Очень маленький человек

– Червь! – воскликнул священник, – рубль серебром вы за него получили, прекрасно; а позвольте узнать, стоит ли этот рубль того огорчения, которое он несет вам в душу?.. Да, я рубль этот получу, принесу домой и могу лечь спать, но засну ли? вот что!

– Отслужил молебен, – рубль взял, да и спи, вот и все!.. – твердил чиновник.

Ложь и вранье до такой степени мне опротивели, что я бог знает что бы дал в эту минуту, если бы мне пришлось увидеть что-нибудь настоящее, без подкраски и без фиглярства; какого-нибудь старинного станового, верного искреннему призванию своему бросаться и обдирать каналий, какого-нибудь подлинного шарлатана, полагающего, что с дураков следует сдирать рубли за заговоры от червей, словом, какое-нибудь подлинное невежество, – лишь бы оно само считало себя справедливым… Я ушел с верхней палубы вниз, где сидел народ все больше серый, черный даже, и скоро увидел, что желания мои могут быть удовлетворены весьма щедро.

Чтобы отдохнуть и дать отдохнуть читателю, я приведу здесь кое-что из слышанного мною в толпе, тем более что со временем это слышанное мне очень пригодилось.

Я вошел в толпу и остановился где пришлось.

– Вот как перед истинным богом! – крестясь и снимая шапку, говорил мещанин двум девушкам, тоже мещанкам, ехавшим со старушкой матерью. – Умереть на месте, ежели вру хоть на волос!..

– Вот чудеса-то! – воскликнули девушки, как, должно быть, восклицают, когда действительно случаются какие-нибудь чудеса. – И где же это было?

– Околеть на месте: в Казани было!.. Видите, как: я, деверь, кума, золовка, шурин, – все мы ходили вместе туда. Приходим – а он ест ее!..

– Кошку? – привскокнув, воскликнули девицы.

– Ее-с! Живую кошку, как перед истинным Христом моим! – воротит шкуру с затылку и питается ее кровию… Так и на афише было сказано. За вход двадцать пять копеек взяли…

– Ну уж это удивление! – сказала мать девушек. – Именно удивление! У нас бы, – в нашем городе, по три рубли платили бы, ей-ей… Ну и что же?.. – как бы растерявшись от разнообразия и силы этого впечатления, продолжала она. – Как же он… Я думаю, ведь его не допустят к святому причастию после этого злодейства?

– С дозволения начальства! – сказал мещанин с покорностию в голосе.

– Что ж такое, что начальство дозволяет, – вмешалась одна из девушек: – он сам должен отвечать на том свете… Нешто можно есть кошек? Глядеть-то на это и то грех перед богом.

Это было сказано с такой энергией и убеждением, что мещанин не пытался возражать и в раздумье сказал:

– Так-то так…

– Отчего же смотреть-то? смотреть-то не грех, я думаю? – попробовала было вставить мать.

– Что смотреть, что есть – все одно! – сказала дочь решительно. – Не платили бы ему денег, небось не ел бы…

– Мату-ушка-а! – перебил эту негодующую речь какой-то старик, сидевший на полу. – Не платили бы, не ел бы и сам бы с голоду помер! Начальство и это дозволяет, да что хорошего!.. Ведь и ему есть-пить надо! Родная! Он бы, может, говядинки-то и охотнее бы поел, чем кошку-то, да нету ее… Чай, и самому не сладко…

– Это верно! – оправившись, вставил мещанин: – потому он из дворовых людей господ Елистратовых, а уж это через великую бедность за иностранца объявился…

– Бедна-асть! бедность, матушка, кошек-то ест, она и виновата, она и перед богом ответит!..

Девушка даже вспыхнула, так подействовала на нее речь старика, вдруг осветившая совершенно новым светом все ее с таким искренним убеждением высказанные соображения…

Давно уже я не видал такой искренности, и теперь мне стало немного повеселей на душе.

– Да, – со вздохом произнес кто-то, продолжая разговор в стороне. – Тоже трудновато наживать эту проклятую деньгу!..

– И-и-и трудно!.. – тотчас же последовал ответ. – Кого деньги полюбят – сами к тому идут, а уж кого не полюбят, ну – уж тут, брат!

– Тут, брат, лучше человеку лечь да помереть! – сказал отставной солдат.

– Первое дело!..

– Нет! – весело проговорил молоденький купчик. – Нет, что-то, я гляжу, мало охотников помирать-то из-за этого!.. Вишь вон, кошек едят…

Смех.

– А не это, – продолжал купчик, – так и так как-нибудь, своим судом с ними справляются…

Говоря эти слова, он поглядывал на толстого угрюмого купца в лисьей рваной шубе, сидевшего поодаль. Купец как будто понимал, что в этих словах есть для него что-то очень неприятное, и отворачивался в сторону.

– Вот у моего одного приятеля, – продолжал купчик, очевидно намекая на этого же купца, – тоже денег долго не было, тоже они его не любили, а потом вдруг совершенно сделались в него как влюблены… Откуда что взялось!..

– Ну-ну-ну!.. – сказал купец, отодвигаясь. – Очень влюблены!.. Глотка-то больно широка у тебя!..

– Нет, ей-богу, правда! – все веселей и веселей продолжал купчик, очевидно, намереваясь произвести потеху. – Ей, ей, влюбилися… Я уж сколько раз его спрашивал: «Как, мол, ты, Иван Иваныч, разбогател?» – «От бога!» говорит. «Да каким манером? говорю, ты вот что расскажи». Станет рассказывать, все хорошо идет, покуда еще в мальчиках первые сто рублей наживал, все богу молился, а уж за сотней и неизвестно что… Прямо говорит: «А как стало у меня денег тысяч двадцать…» – «Да как же это у тебя стало-то? седой шут!» – Ну, и «бог»!

– Ну-ну-ну… Эко глотка-то!.. – ворчал купец.

– Нет, должно быть, что полюбили они его, – не унимался купчик. – Допрежь этого они всё хозяина любили, а потом вдруг все к приказчику повалили, а у хозяина-то ничего и не осталось. Это через влюбленность…

Все поняли, какая насмешка скрывалась в этом рассказе, и все захохотали.

– Черт эдакой! – негодовал обиженный купец. – Мелет, мелет, идол, не сообразится с умом… В бога не верит… Откуда вы только народились, ахаверники…

Но смех долго еще разносился из одной кучки людей в другую, каждый раз приправляемый каким-нибудь метким, веселым словом, от которого становилось еще смешней.

Осмеянный купец скрылся.

Все эти разговоры и шутки с большим вниманием и снисходительностию слушал седой старик, тоже по-видимому, из купцов, человек очень пожилой и серьезный. Рядом с ним сидел молоденький мальчик, одетый, как и старик, очень тепло и опрятно. Когда смех несколько поутих, старик, не обращаясь собственно ни к кому, произнес:

– А вы как же полагаете, без божия, например, надзирания возможно человеку богатство приобрести?

– Да он просто хозяйские деньги нечисто в руках держал! – ответил за всех купчик.

– Н-ну, это дело не наше… Он дурно делал, и ему будет дурно, это дело его… А вот вы, будто бы, насчет бога…

– Какое! это я так, подшутить.

– Да! Ну только бог в эфтом деле – все! Я верно вам говорю. Я скажу про себя… Я вот теперь, слава богу, имею достаток, а ведь начал – железного гроша не было, а кто помог и указал! все бог! Как, например, мудры его указания, например… да, премудро даже! (Говоря это, купец выписывал что-то пальцем вокруг своего лба.) Каждый шаг, помышление, каждое, например, предприятие – всё по божию благословению.

Все внимательно слушали эти слова. Кой-где только мелькала веселая усмешка. Не смущаясь ею, купец продолжал.

– Всего этого я рассказать не могу, этого не расскажешь во веки веков. А вот хоть и то примерно вспомнить, как я дочь свою замуж выдал: так и это вполне удивительно, ибо единственно по божескому приуготовлению. Изволите видеть, какое было дело… В начале всего надо взять материю из древности… Ехал я со всем семейством на жительство из одного города в другой, – все равно, какие там города ни будут, – перебирался я на житье. Сами судите, – едем в новый город, к незнакомому народу, – что с тобой может быть? – Может, и разоришься, может, и сгоришь, помрешь, – мало ли что? сохрани только и помилуй царица небесная всякого православного христианина! Вот едем мы и думаем так-то. (А на переезд тоже было указание!) И думаем – «что-то, мол, будет?» Стали подъезжать к городу, – так сердце и замирает… Дело было днем, – город виден, осталось только лесок миновать; только что мы с лесочком поровнялись, – слышу пение, вроде как с небеси ангельские хоры… Гляжу: из лесу выступает крестный ход – с образами, с хоругвями, с певчими и народ: несут икону неопалимой купины, из дальнего монастыря в город, в этот самый, куда я еду. По положению так каждый год бывает, а я ехал – хоть бы вот раз об этом слыхал; как есть, как есть, ни от кого, ни единого слова, – и вдруг она, матушка, мне в сретение, потому мы как раз выехали ей навстречу.

Боже милосердный – какая мне была радость! «Ну, думаю, означает хорошо! Во сретение! Следовательно, дело идет, слава богу!» Помолился я, повеселел, приударил по лошадям, – да как обогнали мы всю церемонию-то – и еще оказалось: в напутствии все она же, матушка, за мной! И в сретение и в напутствие! – уж так я был доволен, – совсем осмелел, а через недельку бог мне послал хо-оррошую поставку в казенное место. Сразу! Видите, господь-то. Мало ли и без меня там купцов, охотников на это дело? – а я пришел, чужак, оглянуться не дал – и ухватил. Вот он, перст-то, где!

Старик был в большом волнении.

Публика удвоила внимание, и улыбок не было видно уже нигде.