Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима

Обожествление не являлось привилегией выдающихся людей; между усопшими не делалось различия. Цицерон пишет: «Наши предки повелели причислять к богам тех, кто ушел из нашей жизни». Для этого было вовсе не обязательно быть добродетельным человеком; богом становились и добрые, и злые, но в следующей жизни человек сохранял все наклонности, добрые и злые привычки, все страсти, которые были свойственны ему в земной жизни.

Греки называли умерших подземными богами. У Эсхила сын обращается к умершему отцу: «О ты, ставший богом под землей». Еврипид, рассказывая об Алкесте, говорит: «Так иной промолвит путник: «Умерла она за мужа, а теперь среди блаженных и сама богиней стала»[9 - Еврипид. Алкеста. (Пер. И. Анненского.)].

Римляне называли умерших богами-манами. «Воздайте должное богам-манам, – пишет Цицерон, – это люди, которые покинули жизнь; считайте их за божественные существа».

Могилы были храмами этих божеств, поэтому на них была священная надпись: Dis Manibus. По словам Вергилия, там, под землей, обитал погребенный бог. Перед могилами стояли алтари для жертвоприношений, как и перед храмами богов.

Этот культ мертвых мы находим у эллинов, сабинян, латинов, этрусков и даже у ариев в Индии. О нем упоминается в гимнах Ригведы. Книга «Законов Ману» говорит о культе мертвых как о древнейшем культе в истории человечества. Представление о «переселении душ» возникло одновременно с появлением первых погребальных ритуалов еще до появления брахманизма. Составители «Законов Ману» не могли обойти вниманием учение о душах умерших предков и внесли правила древней религии в священную книгу. Своеобразие этой необычной книги заключается в том, что она закрепила своим содержанием нормы, касавшиеся древних верований, тогда как она составлялась во времена господства совершенно противоположных верований. Это ли не доказательство того, что если на изменение верований требуется много времени, то еще больше времени необходимо на изменение внешних проявлений и правил, продиктованных этими древними верованиями. Даже в наши дни, по прошествии стольких веков и переворотов, индусы продолжают приносить жертвы предкам. У индоевропейской расы нет ничего древнее и устойчивее этих идей и обрядов. В Греции и Италии культ был таким же, как в Индии. Индус совершал церемонию, называемую шраддха. Ежедневные шраддха состояли в принесении умершим предкам вареного риса, молока, корней, плодов, воды.

Индус верил, что во время совершения шраддха появлялись маны умерших предков, садились рядом и принимали пищу, которую он им приносил. Кроме того, он верил, что умершие получают большое наслаждение от этой трапезы. Согласно «Законам Ману», когда шраддха совершается согласно обрядам, предки того, кто совершает шраддха, испытывают полное удовлетворение.

Вначале восточные арии имели те же представления о судьбе человека после смерти, как и западные арии. До появления веры в переселение душ, которая предполагала абсолютное различие между душой и телом, они верили в некое неопределенное существование человека, невидимого, но материального, а потому нуждающегося в пище.

Индус, как и грек, считал умершего божественным существом, наслаждающимся блаженным существованием, но счастье умерших полностью зависело от соблюдения одного условия – живые должны были регулярно обеспечивать умерших пищей. Если живые перестали совершать шраддха, то душа покидала свое жилище, превращалась в блуждающий дух и причиняла страдания живым. Таким образом, маны были богами только до тех пор, пока живые совершали обряды и поклонялись им.

Такие же представления были у греков и римлян. Если умерший лишался подношений, он немедленно покидал могилу, становился блуждающим духом, и в ночной тишине слышались его стоны. Он упрекал живых в несоблюдении ритуалов, стремился наказать их, насылая болезни и поражая бесплодием землю. Одним словом, он не давал живым покоя до тех пор, пока они не начинали опять приносить подношения на могилу. Жертвоприношения возвращали блуждающий дух в могилу, возвращали ему покой и божественные свойства. Между человеком и усопшим восстанавливался мир[10 - У Эсхила Клитемнестра, увидев зловещий сон и испугавшись, что мана (душа) Агамемнона гневается на нее, спешит отправить рабынь с подношениями на могилу мужа. (Примеч. авт.)].

Если об усопшем забывали, он становился злым духом, в то время как почитаемый покойник делался богом-покровителем. Он любил тех, кто приносил ему пищу. Он продолжал принимать участие в делах живых, защищал их и зачастую играл важную роль. Он, хотя и умерший, знал, как быть сильным и деятельным. К нему обращались с просьбами, просили поддержки, добивались расположения. Встречая на пути могилы, останавливались и говорили: «Подземный бог, будь милостив ко мне».

О могуществе, приписываемом древними народами умершим, можно судить по молитве, с которой Электра обращается к душе своего отца: «Сжалься надо мной и над моим братом Орестом; верни его в эту страну, услышь мою молитву, о мой отец, удовлетвори мои просьбы, принимая эти подношения». Судя по следующим словам Электры, эти могущественные божества оказывали не только материальную поддержку: «Не дай мне сделаться такой, какова моя мать; сохрани в смирении мое сердце, в чистоте мои руки». Так и индус просил манов о том, чтобы в его семье увеличилось число хороших людей, которые бы заботились об умерших.

Эти человеческие души, возводимые после смерти в ранг божества, назывались у греков демонами. Латины называли их ларвами, манами, гениями. Апулей говорит, что наши предки думали, что «люди становятся ларами, если жили добродетельно; лемурами, или ларвами, если жили порочно; богами же манами называются те, о которых с точностью неизвестно, были ли они добродетельны или порочны»[11 - Блаженный Августин. О граде Божьем.].

В другом месте находим: «Наши предки считали, что гений и лар одно и то же существо», а по словам Цицерона, «тех, кого греки называют демонами, мы называем ларами».

Религия мертвых является, по всей видимости, самой древней из всех верований человеческой расы. Люди обожествили умерших до того, как создали и возвеличили Индру и Зевса. Умершие внушали им страх, они обращались к ним с молитвами. Возможно, тогда и зародилось религиозное чувство. При виде смерти у человека впервые мелькнула мысль о сверхъестественном и появилась надежда на то, что находилось вне пределов видимого. Смерть стала первой тайной, указавшей человеку путь к другим тайнам. Она переключила его мысли с видимого на невидимое, с преходящего на вечное, от смертного к божественному.

Глава 3

СВЯЩЕННЫЙ ОГОНЬ

В доме каждого грека и римлянина был алтарь, на котором обязательно лежало несколько горячих углей и кучка золы[12 - У греков было несколько названий алтаря, но чаще его называли «веста», впоследствии это имя получила богиня – покровительница семейного очага и жертвенного огня (в Древнем Риме – Веста, в Греции – Гестия). (Примеч. авт.)].

Для хозяина дома поддержание днем и ночью огня было священной обязанностью. Горе тому дому, где он погаснет! Каждый вечер угли покрывались золой, чтобы сохранить их тлеющими до утра. Проснувшись, каждый прежде всего старался оживить этот огонь, подложив сухие щепки. Огонь на алтаре переставал гореть только тогда, когда погибала вся семья; угасший очаг и угасшая семья – у древних эти выражения были синонимами.

Не вызывает сомнений, что обычай поддержания неугасимого огня на алтаре соответствовал какому-то древнему верованию. Правила и обряды, связанные с этим обычаем, показывают, что этому обычаю придавалось большое значение. Не все породы деревьев разрешалось использовать для поддержания огня; различались породы деревьев, предназначенные для этой цели, и «нечестивые» породы деревьев.

Существовало требование, согласно которому огонь всегда должен оставаться чистым; в буквальном смысле это означало, что в него нельзя бросать ничего грязного, а в переносном – что перед этим огнем нельзя совершать никаких недостойных дел. Один день в году – у римлян это было 1 марта – каждая семья должна была погасить священный огонь и сразу же зажечь новый. Получение нового огня было связано с точным соблюдением соответствующего обряда. Особо подчеркивалось, что для получения огня нельзя использовать кремень и железо; искры, высекаемые при ударах железа о кремень, не давали «чистого» огня. Священный огонь зажигался только от сфокусированных солнечных лучей. Кроме того, разрешалось получать огонь посредством трения двух кусочков специальных пород дерева. Требования к исполнению ритуала достаточно ясно доказывают, что это был не просто процесс добывания и сохранения приносящего пользу и радость огня; древние люди видели в огне, горящем на алтаре, нечто особенное.

Этот огонь был чем-то вроде божества; ему поклонялись, создав самый настоящий культ огня. Его одаривали тем, что, по мнению древних, могло понравиться богу: цветами, фруктами, благовониями, вином. Его считали могущественным, а потому просили покровительства. К нему обращались с горячими молитвами в надежде обрести то, в чем всегда нуждался человек, – здоровье, счастье и богатство. В одной из молитв, дошедших до нас в собрании орфических гимнов, говорится следующее: «Сделай нас вечно процветающими, вечно счастливыми, о огонь; о ты, вечный, прекрасный, всегда юный, ты, питающий нас, прими благосклонно наши подношения и одари нас в ответ счастьем и здоровьем».

Итак, люди видели в огне благодетельного бога, который помогал выжить, богатого бога, который не скупился на дары, сильного бога, оберегавшего дом и семью. В минуту опасности к огню устремлялись в поисках убежища. Когда враги захватили город и ворвались во дворец, Гекуба, увидев Приама в доспехах, сказала: «Что за умысел страшный это оружие взять тебя заставил? Нет, не в таком подкрепленье, увы, не в таких ратоборцах время нуждается! <…> Так отойди же сюда! Защитит нас жертвенник этот, или же вместе умрем». И, промолвив, она привлекает старца к себе и сажает его в укрытье священном»[13 - Вергилий. Энеида. Кн. 2. (Примеч. авт.)].

Алкеста, пожертвовавшая собой ради спасения мужа, чувствуя, как из нее уходит жизнь, подходит к алтарю и обращается к жертвенному огню с мольбой: «Богиня, меня Аид в свой темный дом берет. И я теперь в последний раз припала к тебе: храни моих сирот, молю. Ты сыну дай жену по мысли, мужа дай дочери достойного, и пусть не так, как мать, без времени, а в счастье, свершивши путь житейский и вкусив его услад, в земле почиют отчей»[14 - Еврипид. Алкеста. (Пер. И. Анненского.)].

Если случалась беда, человек, обращаясь к жертвенному огню, засыпал его упреками, но в удачные дни он благодарил огонь. Воин, вернувшийся с поля брани, благодарил огонь за то, что тот позволил ему избежать опасностей. Эсхил рассказывает о возвращении Агамемнона из Трои, счастливого, покрывшего себя славой. Но первым делом он идет благодарить за это не Юпитера, он идет не в храм, чтобы излить там свою радость и благодарность, а в свой дом к алтарю, где приносит благодарственное жертвоприношение. «Теперь в покои, к очагу проследуем и первым делом воздадим богам хвалу. Они нас охраняли, привели они. Пускай и здесь победа нам сопутствует»[15 - Эсхил. Агамемнон. (Пер. С. Апта.)].

Человек никогда не выходил из дома, не обратившись с молитвой к огню. По возвращении, прежде чем обнять жену и детей, он обращался с молитвой к огню, горящему на алтаре.

Жертвенный огонь был семейным богом. Его культ был весьма простым. Первое правило заключалось в том, что на алтаре должны были постоянно находиться тлеющие угли; если угасал огонь, то угасал и бог. Ежедневно в определенные часы в огонь подкладывали сухие травы и щепки, и бог являл свое присутствие в ярком пламени. Ему приносили жертвы, чтобы поддерживать священный огонь, то есть питать и давать возможность развиваться богу. Именно по этой причине в огонь в первую очередь подкладывали дерево, затем поливали алтарь вином – легко воспламеняющимся греческим вином, оливковым маслом или жиром жертвенных животных. Бог принимал и поглощал эти жертвы. Сияя от удовольствия, он поднимался над алтарем и своим сиянием освещал тех, кто ему поклонялся. В этот момент человек обращался к нему, и молитва исходила из его сердца.

Прием пищи семьей был религиозным актом. Бог сидел во главе стола. Это он выпекал хлеб и готовил еду, поэтому к нему обращались молитвы перед началом и по окончании трапезы. Прежде чем приступить к еде, на алтарь возлагали «первые плоды»[16 - Понятие «первые плоды» применимо не только к хлебу и вину, но также к виноградным гроздьям, возлагаемым на алтарь.].

Никто не сомневался в присутствии бога, в том, что он съест и выпьет все, что ему предложили. Разве не разгорался ярче огонь, получив свою порцию пищи? Таким образом человек разделял трапезу с богом. Это был священный ритуал, с помощью которого человек общался с богом. С течением времени древние верования забылись, но еще долго оставались обычаи и обряды, без которых не мог обойтись даже неверующий человек. Гораций, Овидий, Петроний ужинали перед очагом, совершали возлияния вина и обращали молитвы к огню[17 - «Ладан подай мне, слуга, чтобы стало пламя пышнее, и возлияний вино пусть на огне зашипит». Овидий. Скорбные элегии. (Пер. С. Шервинского.)].

Культ священного огня исповедовали не только жители Греции и Италии. Мы находим этот культ и на Востоке. «Законы Ману», в том виде, в котором они дошли до нас, представляют сформировавшийся культ Брахмы, однако они сохранили свидетельства о более древней религии – культе священного огня, который культ Брахмы отодвинул на второй план, но не смог полностью уничтожить. Брахман (или брамин) поддерживает негасимый огонь, ежедневно утром и вечером подпитывая его щепками; как и у греков, дерево может быть только определенной породы. Греки и италийцы возливали на алтарь вино, а индусы хмельной напиток под названием «сома»[18 - Сома, или Хаома – опьяняющий напиток, обладавший галлюциногенными свойствами. В древнеиндийской мифологии божественный напиток и божество этого напитка (позже и луны) – Сома. По числу упоминаний в Ригведе Сома стоит среди богов на третьем месте (после Индры и Агни). Мифологический образ Сомы, как и культ растения и напитка, индоиранского происхождения. В древнеиндийской религиозной практике приготовление сока Сома составляло содержание особого ритуала. Стебли сомы (растение точно идентифицировать не удается) вымачивали в воде, выжимали с помощью давильных камней, процеживали через сито из овечьей шерсти, разбавляли водой, смешивали с молоком или ячменем и разливали по деревянным сосудам.]

Прием пищи тоже являлся священнодействием, и связанные с ним ритуалы описаны в «Законах Ману». Индусы, как и греки, обращались с молитвой к огню; ему предлагались «первые плоды». В «Законах Ману» написано: «Дважды рожденный (брахман), поддерживающий священный огонь, не принеся жертвы новым зерном и животными, пусть не вкушает новую пищу из зерна или мяса, если он желает прожить долгую жизнь, ибо его огни, не будучи почтены новым (зерном) и приношением животных, жаждущие нового зерна и мяса, стараются присвоить (его) жизненные силы». Индусы, как греки и латины, считали, что боги жаждут не только почестей и уважения, но и пищи и напитков. Человек верил, что должен утолять их голод и жажду, если хочет избежать гнева богов.

Индийский бог огня носил имя Агни. Почти все книги Ригведы начинаются с гимнов Агни. Огонь у индусов, как и у греков, покровительствующее божество. «О Агни, ты жизненная сила, ты наш защитник… Защити от обмана безбожника! Защити от вредящего или желающего убить… За подношения и восхваления дай нам славу и богатство… О Агни, мудрый защитник и наш отец… Мы хотим, о Агни, почитать тебя гимнами, жертвенными возлияниями. Для нас возбуди богатство, состоящее из всего желанного! Нас надели всеми благами! <…> Тебе мы обязаны жизнью, мы твоя семья…» К Агни обращался человек с просьбой об урожае: «Сделай так, чтобы земля всегда была щедрой». У Агни человек просил здоровья: «О Агни, дай мне долго наслаждаться жизнью и приблизиться к старости, как солнце к закату». К Агни даже взывали о мудрости: «О Агни, ты наставляешь на истинный путь человека, который блуждал в потемках… Если мы совершим грех, если удалимся от тебя, прости нас». Огонь в очаге, как и в Греции, был чистым; запрещалось бросать в огонь грязное и даже греть над ним ноги. Как и в Греции, человек, совершивший проступок, не имел права приближаться к очагу до тех пор, пока не искупит вину.

Убедительным доказательством того, что эти верования восходят к глубокой древности, служит факт их одновременного существования у народов, живших на берегах Средиземного моря, и у обитателей полуострова Индостан. Конечно, ни греки не заимствовали эту религию у индусов, ни индусы не заимствовали ее у греков. Однако греки, италийцы (латины) и индусы принадлежали к одной расе; их предки в глубокой древности вместе жили на территории Центральной Азии. Именно там зародились эти верования и возникли связанные с ними обряды. Поклонение священному огню относится к тем далеким временам, когда не было ни греков, ни италийцев, ни индусов, а были только арии. Когда племена разделились, то каждый народ унес этот культ с собой: одни на берега Ганга, другие на побережье Средиземного моря. Позже одни из этих разделившихся народов, полностью утративших связь друг с другом, стали поклоняться Брахме, другие Зевсу, третьи Янусу; каждая общность создала своих богов, но все они сохранили, как древний завет, религию, выпестованную в общей колыбели их расы.

Если существование этого культа у всех индоевропейских народов не кажется достаточно убедительным доказательством его раннего происхождения, то можно найти другие доказательства, обратившись к религиозным ритуалам греков и римлян. Во всех жертвоприношениях, даже совершаемых в честь Зевса или Афины, с первой молитвой всегда обращались к огню. Все молитвы, обращенные к любому богу, начинались и заканчивались молитвой к огню. В Олимпии первая жертва, которую совершала вся Греция, приносилась очагу, а вторая Зевсу. Точно так же и в Риме первую молитву всегда обращали к Весте, которая является не чем иным, как священным огнем. Овидий пишет, что это божество занимало первое место в религиозных ритуалах. В гимнах Ригведы мы тоже находим, что прежде всех прочих богов надлежит обращаться к Агни. Его достойное почитания имя произносится прежде имен всех бессмертных. «О Агни, только та жертва и тот обряд, который ты охватываешь со всех сторон, идут к богам». Таким образом, и во времена Овидия в Риме, и в Индии во времена брахманов огонь очага занимал главенствующее положение среди всех богов, но не потому, что Юпитер и Брахма не приобрели большого значения в религии, а потому, что люди помнили, что священный огонь старше остальных богов. На протяжении многих столетий огонь занимал первое место в религиозных ритуалах, и новые, более значимые боги не могли оттеснить его с этого места.

Религиозные представления с веками подвергались изменениям. Когда у народов Греции и Италии вошло в привычку представлять богов в качестве личностей, придавая им человеческий образ и наделяя каждого собственным именем, древний культ огня подчинился общему правилу, по которому в этот период человеческий разум перекраивал религию. Алтарь священного огня был персонифицирован. Его назвали Vesta – Веста; в общем древнем языке это слово означало не что иное, как алтарь. Как это часто бывает, имя нарицательное превратилось в имя собственное. Постепенно сложилась легенда. Божество стали представлять в образе женщины, поскольку слово, обозначавшее алтарь, было женского рода. Затем появились статуи, изображавшие богиню, но так никогда и не изгладились следы первоначального верования, согласно которому это божество было огнем, горевшим на алтаре. Сам Овидий был вынужден признать, что Веста «живое пламя». «Помни, что Веста – не что иное, как пламя живое, а из огня никогда не возникают тела»[19 - Овидий. Фасты. (Примеч. авт.)]

Если сравнить культ священного огня с культом мертвых, то между ними обнаружится тесная взаимосвязь.

В первую очередь следует отметить, что огонь, который поддерживали на очаге, не был в представлении человека вещественным по своей природе. Люди видели в нем не просто физическое явление, согревающее или сжигающее, изменяющее тела, плавящее металлы и являющееся могучим орудием человеческой деятельности. Священный огонь совершенно иной по своей природе. Это чистый огонь, который можно получить исключительно при выполнении определенных ритуалов, и для его поддержания разрешалось использовать только специальные породы дерева. Это девственный огонь, который не допускал разнополого союза. У этого огня просили не только богатства и здоровья, но и чистого сердца, умеренности во всем и мудрости. «Сделай нас богатыми и процветающими, – говорится в одном орфическом гимне, – сделай нас также мудрыми и целомудренными». Огонь очага, следовательно, является своего рода нравственным существом; он освещает, согревает, готовит пищу, но в то же время обладает мышлением и совестью. Он осведомлен о людских обязанностях и следит за их выполнением. О нем можно говорить как о человеке, поскольку у него, как и у человека, двойственная природа. В физическом аспекте – он светится, движется, живет, обеспечивает достаток, готовит пищу, питает тело; в нравственном аспекте – он наделен чувствами и привязанностями, очищает и питает человеческую душу, наставляет на путь добра. Он одновременно является источником богатства, здоровья и нравственности. Это воистину бог человеческой природы. Позже, когда этот культ был оттеснен на второй план Брахмой и Зевсом, огонь очага по-прежнему оставался для человека самым понятным божеством. Он стал посредником между человеком и богами физической природы, на него была возложена обязанность возносить небесам молитвы и жертвоприношения и приносить оттуда людям божественные милости. Позже из мифа священного огня возникла великая Веста, богиня-девственница. Она не олицетворяла ни плодородие, ни могущество; она стала олицетворением порядка, но не строгого, чисто математического порядка, категорического и непреложного закона, который издавна был замечен среди явлений физической природы. Она стала нравственным порядком. Весту представляли в виде некой мировой души, упорядочивающей движение различных миров, подобно тому, как человеческая душа управляет нашими органами.

Таким образом, за всем этим прослеживается мыслительная деятельность древнейших поколений. Суть этого культа вне физической природы, она кроется в том таинственном мире, имя которому – человек.

Это возвращает нас к культу мертвых. Оба культа уходят корнями в глубокую древность и связаны настолько тесно, что древние свели их в одну религию. Перемешались между собой демоны домашнего очага, герои, лары. Согласно Плавту и Колумелу, в обиходе не проводилось различий между очагом и домашним ларом, а во времена Цицерона не было различий ни между огнем очага и пенатами, ни между пенатами и ларами. Сервий пишет: «Древние олицетворяли очаг с ларами», а Вергилий, не видя разницы, пишет то «очаг», то «пенаты». В «Энеиде» Гектор говорит Энею: «Троя вручает тебе пенатов своих и святыни: в спутники судеб твоих ты возьми их, стены найди им, ибо, объехав моря, ты воздвигнешь город великий». Вымолвив так, своею рукой выносит он Весту, вечный огонь и повязки ее из священных убежищ»[20 - Вергилий. Энеида. (Пер. С. Ошерова.)]

Эней, взывая к тем же богам, называет их пенатами, ларами и Вестой.

Мы уже выяснили, что те, кого древние люди называли ларами или героями, были душами умерших, которым приписывалось сверхчеловеческое божественное могущество. Воспоминание об умершем всегда было связано с огнем очага. Поклоняясь одному, нельзя было забывать о другом. Они были связаны в почитании и в молитвах. Потомки, говоря об очаге, вспоминали имена предков. Так Орест, обращаясь к сестре, призывает ее вернуться к древнему очагу Пелопса, а Асканий, сын Энея, говоря о священном огне, называет его ларом Ассарака, словно видит в этом огне душу своего предка: «Молю вас Весты седой очагом, Ассарака ларом, святыней наших пенатов».

Латинский грамматик Сервий, обладавший глубокими познаниями, особенно по древнеримским государственным и религиозным древностям, греческой и италийской мифологии, истории старинного латинского языка, пишет, что в глубокой древности существовал обычай хоронить умерших в их домах, и добавляет, что «благодаря этому обычаю ларам и пенатам поклонялись в доме». Эта фраза дает ясное представление о связи между культом мертвых и культом огня домашнего очага. Можно предположить, что поначалу домашний очаг был символом культа мертвых, под каменным очагом покоился предок, и в его честь был зажжен огонь. Этот огонь поддерживал в нем жизнь и олицетворял его душу.

Это не более чем догадка, ведь у нас нет никаких доказательств. Зато доподлинно известно, что древние племена, из которых вышли греки и римляне, поклонявшиеся умершим и огню очага, исповедовали религию, нашедшую богов не в явлениях природы, а в самом человеке. Объектом поклонения была некая невидимая, находящаяся в нас самих, духовная сила, которая оживляет наши тела и управляет ими.

Через какое-то время эта религия стала утрачивать власть над душой; и, хотя ее власть постепенно ослабевает, но все-таки полностью не исчезает. Современница первых веков арийской расы, эта древнейшая религия так глубоко укоренилась в душе человека, что «даже блестящая религия лучезарного греческого Олимпа была не в силах искоренить ее; для этого понадобилось христианство». Вскоре мы увидим, какое огромное влияние оказала эта религия на социальные институты древности. Эта религия возникла в те далекие времена, когда индоевропейская раса только приступила к формированию институтов и определила направление развития народов.

Глава 4

ДОМАШНЯЯ РЕЛИГИЯ

Не следует думать, что эта древняя религия была похожа на те религии, которые возникли на более высоких ступенях развития цивилизации. Изучение многовековой истории человечества показало, что люди готовы признать любую религиозную доктрину только при соблюдении двух условий. Во-первых, бог должен быть один, и, во-вторых, религия должна охватывать все классы общества без исключения, быть доступной каждому человеку. Примитивная религия не соблюдала этих условий. Она не только не давала людям возможности поклоняться единому богу, но и сами боги не принимали поклонения всех людей. Они не являлись богами всего рода человеческого. Они даже не были похожи ни на Брахму, который, по крайней мере, был богом большой касты, ни на Зевса, являвшегося богом целого народа. В примитивной религии каждая семья могла почитать своего бога. Религия была исключительно домашней, семейной.

Необходимо уяснить этот важный момент, иначе будет сложно понять тесную связь, существовавшую между древними верованиями и укладом греческой и римской семьи.

Культ мертвых никоим образом не походил на почитание христианами святых. Одно из первых правил этого культа заключалось в том, что каждая семья могла поклоняться только тем умершим, кто являлся ее родственниками по крови. Только ближайший родственник должен был неукоснительно соблюдать погребальный обряд. Что касается ритуала жертвенных подношений, происходившего в установленные дни, то присутствовать могли только члены семьи; категорически исключалось присутствие посторонних лиц. Считалось, что умерший принимает подношения только из рук родственников и хочет, чтобы его почитали только потомки. Присутствие посторонних, не являвшихся членами семьи, нарушало покой манов. По этой причине посторонним было запрещено подходить к могиле. Человек, даже случайно коснувшийся ногой могилы, должен был умилостивить усопшего и очистить себя, поскольку подобный поступок считался нечестивым. Слово, которым древние обозначали культ мертвых (латины называли его paternare), свидетельствует о патриархальном укладе семьи. Отец, единственный истолкователь своей религии и единственный верховный жрец своей семьи, мог обучать ей только своего сына. Культ мертвых был не чем иным, как культом предков[21 - По крайней мере, вначале. Позже в городах появились свои местные герои, но об этом мы поговорим чуть позже. (Примеч. авт.)]

Нам совершенно ясно, что Лукиан высмеивал суеверия своих современников, когда говорил, что после смерти человек, не оставивший сына, не будет получать подношений, а значит, обречен на вечный голод.

В Индии, как и в Греции, подношения умершему могли делать только прямые потомки. У индусов постороннему, даже если это был друг, запрещалось присутствовать на поминальной трапезе. Закон был столь суров относительно подношений, которые должны делать только ближайшие родственники, что даже выдвигалось предположение, будто маны часто обращались с такой просьбой: «Пусть один за другим родятся в нашем роду сыновья, которые во все времена смогут предлагать нам рис, сваренный на молоке, с медом и маслом»[22 - Законы Ману. Гл. III. (Примеч. авт.)]