Жена Аллана

– Не надо бренди, – пробормотал я по-английски, стараясь как можно более внятно произносить слова своим распухшим языком. – Дайте воды.

– О, он жив! – воскликнула прекрасная девушка. И говорит по-английски. Взгляните, сэр, ваша фляжка полна воды. Вы находитесь почти у самого источника, он выходит из-под земли по ту сторону дерева.

Я с трудом приподнялся, сел, поднес фляжку к губам и стал пить! О, эта холодная, чистая вода! Никогда не пил ничего восхитительнее! С первым же глотком жизнь начала возвращаться ко мне. Но девушка поступила мудро и не дала мне напиться вдосталь.

– Довольно! Довольно! – сказала она и чуть ли не силой отняла фляжку.

– А ребенок? – спросил я. – Умер?

– Еще не знаю, – ответила она. – Мы только что нашли вас всех, и я прежде всего занялась вами.

Я повернулся и подполз к Тоте, лежавшей рядом с Индаба-Зимби. Невозможно было понять, мертвы ли они или находятся в глубоком обмороке. Девушка брызнула водой в лицо Тоты. Я жадно следил за ней, ибо все еще чувствовал страшную жажду. Тем временем женщина, которую девушка звала Гендрикой, занялась Индаба-Зимби. Вскоре, к моему восторгу, Тота открыла глаза и попыталась заплакать. Но бедняжка даже всхлипнуть не смогла, так распухли ее губы и язык. Девушке все же удалось влить немного воды в рот ребенка. Как и со мной, вода совершила прямо волшебство. Мы дали Тоте выпить с четверть пинты[21 - Английская пинта – 0,57 л.], не больше, хотя она горько плакала и просила еще. Тут со стоном пришел в себя и Индаба-Зимби. Он открыл глаза, огляделся и сразу все понял.

– Что я говорил тебе, Макумазан? – невнятно пробормотал он и, схватив фляжку, сделал долгий глоток.

Я оперся спиной о ствол огромного дерева и посмотрел кругом, стараясь представить себе, что же произошло. Слева я увидел двух добрых коней, одного неоседланного, другого – под грубо сработанным дамским седлом. Рядом с лошадьми сидели две большие собаки из породы борзых, не спускавшие с нас глаз, а неподалеку от собак лежала мертвая антилопа ориби, которую они, верно, затравили.

– Гендрика, – сказала девушка, – им пока нельзя есть мясо. Обойди дерево и взгляни, нет ли на нем зрелых плодов.

Женщина сейчас же повиновалась. Вскоре она вернулась.

– Я видела зрелые плоды, – сказала она, – но высоко, почти на макушке.

– Достань их, – сказала девушка.

«Это легче сказать, чем сделать», – подумал я.

Однако я ошибся. Женщина вдруг подпрыгнула, по крайней мере фута на три, и схватилась своими большими плоскими ладонями за нижний сук. Потом подтянулась с ловкостью, которой позавидовал бы акробат, и, сделав сальто, уселась на сук верхом.

«Ну, дальше-то ей не взобраться», – снова подумал я, потому что следующая ветка находилась вне пределов ее досягаемости. И опять ошибся. Она встала на сук, уцепилась за него голыми ступнями, а затем перепрыгнула на другой, повыше, уцепилась руками за следующий и перебросила на него свое тело.

Я был поражен, и девушка, верно, это заметила.

– Не удивляйтесь, сэр, – сказала она. – Гендрика не такая, как все. Она не упадет.

Я ничего не ответил и с величайшим интересом следил за акробатическими упражнениями необыкновенного существа. А Гендрика поднималась все выше и выше, перепрыгивая с сука на сук и бегая по ним, словно обезьяна. Наконец она достигла макушки и поползла по тонкой ветви к спелым плодам. Подобравшись поближе, она принялась энергично трясти ветку. Раздался треск, сначала слабый, потом посильнее, и ветвь обломилась. Я невольно зажмурился – вот сейчас женщина упадет на землю рядом со мной и разобьется.

– Не бойтесь, – снова сказала девушка, ласково усмехнувшись.

– Смотрите, она уже в полной безопасности.

Я глянул и убедился, что это так. Падая, женщина успела схватиться за сук, удержалась и теперь спокойно спускалась на нижний. Старый Индаба-Зимби тоже с интересом следил за ней, но не выказывал особого удивления.

– Женщина-бабуин, – сказал он так, будто подобные существа

– самое обычное явление. Потом повернулся к Тоте, все еще выпрашивавшей воду, и стал ее утешать. А Гендрика между тем быстро спускалась все ниже и ниже и наконец, уцепившись одной рукой за сук, спрыгнула на землю с высоты восьми футов.

Еще две минуты – и вот мы уже сосем мясистые плоды. В иных условиях они показались бы нам безвкусными. Но сейчас это было самое восхитительное из всех яств, которые мне доводилось пробовать. После трех суток, проведенных в пустыне без пищи и питья, становишься неразборчивым. Пока мы ели плоды, девушка, представшая предо мной подобно сновидению, велела своей спутнице освежевать ориби, затравленного собаками, а сама собрала валежник и разожгла костер. Как только огонь разгорелся достаточно ярко, она поджарила нарезанное тонкими полосами мясо антилопы и подала нам его на листьях. Мы поели, и лишь после этого нам позволили еще понемногу выпить воды. Потом девушка повела Тоту к источнику и вымыла бедного ребенка, который очень в этом нуждался. Теперь наступил "наш черед мыться. О, какая это была радость!

Я возвратился к дереву, еще с трудом переставляя ноги, но совсем другим человеком. Прекрасная девушка сидела под деревом, держа на коленях Тоту. Она убаюкивала ребенка и подняла палец, призывая меня к молчанию. Наконец девочка уснула крепким естественным сном, и я охотно последовал бы ее примеру, если б не снедавшее меня любопытство.

– Можно спросить, как вас зовут? – спросил я.

– Стелла, – ответила она.

– А фамилия?

– Просто Стелла, – ответила она с некоторым раздражением. – Мое имя – Стелла. Оно короткое и по крайней мере легко запоминается. Моего отца зовут Томас. Мы живем вон у той горы, – она показала на подножие высокого пика.

Я взглянул на нее с удивлением.

– И давно вы живете здесь? – спросил я.

– С семи лет. Мы приехали сюда в фургоне. А до этого жили в Англии – в Оксфордшире. Я могу вам показать это местечко на большой карте. Оно называется Гарсингем.

Я снова подумал, что девушка привиделась мне во сне.

– Знаете, мисс Стелла, – сказал я, – все это очень странно, настолько странно, что кажется почти невероятным. Дело в том, что много лет назад я тоже приехал из Гарсингема в Оксфордшире.

Она встрепенулась.

– Так вы английский джентльмен? – сказала она. – О, я так давно мечтала увидеть английского джентльмена. С тех пор как мы живем здесь, я видела только одного англичанина, а он, конечно, не был джентльменом. Да я и вообще почти не встречала белых людей, если не считать нескольких бродячих буров… Но я читала об англичанах, читала во многих книгах – поэмах и романах. Пожалуйста, скажите, как вас зовут. Негр назвал вас Макумазаном, но ведь белые обращаются к вам по имени.

– Мое имя – Аллан Куотермэн, – сказал я.

Девушка побледнела, ее розовые губы в удивлении приоткрылись, и она пристально посмотрела на меня своими прекрасными черными глазами.

– Как ни странно, – сказала она, – но я часто слышала это имя. Отец рассказывал мне, как однажды маленький мальчик по имени Аллан Куотермэн спас мне жизнь, потушив пламя на моем загоревшемся платье. Глядите! – и она указала на бледно-розовую метку на своей шее. – Это след ожога.

– Помню, – сказал я. – Вы были одеты Дедом Морозом. Действительно я потушил огонь. И при этом обжег себе ладони.

Некоторое время мы сидели молча, глядя друг на друга. Стелла медленно обмахивалась своей широкой фетровой шляпой, украшенной страусовыми перьями.

– Тут видна рука Божья, – сказала она наконец. – Вы спасли мою жизнь, когда я была ребенком. А теперь я спасла жизнь вам и маленькой девочке. Это ваша дочка? – торопливо спросила она.

– Нет, – ответил я. – Сейчас я вам все расскажу.

– Да, – сказала она, – вы расскажете мне все по дороге домой. Пора отправляться в путь, отсюда до дома добрых три часа. Гендрика, Гендрика, приведи лошадей!

Глава VII. Женщина-бабуин

Гендрика повиновалась и подвела лошадей к стволу дерева.

– Теперь, мистер Аллан, – сказала Стелла, – вам придется ехать на моей лошади, а старому негру – на другой. Я пойду пешком, а Гендрика понесет ребенка. Да не бойтесь, она очень сильная и могла бы нести даже вас или меня.

В подтверждение этих слов Гендрика что-то проворчала. Жаль, что я не могу найти более вежливого слова, чтобы охарактеризовать ее способ выражать свои мысли. Она то ворчала, как обезьяна, то цокала, как бушмен, а случалось, делала то и другое одновременно, и тогда понять ее было вовсе невозможно.

Я пытался возражать против предложения Стеллы, сказав, что мы тоже можем идти пешком, хотя это была совершенная неправда: я вряд ли прошел бы больше мили. Но Стелла и слушать не хотела и, не разрешив мне даже нести ружье, потащила его сама. Мы не без труда взобрались в седла, а Гендрика взяла спящую Тоту на руки – они у нее были длинные и мускулистые.