Оглянись на пороге

Лелей, точнее Ольгой, звали свекровь, но мать в разговорах всегда называла ее исключительно Лелей, что ту невероятно раздражало. Матери было наплевать, поскольку, по ее мнению, на Ольгу та не тянула, а гнусное слово «сватья» произносить отказывалась в принципе.

– Никто его не выгонял, – буркнула Ирина. – Он сам ушел.

– Леля утверждает обратное. А еще сказала, что хорошие жены мужей не выгоняют, ты представляешь?

Интонация матери несколько сменилась. Дочь искоса наблюдала за ней, пока еще не понимая, на чьей та стороне.

– А Леля не проинформировала, почему я, по ее мнению, выгнала такого отличного мужа, как Сергей?

– Нет, но думаю, ты расскажешь, – спокойно ответила Алла, смерив ее очередным снисходительным взглядом.

– Мам, я не хочу об этом говорить.

– Чего вдруг?

– Ничего. Мою личную жизнь обсуждают все кому не лень, и это уже бесит, – раздраженно сказала Ирина, сняла с плиты закипевший кофе и разлила его по крошечным, с наперсток, чашкам. Получив свою порцию, Алла с любопытством уставилась на дочь.

– Кто это обсуждает твою жизнь?

– Да все подряд. На работе, во дворе. Стеша ежедневно шипит из-за дверей, что я проститутка.

Алла аккуратно отхлебнула кофе.

– Надо же, – усмехнулась она. – Эта старая курва еще жива?

– Жива и прекрасно себя чувствует, к сожалению, – зло сказала Ирина, уселась на стул и мечтательно добавила: – Когда-нибудь она выбесит меня настолько, что я ее придушу.

– Это правильно, – кивнула Алла и улыбнулась, обнажив мелкие зубы. – Не сдерживай себя в следующий раз.

Простонародное «не сдерживай» с королевским обликом матери никак не вязалось. Ирина с сомнением посмотрела на нее и, решив, что та все-таки на ее стороне, нехотя рассказала о том, как застала Сергея с шлюхой Наташкой. Спустя неделю обида ничуть не стала слабее, продолжая клокотать вулканической лавой. Чувствуя, как дрожит голос, она запила ком в горле кофе и торопливо встала сварить еще порцию.

Алла барабанила пальцами по столу, вздыхала, мялась и все смотрела внутрь чашки, словно раздумывая, не погадать ли на кофейной гуще, а потом резко встала, открыла шкафчик и, почти не глядя, вытащила из него пачку тонких сигарет, которую Ирина прятала на черный день. Та глядела на мать во все глаза.

– Я их на это же место прятала, – невесело усмехнулась Алла. – Помнишь, наверное? Еще до того, как переехать.

– Помню. Это привычки или генетика, как думаешь?

Алла нервно пожала плечами, закурила и небрежно сунула сигареты и зажигалку Ирине. Та тоже закурила, выдохнула в воздух сизый дым и, поискав пепельницу, поставила ее на стол.

– Что думаешь делать? – тусклым голосом спросила мать. – Если придет – простишь?

Ирина не ответила, пожала плечами, точь-в-точь как мать, и отошла к окошку.

– Не знаю. Я ведь никогда с таким не сталкивалась, не думала даже. А оно вон как… Лежишь ночью, смотришь в потолок, а у самой в голове как шестеренки тикают: за что, за что? Кого винить? То ли его, то ли себя, то ли еще кого?

Алла помолчала. Ее сигарета светилась злым красным огнем, стоило сделать вдох.

– Не знаю, что тебе сказать, – призналась она. – Измена – такое дело, к которому никогда не бываешь готов. Как война, например, или смерть, или болезнь неизлечимая. Живешь себе, а тут – бац, как сосулькой по лбу. И никакого рецепта, как дальше жить: то ли простить, то ли выгнать, то ли еще что…

В голосе стальной и непоколебимой матери вдруг прорезались незнакомые нотки. Ирина впилась в лицо Аллы со смутным подозрением.

– Так говоришь, будто это тебе не в диковинку, – сказала она. Мать криво усмехнулась и затушила окурок в пепельнице.

– Давно живу, много знаю, – загадочно изрекла Алла. – Мужики по своей сути одинаковы, не важно, из какой семьи, как воспитаны и какой статус в обществе занимают. Вон, даже у Ленина была своя обоже. Только при всей красе мадам Арманд он так и не решился оставить Крупскую. Знаешь почему?

– Почему?

– Народ бы не понял. И не простил. Наденька Крупская была своя, революционная героиня, которая с ним и в ссылки, и на баррикады, и в Кремль. А кто такая Инесса Арманд? Обычная телка, которую, пардон за французский, можно было только трахать.

Ирина не выдержала и расхохоталась.

– Я правильно поняла, что под Крупской ты подразумеваешь меня?

– Ну, а кого еще? А всякие там Инессы или Наташки, – мать горько усмехнулась, – приходят и уходят. Фаворитки короля могут меняться сколько угодно, но королева всегда остается на своем месте.

Сергей вышел из дома через пару минут, наспех одетый, лохматый, и даже рубашка под курткой была застегнута криво. Наталья снисходительно улыбнулась и потянулась поправить ему волосы. Голову он отдернул и еще по сторонам покосился: не видит ли кто? Это ей не понравилось. В его окне маячило бледное пятно человеческого лица. Видимо, матушка высматривала, куда направился сынок.

– Не устраивай тут сцен, – грубо сказал он и подтолкнул к машине. – Садись.

Она села, мгновенно надув губы. Но, кажется, любимый не обратил на это никакого внимания. Он так резко стартовал с места, что голуби, вальяжно расхаживавшие по двору, взметнулись в небо неуклюжей россыпью.

– А куда едем? – спросила Наталья тоненьким голосом. – Может, пообедаем в «Гансе»?

Туда ходила только приличная публика, поскольку цены были запредельными. Она это знала и страшно любила красоваться с новым ухажером именно там. Сергей, будучи женатым, в рестораны ее не водил, боялся наткнуться на знакомых, но теперь-то можно!

– Как ты меня нашла? – раздраженно спросил он, сунул в рот сигарету и начал шарить по приборной доске в поисках зажигалки.

– Захотела – нашла, – загадочно мурлыкнула та и полезла целоваться, чему страшно мешал рычаг переключения скоростей. Сергей грубо отпихнул ее. Она фыркнула и уселась на место, поправляя шарфик и искоса поглядывая на него.

– Ремень пристегни, – скомандовал он и добавил: – Зачем искала?

– Увидеть хотела. А что, нельзя?

В ресторан любимый ее не повез, направившись в сторону старого парка, где небеса подпирали особняки богатеев. Глядя на шикарные дома, Наталья вздохнула. Жить в этом престижном районе желали многие, но цены были нереально высоки. И без того строительство в парковой зоне осуществлялось путем разных махинаций, доступных лишь сильным мира сего. Простым смертным о таких домах приходилось только мечтать. Вокруг – вековые сосны, веселенький хоровод рябины, опоясывающий сторожевые башни из красного и желтого кирпича, чистый воздух и почти никакого транспорта, кроме своих.

Сергей загнал машину в какие-то мокрые кусты и заглушил мотор. Наталья хмыкнула, предвкушая, что сейчас начнется. Милого потянуло на сладкий экстрим? Да ради бога! Все же мужики – такие предсказуемые.

Он молчал. Наталья ерзала на сиденье, но поскольку Чернов так и не подумал приблизиться к ней, вновь полезла с объятиями, случайно выбила сигарету из его рта, и та покатилась куда-то под сиденье. Он снова отпихнул ее к дверце.

– Ты что? – возмутилась она. – С ума сошел?

– Не лезь ко мне, – холодно сказал он, открыл дверцу и стал внимательно разглядывать салон. – Черт, ты мне обшивку прожгла!

– Тебе что, какая-то обшивка дороже меня? – взвизгнула Наталья, и в тишине салона это прозвучало как взрыв бомбы. Поскольку Сергей так и не ответил, она на всякий случай всхлипнула и плаксиво продолжила: – Не звонишь, не заходишь, я уже не знаю, что думать.

Прозвучало это так же фальшиво, как ее слезы, и она сама это поняла, как только мужчина повернулся и посмотрел с легкой насмешкой.

– Чего дурой прикидываешься? Все ты понимаешь.