Дожить до утра

– Ну и что на этот раз? – вальяжно откинулась она на заднем сиденье. – Кто настучал на меня сегодня? Или, быть может, у кого-то по моей вине вновь пропала эрекция?

– Ох, господи! – простонал Макс, обхватив голову руками. – Ты не представляешь, как велико искушение придушить тебя! Взять твою хрупкую смуглую шейку вот этими руками и сдавить. Слушать хруст твоих позвонков и наслаждаться.

– И что, это вызвало бы большое наслаждение? – не дрогнула от такого откровения Ксения. – Неужели осознавать, что меня никогда не будет рядом с тобой, настолько приятнее, чем ощущать мое тело в непосредственной близости? Что молчишь, господин маньяк?

Он вытянул перед собой обе ладони, широко раздвинув при этом пальцы, и несколько минут беззвучно шевелил губами.

Ксюша не перебивала. Ну, хочется ему вернуть утраченное самообладание, почему бы не помочь парню? Она вытащила из кармана пачку сигарет, зажигалку и с удовольствием затянулась…

– Сто десять, – выдохнул наконец Максим и уже почти спокойно начал: – В общем, слушай, Ксюха… Я долго терпел твои выходки. Ты знаешь, из-за кого я смотрел на все это сквозь пальцы. Но теперь ты перешла все границы.

– Можно узнать – чьи? – выпустила она ему прямо в лицо клуб дыма.

– Не знаю! – Он снова начал закипать. – Но мне совсем не нужно, чтобы из-за тебя на меня наезжали большие ребята! Чтобы ко мне в офис среди бела дня вваливалась толпа и, бряцая оружием, мне начинала грозить! У меня легальный бизнес. Кому надо, я исправно плачу…

– А вот не надо было свое влияние утрачивать, – ловко ввернула Ксюша, припоминая, как, вернувшись из изгнания, Макс рассказывал всем, что отказался от всех титулов и постов, которые ему прочила братва. – И не платил бы сейчас, а тебе бы платили…

Она, конечно же, знала, что он врет. В глубине души презирала его и за это тоже. Но не признаваться же ему в этом прямо сейчас, когда он на пределе?

– Ты же, сука, прекрасно знаешь, из-за кого я это сделал! – Голос его зазвенел от напряжения. – Я люблю ее! И хочу, чтобы она была счастлива! Мы – прекрасная семья!

– О!.. – Она поперхнулась дымом и отчаянно закашлялась. – Твою любовь и преданность я успела оценить по достоинству!

– Ты чего городишь?! – Он схватил ее за блузку и, почти не понимая, что делает, рванул на себя. – В общем, я тебя предупреждаю: сидеть тихо, никуда не соваться, ни под кого не копать. Иначе…

– Что?

– Иначе следующая дырка в твоей башке будет последней. – Он отшвырнул оторопевшую Ксению от себя и тоном, не терпящим возражений, приказал: – Не дай бог куда сунешься без моего ведома – убью сам! А теперь иди…

Неторопливо поправив блузку, помятую грубой рукой Максима, Ксюша вызывающе вздернула подбородок и с достоинством королевы вышла из машины.

Ох как велик был соблазн наговорить этому твердолобому мужику дерзостей. Дать понять, что она не какая-нибудь трусиха, способная испугаться его выпученных гневных глаз. Но дурой Ксюша тоже никогда не была. Поэтому, молниеносно раскинув мозгами, решила, что для подобных откровений момент не самый подходящий.

Максим между тем уселся на свое водительское место и, опустив стекло, еще раз пригрозил:

– Не смей рыпаться!

– Ох, ох, ох, какие мы важные, – скорчила она ему вслед препротивную гримасу. – Только нужно по-настоящему знать женщин, осел…

Глава 12

Николаев проспал почти до обеда. Редкую ночь удается спокойно поспать, а тут шутка ли – заслуженный, едва ли не зубами выцарапанный выходной. Тут уж сам бог велел отоспаться.

Он выпростал руку из-под одеяла, нашарил в изголовье будильник и, бросив взгляд на стрелки, удовлетворенно заулыбался. Ребята сейчас, должно быть, трудятся на полную катушку, благо все в сборе, а он полеживает себе и горя не знает.

Солнце заливало его однокомнатную квартирку, скрадывая скудность меблировки. В его лучах плясала пыль, скопившаяся в углах.

Николаев огляделся вокруг и не без раздражения отметил, что женской руки в доме все же не хватает. Вон и обои потрескались под потолком, и окна давно не мыты. А о горах грязной посуды в кухне и кучах белья в ванной и вспоминать не хочется.

Он на минуту зажмурился, представив, как хлопочет около него миловидная блондиночка в клетчатом передничке, смахивая несуществующую пыль с мебели или подавая на стол вкусные блюда. Но почти тут же, брезгливо сморщившись, прогнал от себя это видение.

Во-первых, он никогда не появлялся дома к обеду. Совсем не близко располагалось его родное учреждение.

А во-вторых… А во-вторых, образ заботливой белокурой супруги тотчас исчез под напором другого, более колоритного.

Та, другая женщина не прыгала вокруг него, пытаясь угодить. Не мельтешила перед глазами с пылесосом и кастрюлями. Она сидела напротив и просто смотрела на него. И было в этом взгляде все, о чем только может мечтать мужчина: и любовь, и нежность, и страсть, и желание.

– Она никогда не смотрела на меня так, – с горечью прошептал Роман. – И вряд ли посмотрит…

В том чувстве, которое, продираясь изнутри, пыталось вырваться наружу, Николаев боялся признаться даже самому себе. Он плевался, когда в его присутствии о ней заговаривали сотрудники, пытался сквернословить в ее адрес и сыпать насмешками, но факт оставался фактом – не думать о ней он не мог. И самое главное: чем больше он о ней думал, тем хуже ему становилось.

А все дело было в том, что за всю свою жизнь, за все свои тридцать восемь лет, Николаев никогда не влюблялся. Нет, конечно же, у мужчины с такой броской внешностью были женщины. Много женщин… Но в его сердце и мыслях поселиться не смогла ни одна из них. Работа, работа и еще раз работа. Она была его матерью, женой и любовницей. Ей он посвящал и зимние вечера, и летние ночи, походя срывая торопливые ласки безликой вереницы несостоявшихся жен и подруг. Это ей он писал послание за посланием вместо романтических стихов и признаний в любви, преумножая тома дел и протоколов дознаний на полках. И это его устраивало! Он был почти счастлив. Нет, конечно же, случалось, что царапнет что-то где-то, когда слушал восторженные речи коллег по работе о первых молочных зубах и первых робких шагах первенцев, но все это было так мимолетно, так малоощутимо, что Роман почти тут же забывал об этом.

Но вот сейчас… Сейчас его зацепило, и зацепило крепко. Удивительно, но исчезло куда-то и идолопоклонение работе. То, без чего он раньше не представлял себе существования, вдруг отошло на второй план и сделалось менее значимым в сравнении с этим чувством. Он бы, может, и справился со всем этим, если бы не мать…

Пару недель назад, усадив его против себя в своем крошечном будуаре, расположенном за их с отцом спальней, она провела морщинистой рукой по его волосам и тихо промолвила:

– Ромочка, что с тобой, детка? Не тревожь ты материнское сердце, расскажи.

– Мать, да ты чего? – опешил он от неожиданности и попытался встать со своего места.

– Не уходи, прошу тебя, – она встревоженно смотрела ему в лицо. – Ты так редко бываешь у нас, но мы не обижаемся. Ты очень взрослый. У тебя такая работа. Каждый твой визит к нам – это праздник.

– Ма, да я знаю. – Роман почувствовал неловкость. – Ты наготовила всего…

– Я сейчас не об этом, – мягко перебила она его.

– А о чем?

– С тобой что-то происходит… И не смей отрицать! Материнское сердце чувствует. – Увидев, что смутила сына, она попыталась пошутить: – К тому же твоя мать имеет в трех поколениях цыганок-колдуний, а нас, как известно, обмануть непросто. У тебя неприятности по службе?

– Нет. Там все в порядке. – И чтобы окончательно развеять ее опасения, приложил руку к груди. – Клянусь, ма! На работе все в порядке.

– Тогда это женщина! – обрадованно выдохнула она. – Я это поняла, едва ты вошел.

– Что ты поняла? – Роману сделалось совсем нехорошо – если его чувства так отчетливо видны окружающим, то какой он, к черту, сыщик…