролируемого протекания всех раздражителей и импульсов по нашему организму. Мы учимся задерживать нашу реакцию на раздражитель до тех пор, пока наши лучшие мысли не дадут на нее добро или не наложат на нее вето. Только так мы дорастем до истинного самоопределения, до подлинного господства внутреннего над внешним.

Проклятие опрометчивости в речах и поступках… А не в этом ли состоит трагедия человеческой жизни? Мы верим в Бога и произносим богомерзкие слова, исповедуем на словах вездесущую любовь, но говорим и поступаем по первому велению аффекта или мгновенно повинуясь раздражению нервов. Аскеза – это борьба против тирании мгновения! Наши самые чистые чувства и наши самые ясные мысли должны как Ангелы хранители следить за нашими словами и делами. Поэтому нам необходимо планомерно упражняться в жестком обуздании наших нервов, гнева, страстей и болтливости. Поэтому нам нужно задавать самим себе серьезные упражнения в молчании, чтобы в нас говорил не неконтролируемый и необразованный, а рассудительный и просвещенный человек, из уст которого исходят одухотворенные и усмиренные разумом слова. Слова, которые ободряют, несут мир и придают твердости. Слова, идущие от любви, а не от нервов, от внутренней ясности, а не от возбуждения человека внешнего.

9. Школа молчания

Одно из лучших средств воспитания самообладания – это, без сомнения, школа молчания. О том, сколь большое значение придавалось молчанию как средству духовного укрепления человека еще в древности, свидетельствует устав пифагорейцев, по которому вступить в их союз можно было только, выдержав испытание молчанием продолжительностью в несколько лет. И не только потому, что это самое трудное и важное упражнение в самообладании, в господстве духа над всеми раздражениями и расстройствами. Первый ответ на все вмешательства и атаки извне человек дает посредством голосовых связок и языка. Так происходит первая разрядка расстроенного и возбужденного организма. Поэтому молчание – величайшая победа духа и разума над естественными реакциями, начало всякого освобождения от всесилия внешнего мира: человек учится уводить свою речь из-под влияния всех внешних раздражителей, делая ее слугой нашего самого глубокого и спокойного «я». Это воспитывающее и успокаивающее действие молчания имел в виду и Фома Кемпийский, говоривший: «Молчание уст есть великое средство для достижения покоя сердца».

Начнем с умения спокойно выслушивать противоположное мнение и участливо расспрашивать о более глубоких личных и объективных причинах этого мнения, вместо того чтобы сразу идти в наступление и опровергать. Только тот, кто до конца понял другого, может так выстроить свой ответ, что выиграет спор и переубедит оппонента. А это совершенно невозможно без упражнений в терпеливом выслушивании другого. Убедить можно только того, чьи побудительные мотивы ты прочувствовал с истинной самоотверженностью. Или, может быть, другой убедит нас? Кто умеет слушать, не отвечая сразу, никогда не освободится от собственной черствости и близорукости. Нередко благодаря молчанию приходишь к пониманию того, что имеешь дело с людьми, которым не хватает определенных аспектов жизненного опыта, без которых наилучшие поучения останутся бесплодными. Часто, молча слушая и ожидая, пока другой договорит, осознаешь, что аргументы бессильны и только живой пример может смягчить твердолобое сопротивление оппонента. И последнее: слишком часто встречаются болтуны, которые от серьезного ответа только становятся еще более дерзкими, а поэтому лишь меланхолическое и вежливое молчание может подвигнуть их к более правильной самооценке, если они вообще еще способны на это.

С особой строгостью к себе нужно упражняться в том, что называют тактичностью. То есть в абсолютном неразглашении тайн, доверенных нам, или фактов, ставших нам известными только в силу особенно доверительных отношений, или если их разглашение может поставить других в затруднительное положение, а может быть, даже повредить им и выставить в неверном свете. Не случайно мы инстинктивно испытываем неограниченное доверие к по-настоящему тактичным людям, видя в этом самое трудное испытание на подлинную самодисциплину. Склонность к болтливости, желание порисоваться, изрядно пошутить легко подвигают нас к разглашению фактов, которые никогда и ни при каких условиях не должны быть у нас на языке. Ради веселой беседы разбиваются сердца, разрушаются мир и покой, дружба и даже чьи-то судьбы! О таком человеке говорят: «С ним каши не сваришь». Или что-нибудь похлеще. И это правда, и полно глубокого смысла, ведь поневоле предполагаешь, что у такого человека вообще отсутствуют настоящее чувство ответственности и активный самоконтроль. Видя малое, мы всегда судим о большом, потому что знаем, что как раз в вопросах морали все существенное покоится на мощном самовоспитании в мелочах. Воспитание в себе «человека, достойного всякого доверия», начинается с молчания.

Этот процесс можно облегчить и ускорить, если не дожидаться, пока тебе доверят какую-нибудь тайну, а просто время от времени спокойно «проглатывать» какую-нибудь информацию, уже готовую сорваться с языка, и проявлять особую сдержанность в замечаниях о подробностях личной жизни окружающих. При воспитании в себе мужественности мало что приносит такие великолепные плоды и сильнее способствует созданию и укреплению истинного достоинства мужчины, как активные боевые действия против желания поболтать. Также нет ничего, что было бы столь необходимо и так приличествовало глубокой женственности, нежели подчинение органов речи законам рассудительности и любви!

Впрочем, кроме внешних, есть еще и сильные внутренние соблазны дать волю языку. Но в то же время есть великолепные возможности поупражняться в самодисциплине. Бывает так, что невтерпеж отпустить шутку и блеснуть своим чувством юмора, идущим от сытого самодовольства, от злобы, охоты посмеяться, праздной фантазии и слишком часто подбивающим нас сказать нечто, что потом осудит наша совесть. Упражнения в «неразглашении» остроумных мыслей, внезапно пришедших нам в голову, – очень трудное и плодотворное проявление воли, оказывающее тем более благодатное воздействие на наш характер, чем чаще мы используем наше с отвагой завоеванное молчание для того, чтобы приглядеться к вертящейся на языке шутке. И тогда мы увидим, сколько желания возвыситься, а заодно умалить других, сколько кокетства и легкомыслия, к сожалению, стоит за абсолютным большинством шуток и как сильно все это мешает возрастанию и оттачиванию умения сочувствовать в нас и других. И, наконец, в смехе «благодарных» слушателей проявляется столько дикости и желания поиздеваться, что сам шутник в приступе покаянного просветления говорит про себя: уж лучше бы я промолчал – благословенны сомкнутые уста!

Высокая школа молчания предоставляет громадные возможности тому, кто хочет научиться воле и любви, научиться накапливать эмоции для достойных речей и дел!

10. Обуздание пищевого инстинкта

Многие люди, неспособные мыслить независимо, с порога отвергают определенные учения и обычаи, если они так или иначе связаны с религиозными традициями. Они даже не пытаются выяснить, а не стоит ли за такими обычаями глубокое знание людей, из которого и сегодня можно почерпнуть много полезного? Как же, мы люди современные, мы на три головы выше всех этих мудростей давно прошедших веков! Такая точка зрения часто высказывается, когда речь заходит, например, о посте. А между тем как раз требование временного ограничения в еде – одно из тех немногих, что продиктованы воистину осмысленной заботой о физическом и душевном равновесии человека. Ведь наиболее продвинутые из современных врачей утверждают, что большинство из нас ест слишком много и что более или менее длительное лечебное голодание зачастую исцеляет больного не только от желудочных колик. «Просто невероятно, – говорят врачи, – как тяжко приходится несчастному трудяге – желудку, изо дня в день работающему в темных глубинах нашего тела». Что же удивляться, если у многих людей он просто надрывается от непосильного труда. Ему не дают выходных, а в дни самых святых для нас праздников желудку приходится справляться с двойным объемом работы. Неужели можно всерьез предположить, что, празднуя Воскресение своего Спасителя, люди непременно должны до отказа набивать свои желудки или что день конфирмации[4 - Конфирмация – у католиков и протестантов обряд приема в церковную общину подростков, достигших определенного возраста. – Прим. переводчика.], когда молодой человек должен радоваться своему духовному предназначению, обязательно нужно превращать в праздник обжорства? Почему никто не смеется над такими обычаями, вместо того чтобы высмеивать достойные уважения способы и средства, основанные на знании жизни и имеющие давние традиции, призванные помочь человеку обрести духовную свободу?

Значение сдержанности в еде трудно переоценить даже с чисто медицинской точки зрения. Тем более благодатно и велико ее моральное воздействие на человека. Если бы мы за всеми нашими амбициями и всей нашей техникой не разучились правильно обращаться с нашими душевными силами, то давно бы вновь открыли для себя эти старые истины. Тому, кто испробует это на себе, сразу все станет ясно. Человек заметит, как сильно возрастают его духовные и умственные силы, если он время от времени вмешивается в самый элементарный процесс жизнедеятельности своего организма – в процесс питания. Похоже, никакое другое проявление духа и разума не оказывает такого сильного воздействия на весь мир инстинктов, ничто так не осаживает бойкую наивность физических требований. И как раз в периоды непомерного аппетита можно одержать победы с самыми замечательными последствиями. При этом совсем не нужно подолгу голодать, а просто время от времени отказываться от любимых блюд, время от времени ограничивать себя и вообще постоянно и с достоинством игнорировать назойливое желание скорее поесть и попить, да еще и без всякой меры.

Прав Лев Толстой: «Ни христианину, ни язычнику не избежать того, чтобы начать труд совершенствования с самого начала, а именно с воздержания… Воздержание есть первая ступень к доброй жизни, и обрести ее можно только постепенно. Воздержание есть освобождение от своих желаний. Но у человека много желаний, и чтобы борьба с ними была успешной, нужно начинать с фундаментального – объедения, праздности и чувственного наслаждения».

А Матиас Клаудиус верно подмечает: «Многие отвергают всякий пост; но это не значит, что его нужно отвергать вообще. Люди с легкостью отвергают то, что им не по нраву, и предаются излишествам. «Всегда быть умеренным, – говорят они, – лучше, чем иногда поститься». И это, пожалуй, верно. Но так как большинство людей всегда неумеренны, то нет ничего плохого в том, чтобы иногда давать понять, кто в доме хозяин …».

Если кто-то думает, что такие призывы могут исходить лишь от пророков мрачного воздержания, тот не имеет ни малейшего представления о помрачении, наступающем в душах, не знающих, что такое энергичное самовоспитание, что значит «sustine et abstine» (выдерживай и воздерживайся). Только настоящие упражнения в воздержании дают нам ту ясность и свежесть духа и разума, ту энергию душевной жизни, в которых коренится вся подлинная и стойкая веселость. В мире животных смеха нет. И люди под влиянием своих желаний и страстей превращаются в тупых и ворчливых педантов.

Если бы из отвращения к тирании пищевого инстинкта и из той радости, которую приносит внутреннее освобождение, возникло движение серьезных молодых людей против разрастающегося культа чрезмерной и утонченной еды, то это бы стало благим делом для всех. Окинув мысленным взором все то, что в наших городах съедается за одну зиму, и сколько труда, мысли, технических средств и денег затрачивается, чтобы определенный круг людей мог часами набивать себе желудок, невольно вспомнишь слова Мефистофеля о том, зачем человеку разум:

«Он лучше б жил чуть-чуть, не озари
Его ты Божьей искрой изнутри.
Он эту искру разумом зовет
И с этой искрой скот скотом живет».

Человечество, будь оно по-настоящему социальным, вообще не смогло бы посреди моря бедности и голода с таким размахом заниматься чревоугодием.

Французский философ Огюст Комт после еды вместо десерта всегда жевал кусок черствого хлеба, чтобы не забывать тех, у кого нет даже черствого хлеба. Пусть же эта благородная черта напомнит нам о том, что некоторый благочестивый страх перед всяким утрированным культом наших личных потребностей – неотъемлемая составная часть нравственного здоровья человека, что всякое упражнение в воздержанности имеет еще и глубокое социальное значение, так как содержит символический призыв к скромности и простоте, помогая нам не охладеть сердцем и не впасть в эгоизм. А это неизбежно случается там, где люди, не сдерживаясь и не отказывая себе ни в чем, позволяют своим потребностям разрастаться, как сорной траве.

Все сказанное выше не означает, что мы за жесткий пуританский закон в отношении материальной стороны жизни. Мы только хотим пробудить правильное внутреннее ощущение, сообразно которому поступал бы каждый – по-своему и на своем месте.

Первейшая награда за преодоление себя в том, что оно дает нам возможность еще большего преодоления себя. Гамлет говорит по этому поводу: «Сегодня воздержитесь, И завтра будет легче устоять, И что ни ночь, то легче все и легче. Повторность изменяет лик вещей. Чертей смиряют или изгоняют».

Обуздание желания поесть, полакомиться – это начальный этап обучения в самоопределении. Тут закладывается основа умения достойно и неслучайно реагировать на весь комплекс других назойливых импульсов. В нашем организме вырабатывается, так сказать, благородная традиция, согласно которой разум для того нам и дан, чтобы повелевать нашими чувствами. Поэтому наиболее эффективное противодействие всем сильным аффектам и страстям, например, гневу – это тоже упражнения в элементарном умении отказывать себе. Простейшая физическая аскеза имеет огромное значение, прежде всего как предварительная ступень и предварительное упражнение перед более трудными преодолениями. Кто, ничего не добившись в низшей сфере, остается рабом простейших физических позывов, тот не сможет продвинуться к той истинной самодисциплине, в которой проявляется окончательное завершение внутреннего образования. Нет на свете мастера, у которого за плечами не было бы такого этапа ученичества.

11. Высшая дисциплина

Многие думают, что сдержанность важна лишь по отношению к примитивным инстинктам и страстям. Но мало кто думает о том, что и высшие наклонности и побуждения требуют, по крайней мере, такой же дисциплины и контроля. На картинах старых мастеров на верхнем слое облаков изображены неисчислимые сонмы коленопреклоненных Ангелов, славящих Господа Бога. Суть этого в том, что и добрые духи должны служить высшей правде. Если Ангелы отступятся от Бога, то провалятся во тьму, ведь демоны считались падшими ангелами, ангелами-отступниками. Сколько путаницы и смятения возникло просто из-за неконтролируемого сочувствия, необузданной фантазии, бездумного патриотизма и неудержимого восторга! Как часто одаренные люди, безоглядно отдаваясь всем своим затеям и склонностям, кончали полным разрушением своих духовных сил! Как часто глубоко чувствующие женщины, не умея обуздать переполняющие их эмоции, попадали в беду! В богатстве порядок и дисциплина еще важнее, чем в бедности!

Платон как-то сказал: «В Лакедемоне больше истинной философии, чем где бы то ни было в мире». Он понимал под подлинной философией ту дисциплину, которая подчиняет все единичное важнейшему и высшему, придавая всей жизни по-человечески возвышенный стиль. Такую упорядочивающую строгость он считал совершенно необходимой как раз для многосторонне одаренных людей. Воля – начало дорическое, душа – ионическое. На ионический дух и ионическую утонченность нужна дорическая строгость, чтобы сохранить здоровье. Платон отмечает в своих «Диалогах» замечательное действие такой строгости даже во вдохновении. А это, пожалуй, самый изысканный плод осмотрительного самовоспитания!

И, наконец, есть еще социальная аскеза – воздержанность по отношению к нашим социальным побуждениям, имеющая фундаментальное значение для формирования характера. Нужно осознанно и планомерно упражняться в устойчивости по отношению к уговорам приятелей. Причем не только когда речь идет о том, чтобы выпить, погулять и тому подобном, а время от времени и при совершенно безобидных предложениях – лишь для того, чтобы с большей твердостью противостоять назойливым уговорам и быть неуязвимым для насмешек и пренебрежения. Если ты, неважно почему, решил не участвовать в каком-то пикнике или празднестве, то потом уже не позволяй себя уговорить. Такая твердость со временем принесет тебе уважение и настоящую дружбу, несмотря на первое раздражение; ведь кто тверд в таких мелочах, тот возбуждает уверенность в том, что и в более серьезных ситуациях он не даст поколебать себя ни в ту, ни в другую сторону.

12. Энергия действия и энергия сдерживания

Упражнения в энергии сдерживания необычайно важны и для развития энергии действия. Кто хочет совершить что-то определенное, тот должен все свои силы сконцентрировать на одной цели. Поэтому он должен решительно противостоять всем мешающим ему или распыляющим его силы раздражителям. Ему придется отказаться от многих радостей, многих притязаний, от какой бы то ни было болтовни, противопоставив своим собственным склонностям и интересам строжайший контроль. Множество богато одаренных людей с недюжинной энергией не добиваются в жизни ничего путного только потому, что им незнакома аскеза – сдержанность по отношению к своим переменчивым идеям, по отношению к тысячам желаний окружающих людей, распыляющих их силы. Тогда наша деятельность как активная работа воли очень скоро превращается в заурядную суету – пассивное следование всевозможным притязаниям и импульсам. В этом отношении большой город таит в себе большую опасность для развития воли, и только люди очень сильные в «сопротивлении соблазнам» в состоянии сохранить здесь энергию действия в полном масштабе. Чрезмерная жалость и общительность, честолюбие, суетность, постоянное желание рассеяться и всем угодить – все эти тенденции характера могут стать роковыми для развития воли у жителя большого города, если только он не осознает всей их опасности и не начнет по-настоящему тренировать в себе непоколебимую твердость по отношению ко все возрастающим притязаниям многочисленных знакомых, корпоративных объединений и прочей рутине большого города.

13. Энергия и любовь

Правильно говорят, что все упражнения в укреплении силы воли ничего не стоят, если укрепленная воля не поставлена на службу высшим целям. Что проку в самой крепкой воле, если она направлена не на те цели, если она устремлена не на созидание, а на разрушение? Что толку в самом большом упорстве, если оно обращено на возведение «вавилонской башни»? Чтобы действительно сформировать волю, недостаточно того, чтобы энергия стала сильнее, подвижнее, точнее. Прежде всего нужно сделать так, чтобы воля очистилась в своих побуждениях, освободилась от связи с грубыми инстинктами и устремилась к возвышенным целям. Как раз мужская воля в своем натиске предрасположена к тому, чтобы разорвать связь с утонченными силами души, потому что кажется, будто от этого энергия становится свободнее и действеннее. А на самом деле воля, оторвавшаяся от высших сил, неизбежно становится добычей низших сил, теряя тем самым прочную власть над самой собой, пробуждая и в остальных все дикие и непредсказуемые силы. Сама по себе энергия без социальной культуры к тому же еще и неэкономна, потому что раскалывает силы, которым нужно действовать сообща.

Гёте во второй части «Фауста» показал трагизм той бесцеремонной кипучей энергии, которая, заключив союз с темными силами жизни, видит, что из-за этого дело всей ее собственной жизни поставлено под вопрос. Чтобы быть действительно творческой и созидательной, мужская воля должна заключить союз с вечно женственным началом – с тем провидческим сочувствием и той утонченной культурой совести, которые воплощены в идеале женщины.

Как некогда рыцарь-христианин готов был положить все силы на то, чтобы с мечом в руках отвоевать Святой Грааль, так и всякая деятельная воля должна решительно подчинить себя идеалу высшей любви. Только тогда наша воля отделится от грубых сил органической природы, а простая и грубая мужественность возвысится до рыцарства.

Но не говорил ли еще Гамлет, что совесть делает человека трусливым? А разве любовь не парализует мощь и решительность наших действий? Разве целенаправленная энергия не всегда идет рука об руку с бесцеремонностью?

Это правда, что чем выше наши идеалы, чем тоньше наши ощущения, тем больше вещей, от которых мы должны отказываться. Тогда, даже если мы стараемся для других, служим обществу, мы не имеем права пользоваться средствами, с помощью которых грубая энергия укорачивает и облегчает путь. Насколько быстрее можно было бы уладить некоторые проблемы, если легко смотреть на ложь, неверность, грубость или даже разрушенную человеческую жизнь?

Но разве неправда, что слепая и лишенная совести энергия в конце концов всегда отравляет и разрушает жизнь тех, кто доверился ей? И не сама ли жизнь рано или поздно в клочья разносит то, что было достигнуто с помощью такой энергии? И в чем, как не в совести, заключена вся санитария и гигиена человеческой энергии? Совесть – это наиболее последовательное освобождение этой энергии от всех взрывных сил, всех разрушительных тенденций и вместе с тем ее полнейшая гармонизация со всеми реалиями человеческой жизни. А разве совесть – это не напоминание о том, что в царстве душ ничего нельзя построить с помощью чисто механических сил, что здесь нужно использовать другую и более тонкую «энергетику»? И, в конце концов, разве неправда, что всякая бессовестная энергия несет в себе скрытую слабость, а наша сила воли сохраняет способность к преодолению и упорство лишь благодаря связи с высшими силами души? Чем ниже слои органической жизни, из которых исходит наша энергия, тем скорее плоды ее трудов вновь распадаются на те низменные части, из которых они вышли.

На самом деле в сложной и многогранной человеческой жизни нет ничего важнее, чем не судить об удачах и неудачах по их сиюминутным и поверхностным последствиям. И если мы никогда не будем жертвовать нашим лучшим «я» ради сиюминутного успеха, если мы всегда и последовательно будем сочетать энергию нашей воли с высшей жизнью, то можем быть уверены, что где-то и когда-то проявится ее созидательное действие. Во всяком случае, в нас крепко сидит лучшее, доброе начало, и это самое главное для каждого, кто не хочет, чтобы плоды его трудов истребили моль и ржа![5 - Евангелие от Матфея, 6, 19.]

Чтобы действительно сформировать волю в этом отношении, недостаточно четкого осознания всей бесплодности простой неочищенной и необразованной силы воли. Необходимо еще и кропотливое самовоспитание в малом, а также, особенно для сильного темперамента, упражнение в утонченной тактичности и в любви-служении. «Твердый как алмаз и нежный как сердце матери» – вот девиз совершенного формирования внутреннего человека, оставленный нам одним из педагогов XVII века. Поэтому абсолютно неправильно рассматривать простые силовые упражнения как единственную задачу формирования мужчины. Гимнастика воли и физические упражнения, конечно, необходимы. Но в полной мере неоценимыми как раз для сильных молодых людей были бы еще и работа братом милосердия, помощь по хозяйству (немощным людям), работа с бездомными – и вообще использование всех ситуаций, позволяющих очистить и оформить силу благодаря милосердию. Аккуратное обхождение со скатертями, стаканами, чашками и одеждой, вежливость и рыцарство в обхождении с людьми – очень действенные средства такого воспитания. И если выше мы говорили о пунктуальности как средстве формирования непоколебимой решительности, то сейчас добавим, что тут предоставляется замечательная возможность соединить твердость и тонкость, силу и нежность, вместо того чтобы просто сметать все препятствия на своем пути. Поспешать любя так же важно, как поспешать медленно.

Многие воображают, что бесцеремонное поведение – неотъемлемая черта достоинства мужчины. На самом деле такое поведение – и если вспомнить об истинной энергии – весьма убого, так как халатная беспечность и наглый напор даются много легче, требуют гораздо меньше душевной силы и осмотрительности, чем щадящая и сочувствующая энергия. Истинная доброта – это твердость человека по отношению к собственным аффектам, и лишь эта собственная твердость дает ему высшую власть над чужими аффектами.

Я однажды видел мужчину, очень спешащего на поезд, когда на его пути оказались трое совсем маленьких детей. Тут же вся его спешка превратилась в заботливость, он стал осторожно обходить малышей, бережно придерживая их за плечи, чтобы они не упали, а самого маленького еще погладил по головке, прежде чем продолжить бег. Это была отрадная картина воспитанной и возвышенной любовью воли, а заодно и символ высших вещей: как часто на жизненном пути нас задерживают «неловкие дети», как часто они мешают нам во многих важных делах. И все же, как бесконечно важно для нас самих то, каким образом мы поступим с ними! Ведь жизнь – это всегда жизнь вместе с другими, и тот, кто хочет лишь одного – прорваться по жизни без капли примиряющей и заботливой нежности, тот останется бесплодным, даже будь он самых прекрасных убеждений на свете!

14. Юность – алкоголь – характер

Кому из нас сухой школьный урок не портил впечатления от стихотворения Гёте? Кому из нас приторные богомольцы не внушали отвращения к религии? И кто не хранил верность алкоголю из-за простой злости на некоторых трезвенников – рабов идеи? Ведь в их фанатичной агитации проявляется лишь иной вид неумеренности, убивающей все остальные интересы в душе человека.

Но, тем не менее, для истинно свободного человека недостойно отвергать большое дело, потому что его случайно представляет кто-то незначительный и неумелый. Тот, для кого социальная ответственность не пустое слово, кто озабочен цельностью собственного характера, не может просто остаться равнодушным к фактам и требованиям, предлагаемым нам противниками алкоголя.

Один психолог сравнительно недавно исследовал ужасающие последствия наследственного алкоголизма в одной-единственной семье, страшную историю которой он с помощью соответствующих учреждений проследил во всех деталях. Некая Ада Юрке, родившаяся в 1740 году и в начале XIX века закончившая свой жизненный путь, который она прошла пьяницей, воровкой и бродягой, оставила потомство, в конце концов разросшееся до 834 человек. Биографии 709 из них удалось изучить по документам. Из этих 709 потомков 109 родились вне брака, 142 были попрошайками, 64 жили на помощь для бедных, 181 женщина занималась проституцией, а 76 отпрысков этого семейства были осуждены судом – 7 из них за убийство. Было подсчитано, что одна эта семья за 75 лет обошлась государству в виде выплат вспомоществований, затрат на содержание в тюрьме и других социальных пособий на сумму в 5 миллионов марок![6 - См. также таблицу «Алкоголь и потомство» в книге Фогеля и Нойберта «Основные аспекты потребления алкоголя» (Vogel/Neubert: Grundz?ge der Alkoholfrage), изд-во Deutscher Verlag f?r Volkswohlfahrt, Дрезден, 1926. С. 55. – Прим. издателя.]

Глядя на эти жуткие факты, можно сказать: «Какое мне до этого дело? Мою мать зовут не Ада Юрке. Да, мы иной раз выпиваем рюмку, другую, но почему же мы должны отказываться от этого невинного удовольствия, если кто-то другой не знает меры? Что общего все беды и несчастья пьяниц имеют с нашими домашними застольями? И если разваливаются целые семьи, разрушаются целые поколения, то при чем здесь наш винный погреб? Мы что – пьяницы?»

Ответ прост: вы забываете, что все эти чудовищные несчастья, вся эта бросающаяся в глаза деградация лишь показывает нам как в лупе, сколь сильно алкоголь вообще влияет на характер, незаметно воздействуя на каждого, кто допускает его в свой мозг. Происходит разрушительное огрубление всех наиболее тонких струн вашей души, незаметное усыпление всякой настоящей бдительности. Эти процессы могут тянуться из поколения в поколение без видимых последствий, на самом же деле они постепенно насильственно отодвигают на второй план все то лучшее, что могло бы быть на первом плане!

То количество алкоголя, которое мы выпиваем, вряд ли превратит в идиотов нас или наших потомков, но все же будет влиять на все наши мысли и поступки в большом и в малом, влиять в сторону низости души нашей.

Достаточно понаблюдать за тем, как меняются застольные разговоры, как только алкоголь начинает действовать на мозги! Выпив, начинаешь все меньше думать о детях, находящихся рядом, становишься все менее уважительным по отношению к женщинам, говоришь грубее и примитивнее, чем делаешь это в нормальном состоянии.

Алкоголь уже потому злейший враг человека, что усыпляет наше лучшее «я», парализует наши лучшие помыслы, не давая им оберегать нас, как Ангелам хранителям. Есть ли более прекрасный идеал, чем вездесущая любовь, возвышающая все, что говорит и делает человек? Но в том-то и состоит наиболее вредное действие алкоголя, что он парализует охраняющую нас любовь, которая должна благословлять все наши дела и свершения.