Элемент крови

– Нет.

Малинин глубокомысленно хмыкнул, вложив в этот звук всю глубину своих сомнений. Алексей равнодушно пожал плечами.

– Похоже, босс вообще потерял интерес к расследованию. Когда я позвонил ему от Дракулы, он назначил мне аудиенцию на одиннадцать утра, а потом за полчаса до встречи его секретарша перезвонила и сказала – Шеф сам со мной свяжется, как будет время.

Со стороны Малинина опять донеслось бульканье – он не в силах был оторваться от вожделенного напитка. Опыт говорил – необходимо как можно быстрее выпить одну порцию, потому что обязательно принесут другую. Уж в этом он никогда не ошибался.

Подлетевшая официантка забрала пустую малининскую кружку. Посетители ресторана полными злобы взглядами проводили запотевшее от холода стекло, но промолчали.

– И это есть плохо, – продолжал Алексей. – Потому что когда Шеф неожиданно потребует, чтобы мы предстали перед его янтарные очи, то выяснится – сказать-то нам ему и нечего.

Даже сквозь стекло кружки было видно, что Малинин заметно погрустнел.

– Прошло два дня. Мы не нашли ни Гензеля, ни Сталина, – шаг за шагом добивал его Калашников. – Так что зря я радовался по поводу роз – зацепка ничуть не помогла. С анализом вещества тоже неизвестно что. И у Склифосовского, и у Менделеева мобильники отключены с позавчерашнего дня. Короче, наше дело труба.

Алексей без всякого удовольствия отхлебнул пива. Вкуса он не почувствовал.

Сзади раздались жидкие аплодисменты. На сцену вышел крепкий мужчина со светлой бородой, в расстегнутой на могучей груди рубашке. Поклонившись в зал, он взялся за микрофон. Народ безмолвствовал, углубившись в поглощение жареной картошки.

– Иду я, значит, из бани, – произнес мужчина густым басом. – Морда кррррасная!..

Крутанув руками, он показал, примерно каких размеров должна быть красная морда.

– Кто это? – с интересом спросил Малинин, вытирая рот. – Новенький, что ль?

– Ага, – тускло произнес Калашников. – Говорят, был в России губернатором.

– Какой губернии?

– Не помню. Начинал он с того, что народ очень здорово веселил. Всем так было смешно, что его за это губернатором сделали. А потом как-то раз он ехал по шоссе слишком быстро – и привет. Главный Суд с ним сразу разобрался: постановил, что каждый день он в этом ресторане выходит на сцену и пять раз подряд рассказывает одну и ту же историю.

– …А навстречу мне, значит, парень с веслом бежит, – продолжал рокотать басом мужик. – Я и остановился. Ну, думаю, чего бежит? Может, спросить чего хочет?

Он сделал привычную паузу для смеха, но никто из посетителей не засмеялся.

– Что-то у нас для всех деятелей шоу-бизнеса абсолютно одинаковые наказания, – подметил Малинин, принимаясь за вторую кружку. – Похоже, пока ему это даже в кайф.

– Так это пока, – хмыкнул Калашников. – А вот когда он тысячу лет подряд день за днем эту байку со сцены потолкает, так ночью с криком «Мама!» просыпаться начнет. Да и потом, чего тут мозги напрягать насчет наказания? Он же, извини меня, не Ким Ир Сен.

– Неправда ваша, – обиделся Малинин. – Гоголя-то, беднягу, как наказали – эвон ему досталось! На пять тысяч лет запретили есть сало, борщ и галушки. Видел я тут его давеча – не человек, а тень просто. Побледнел, исхудал. Страшное дело – так украинцев наказывать. Не знаю уж, как он сто пятьдесят лет продержался. Лучше бы сразу испепелили.

Калашников сочувственно развел руками.

– Особый случай. Он второй том «Мертвых душ» сдуру сжег, а Шеф очень уж прочитать эту книгу хотел, ему вообще все у Гоголя нравилось. Это только один московский классик писал, что рукописи не горят, а на самом деле еще как горят, за милую душу.

Малинин молниеносно оглянулся по сторонам, после чего склонился над столом – настолько низко, что практически лег лицом на скатерть.

– Вашбродь, – сказал он еле слышным шепотом, – а вы что, читали этого классика?

Калашников тоже перешел на шепот.

– Да. Запретное притягивает, ты же знаешь. Мне всегда было интересно, что с Москвой произошло после моей смерти – я все книжки на эту тему, что в город попадают, старался читать. Шефу, кстати, «Мастер и Маргарита» тоже по вкусу пришлась, я уж не знаю, почему он ее запретил. Может быть, потому, что там у него образ чересчур человечный, а он предпочитает выглядеть страшнее. Но только запрещай, не запрещай – бесполезно. Всегда найдутся фанаты, которые книгу по памяти надиктуют, а китайский «самиздат» выпустит. Но если бы он меня с этой книгой поймал, мне бы не поздоровилось.

– Э-э-эх… – завистливо протянул унтер-офицер. – Везет же вам, вашбродь. Мне вахмистр Козомарченко говорил, что в этой книге дюже много про баб голых пишут. Я с тех пор искал, искал ее на черном рынке – все ноги сбил, но так и не нашел. Боятся человеку из Учреждения продавать. Хотя вам-то вон не испугались. А картинки там есть?

– Мне неохота тебя разочаровывать, братец, однако там не только про баб, – доходчиво пояснил Калашников. – В общем, в двух словах не расскажешь.

Официантка подошла к столику с третьей кружкой пива. Малинин прикрыл глаза.

– Хорош, – предупредил Алексей. – Ты, Серег, не увлекайся.

– Да это ж как вода, вашбродь, – забубнил казак. – Если б хоть чарочку «беленькой» налили… А этого-то добра вылакай хучь с полведра – все равно не окосеешь.

Калашников не стал возражать. На Земле Малинин стоял на ногах и после литра водки.

– Ладно, дело хозяйское. У нас сейчас другие проблемы. Все-таки интересно, куда же мог деться Гензель? Полгорода перевернули, по городскому телевидению его портрет показали, в обществе зомби-вампирской дружбы обыск устроили – без толку. Как сквозь землю провалился. Точно тебе скажу – прячет его на квартире какая-то сволочь.

– Разве? Мы всех его знакомых пробили по компьютерной базе, – с сожалением оторвался от пива Малинин. – Никто с ним дружеских отношений не поддерживал. Девки – и той нету. С работы домой, с дома на работу. Скучно вампиры живут, как я погляжу.

– Знаешь, тебе бы такое хлебало – клыки, красные глаза, да руки в когтях – поглядел бы я, какая девка на тебя бы запала, – ухмыльнулся Калашников. – Но ведь Гензель нашел, где укрыться? Значит, один его контакт мы не проследили. Вообще фигня получается. Вроде мы в Учреждении такие мощные, всех под колпаком держим, все контролируем, мышь не чихнет. А тут исчезает пара человек разом, и мы понятия не имеем, куда они делись. Два трупа за сутки, маньяк с мензурками кислоты бегает – ну просто праздник какой-то. Как только этот тип сообразит, что мы о нем ничего и не разнюхали, сразу появится третий покойник. Такие, как он, трудностей не боятся. Интересно, зачем ему вообще Гензель понадобился? Неужели сугубо из-за цветов? Сомнительно, розы он и так мог купить.

Мужик с бородой закончил монолог и ушел со сцены, однако никто этого не заметил.

Малинин похрустел жареной картошкой, обдумывая слова начальства.

– Вашбродь… А может, этот вампир и есть убийца? На работе-то он аккурат сутки не появлялся. И после того как мы его прижучили, нападения в городе прекратились.

– Ты не одинок в своих мыслях, братец, Краузе тоже так полагает, – щелкнул пальцами Калашников. – Но должен тебе сказать, как родному, – я в этой версии искренне сомневаюсь. Если Гитлера убили ночью, то Монро прикончили в тот момент, когда возле кабаре собралась приличная толпа народу, собирающаяся на шоу. И как ты думаешь – неужели вампир с нестандартной внешностью не привлек бы к себе их внимание?

– Как пить дать, привлек бы, – согласился Малинин, с содроганием вспомнив Гензеля.

– То-то и оно. Нет, это не он. Да и на маньяка не похож, скучный тип – сидит себе у Дракулы, сто лет подряд всем цветы заворачивает. Не стыкуется. И вот еще…

Калашников снова перешел на шепот.

– Скажу тебе честно, у меня вот здесь, – он показал на область левого нагрудного кармана, – нехорошее предчувствие имеется. Совсем нехорошее. Сегодня вечером, максимум завтра с раннего утра, у нас на руках опять будет свежий труп.

Малинин быстро вытер рукавом мундира засаленный рот. Салфетками он не пользовался принципиально, считая их ненужным дворянским изяществом.

– И кого на этот раз убьют, вашбродь?

– В том-то и проблема, братец, что диапазон довольно широк, – еще тише прошептал Калашников. – От Клеопатры до Брежнева. Точнее сказать не получится.

Оба непроизвольно вздрогнули, когда у стола неожиданно нарисовалась официантка с подобострастной, будто заранее наклеенной улыбкой.

– Еще пива?

Глава двадцать шестая