Большие снега

Но чувства эти несложны.

Восхищенья хочу!
Аритмичность. Зло. Истина. Яд.
Что стоит за вспышкой, развернутой на полнеба?
Боль затерянных троп, убиенных культур, уничтоженных поселений?
Радость диких коней, грохот тяжких копыт на гранитных развалах?

Азия!
Губы твои не стираются от поцелуев.
Моря твои не становятся тише.
Горы твои не становятся ниже.

Годы проходят, но – азиат! —
иду к твоим мутным клокочущим рекам,
припасть к их воде, чтоб восстать человеком,
который азийскому равенству рад.

Конь, что спасает.
Женщина, что утешает.
Звезда, что ведёт.

Дева-обида

I

* * *

Промолчит лес,
промолчит снег,
промолчит грусть.
Не дойдет весть,
пропадет след,
будет лес пуст.
Будут снег, наст,
звездопад глаз,
белый дым из труб.
У тебя гостят,
у тебя грустят,
и хотят губ.

По лесам снег,
по глазам снег,
снегопад рад.
Потеряв след,
берега рек
сберегут клад.
Тебе всё простят,
тебя все простят,
и – меня прости.
У тебя гостят,
у тебя грустят,
мир в твоей горсти.

* * *

Тишина не ушла.
Тяжелее ста гирь,
навалилась, дыша на подушку, Сибирь.

Возвращалась с охоты
и застала меня.
Я не думал, что кто-то мог бояться огня.

Оказалось, возможно.
Нет правдивых начал,
если начал со лжи, а потом промолчал.

Окружила Сибирь,
а седая метель
ночь истерла до дыр и продула сирень.

Но сирень, как боец,
свою жизнь отстояла.
Я не верю в конец, если было начало.

* * *

Мои самые стихи – это снег, снег.
А потом, когда он стих, только след, след,
по которому ищу – это ты шла.
Не заметила лису.
И ушла.
Жаль.

Это рано поутру белых звезд блеск,
это дрожь на холоду, и пустой лес.
Это снег в моей горсти, и следы лыж,
деревянные мосты
и коньки крыш.

Мои самые стихи – это твой смех,
а потом, когда он стих, голубой снег.
И ресницы на ветру, блеск глаз,
и седая поутру
на ветвях вязь.

Все отбеливает снег, даже стих бел.
Бел и ясен каждый след, как сухой мел.