Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Лес

Год написания книги
2017
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
3 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Хват поднялся из кресла, подошел к аккуратно сложенной в форме пирамиды поленнице, взял сверху первые попавшиеся кругляши и бросил в камин. Взметнулся сноп искр, и огонь, весело потрескивая, принялся вылизывать сухое дерево.

– Да ты не жадничай, не жадничай! – проворчал Судья. – Подбрось еще. Сдается мне, год-два – и досюда Лес доберется: дерева тогда на всех хватит, – он хохотнул над своей шуткой, зевнул и прикрыл глаза.

В зале было так натоплено, что впору окна настежь распахивать, но Хват не стал перечить, выбрал полено потолще и отправил его вслед за другими в огонь. Украдкой смахнув пот со лба, оттащил свое кресло подальше от камина, уселся вполоборота от Судьи и, чтобы чем-то занять себя, принялся лениво разглядывать старинное полотно на противоположной стене.

Хват был равнодушен к искусству. По большому счету, он был равнодушен и к дорогим украшениям, золоту, драгоценным камням – всему тому, что застилает глаза обычному обывателю, вдруг превращая законопослушного горожанина в преступника, а порой и в убийцу или, того хуже, в отступника.

Конечно, Хват знал цену золоту. Но больше в прикладном аспекте: подкуп и шантаж, шантаж и подкуп. Как любил повторять Судья, «у всех есть своя цена». И в этом Хват, возглавлявший не первый год Тайную сыскную канцелярию, не мог с ним не согласиться.

В камине потрескивало. Отблески разгорающегося огня заплясали по медной раме. Хват вздрогнул. На большом полотне вдруг проявилось изображение пирамиды. Цвета золота. А над ней словно парил глаз. Да-да, именно глаз, чуть прищуренный, смотрящий вниз из-за темных грозовых туч.

– Странно, – Хват задумался. Даже несколько раз моргнул для порядка. Он, наверное, уже в двадцатый раз видел эту старинную картину в тяжелой медной раме. По заведенному обычаю перед каждой важной операцией Судья собирал доверенных людей именно в этой части своего замка. Здесь принимались окончательные решения, определялись сферы ответственности и намечался порядок предстоящей работы. Хват мог бы поклясться, что на картине был изображен герб рода Денберров, к которому принадлежал его господин, – трехгранный наконечник боевого копья с насаженным на него яблоком. Несколько столетий назад героические предки Судьи выбили степняков из Срединных земель, присоединив к Великому Городу обширные фруктовые рощи. Этот пронзающий спелый фрукт трехгранный наконечник, как объяснял Судья, и символизировал тот самый подвиг.

Хват всегда был внимателен к мелочам. Да и как могло быть иначе в его-то работе? «Интересно, – мысленно присвистнул он. – Может, раньше я смотрел на картину под другим углом? Или причина в сильно натопленной комнате?»

Хват привстал со своего места, и изображение тут же смазалось. Пирамида превратилась в знакомый наконечник копья с яблоком на острие. Он снова откинулся в кресле – ничего не изменилось. Хват поерзал на мягком кресле, повел головой из стороны в сторону, пытаясь вернуться в прежнее положение. Ничего. Странная пирамида с нависшим над ней глазом не проявлялась.

– Что за… – прошипел он.

В этот момент в камине затрещало. Огонь добрался до толстого сухого полена, и языки пламени тотчас же охватили его. Полумрак залы вновь отступил к тяжелым портьерам, наглухо закрывающим окна. По каменным стенам побежали тени, блеснула тусклой медью рама, и Хват снова увидел пирамиду. Стараясь не шевелиться, он на этот раз более пристально вгляделся в изображение, находя в легких мазках неизвестного художника все новые детали.

Из огромного глаза во все стороны вылетали то ли молнии, то ли искры. Внизу, у подножия строения (теперь Хват не сомневался, что оно рукотворное), словно подчеркивая его величие, художник изобразил лес, голубую ленту реки, бегущей меж высоких берегов, а чуть дальше и человеческое поселение: город или деревню. «Картина-то, как оказалось, с секретом!» Хват уже было собрался расспросить о ней Судью, как со стороны дивана донесся тихий храп. Хват обернулся и поймал внимательный взгляд наложницы. Девушка совсем по-детски поднесла палец к губам, призывая его хранить молчание. Хват в ответ кивнул и отвернулся.

У девушки было имя, данное ей при рождении, но Судья звал ее просто Бяшкой. Альварское словечко: так у них звались молодые высокогорные козочки с легкой и пушистой, но очень теплой шерсткой. Даже лучшие альварские ловчие декадами выслеживали этих животных, поджидая момента, когда одна из особей отобьется от стада и спустится в поисках пищи на плоскогорье. Только тогда еще был шанс поймать животное, с легкостью взбирающееся по практически отвесным скалам.

Девушка жила в замке уже больше года, что само по себе было вещью неслыханной. Не то чтобы Судья не любил женщин, напротив, у него было столько содержанок и наложниц любых возрастов и сословий, что спроси его, сколько, он и сам бы крепко задумался. Но женщины никогда не задерживались в его роскошной обители надолго. День-два, от силы десять. Особо понравившимся он покупал дома и время от времени оказывал им честь своими визитами. Других селил в своем огромном имении, окруженном фруктовыми рощами. Там он любил собирать близких соратников или нужных ему людей и называл это посиделками. Хват знал не понаслышке, что эти «посиделки» могли продолжаться не один день и частенько заканчивались оргиями.

Бяшка вошла в жизнь Судьи тихо, незаметно для окружения, но прочно. А все благодаря ему, Хвату! Он обнаружил девушку в сиротском приюте, больше похожем на притон. Его люди проводили очередную операцию по выявлению отверженцев и прочесывали подобного рода заведения в восточном пригороде. Одной из задержанных оказалась Бяшка. Если бы не Хват, судьбе девушки не позавидовали бы и каторжане с каменоломен на Белых Скалах. Однако Хват подходил к работе ответственно и все проверял самолично, не гнушаясь даже личных допросов отверженцев.

На первый взгляд ничего особенного в ней не было. Да и что можно разглядеть в давно не мытой девочке-подростке со свалявшимися волосами, пусть даже и длиной до тощей задницы? К тому же замухрышка оказалась немой от рождения. Но не зря Хват считался лучшим учеником и правой рукой Судьи. Из допросов отловленных отверженцев и обычных постояльцев злачного местечка он выхватил одну интересную деталь, которую просмотрели работавшие до него дознаватели.

Девушка вдобавок к своей немоте оказалась больна падучей. Дело вроде бы не такое уж удивительное – Хват знал эту болезнь. Не зря много лет тому назад Судья в приказном порядке отправил его, тогда еще мальчишку, на три года в подмастерья к Дегу-костоправу. Много он за то обучение больных перевидал. В умении врачевать, конечно, Дега он не догнал, но распознавать болезни научился. И вот что-то Хвата в этой девушке насторожило. Поначалу он вовсе хотел отпустить ее на все четыре стороны: падучая хоть и редкая болезнь, но отношения к Дару никакого не имеет. Только его дремучие подчиненные, готовые видеть чуть ли не в каждом законопослушном горожанине отверженца, могли причислить ее к изгоям. Но все же что-то Хвата остановило.

Он приказал хорошенько отмыть девушку и лично доставил ее к Судье. Хват понимал, что если вытащил «пустышку», то, весьма вероятно, навлечет на себя гнев господина и надолго попадет в немилость. Судья терпеть не мог, когда его отрывали от важных дел. Особенно по такому непроверенному поводу. Но Хват также знал, что, подключив к проверке сторонних, пусть даже и доверенных людей, и подтвердив с их помощью догадку, ценность находки он если не к нулю сведет, то точно снизит вдвое.

Ему повезло. Судья находился в хорошем расположении духа и не только внимательно выслушал доклад Хвата, но и распорядился оставить девчонку под наблюдением в замке. «До выяснения…» – как он туманно выразился. Срочно был вызван Вислоухий. Хват, по роду своей службы, перевидавший немало насильников и убийц. Среди них попадались и вовсе одержимые, которых причислить-то к человеческому роду язык не поворачивался. Попривык или, как говорится, перегорел. В общем, относился к этому как к издержкам своей рутинной работы. Но в присутствии Вислоухого всегда испытывал необъяснимое волнение, граничащее со страхом, и как ни пытался совладать с собой, ни разу не обрел спокойствия. Самое большее, на что его хватало, – это не подавать вида.

И ведь ничего особенного в облике Вислоухого не было: старик как старик. Сколько ему лет, Хват не знал. Но с тех пор как они впервые повстречались – а это было, дайте Ушедшие памяти, Исхода три назад, – тот нисколько не изменился. Невысокого роста, чуть сгорбленный старикашка. Такого в любой деревне встретишь – не заметишь. Разве что абсолютно лысый череп, словно обтянутый пожелтевшим пергаментом, да рваные, зарубцевавшиеся бардовыми узлами шрамы на месте ушных раковин, бросались в глаза и вызывали легкое неприятие.

Дело, конечно же, было не в этом. А в том, что Вислоухий, заберите его Ушедшие, был самым что ни на есть отверженцем, отмеченным проклятьем Доминии! Что его объединяло с Судьей, так люто ненавидящим этих выродков, Хват не знал. Да, наверное, и не хотел знать. В разговорах они эту тему не поднимали, хотя Судья, конечно, понимал, что Хват не мог не заметить особого отношения к Вислоухому. Рассудив, что это не его ума дело, Хват смирился с заведенным порядком, стараясь лишний раз не пересекаться со стариком.

Но в тот раз без Вислоухого было не обойтись. Может, именно тогда Хват больше ощутил, чем понял, зачем Судья приблизил к себе этого отверженца. Вдруг вспомнилась брошенная стариком вскользь фраза: «Свой среди чужих, чужой среди своих». И он впервые испытал к Вислоухому что-то отдаленно похожее на жалость. Тогда-то страх и улетучился.

Бяшка оказалась уникальной. Это стало понятно в самый первый вечер, когда они втроем ставили на ней эксперимент за экспериментом. Судья в кои-то веки отослал всю свою многочисленную челядь навестить родных. Оставил только охрану периметра замка… Уже потом до Хвата стали доходить сведения, что Судья под разными предлогами спускал в ведомство Алхимика запросы по аналогичным поведенческим аномалиям у отверженцев – видать, хотел до конца уяснить, есть у девчонки этот проклятый Дар или нет. Но архивариусы так и не смогли найти в хрониках нечто подобное.

Только дела это не меняло. Уникальность девушки состояла в ее особой реакции на воздействие любого отверженца: Бяшка тотчас же падала, начинала биться головой о землю, скрежетать зубами и пускать пену изо рта.

В общем, все признаки падучей были налицо. Кому хоть раз довелось такое увидеть, ни с чем другим не перепутает. Но это было еще не все. То же самое происходило, когда внушению подвергался другой человек рядом с девушкой!

Таким Судью ни до, ни после Хвату видеть не доводилось. Могущественный властитель походил на ребенка, получившего подарок, о котором даже мечтать не смел, но мнущегося с ноги на ногу в страхе протянуть руку – чтобы, не дай бог, тот не исчез или взрослые в самый последний момент не передумали и не забрали его обратно.

Хват вместе с Вислоухим (спасибо старику) еле уговорили Судью дать девушке передохнуть от экспериментов. Каждый такой припадок отнимал много сил, и она просто могла не дотянуть до рассвета.

К концу следующего дня у Хвата раскалывалась голова, его постоянно мутило: воздействия Даром не обходились без последствий для организма. Не лучшим образом чувствовали себя и остальные: всегда холеное лицо Судьи осунулось и пошло красными пятнами, Вислоухий еще больше сгорбился и к вечеру не мог подняться с кресла без посторонней помощи. Про девушку и вовсе говорить не стоило. Припадки становились с каждым разом все продолжительнее. В связи с секретностью на помощь лекарей она, понятное дело, рассчитывать не могла. В ход пошли бабушкины средства: чтобы побыстрее привести девушку в чувства, растирали ей грудь и лицо уксусной водой, а потом отпаивали подогретым «Лаврейским», предварительно разведя в вине побольше сахара.

Путем таких мучительных испытаний установили, что Бяшка «детектирует» направленное воздействие на постороннего человека, удаленного от нее максимум на пять-шесть шагов. Вислоухий, правда, предположил, что если девушку хорошо кормить и содержать в нормальных условиях, то восприимчивость может увеличиться как минимум вдвое.

В конце концов Судья объявил находку девушки подарком Ушедших (тут Хват скромно потупил глаза) и отпустил их с Вислоухим по домам. Требования сохранить эту историю в строгом секрете не прозвучало, но взгляд Судьи, брошенный напоследок, был красноречивее любых слов.

Учитывая комплекцию Судьи, он был не из мерзливых, но одна только мысль о том, что кто-то сможет заглянуть ему в разум при помощи Дара, пугала до дрожи в коленях. Руки моментально холодели, так и хотелось протянуть их к огню… Увы, жаркое пламя только обжигало, но не согревало. Разве что Бяшке удавалось одним своим присутствием вселять уверенность в Судью, да и то до тех пор, пока он снова не погружался в размышления и переставал замечать сидевшую у ног девушку.

Имея некоторую склонность к чёрному юмору, свою голову Судья сравнивал с сосудом, наполненным зажигательной смесью. Немало этих ёмкостей взорвалось в результате неосторожного обращения при проведении армейских испытаниях огнемётов. У Судьи имелся полный список погибших, где напротив каждого имени стояли пометки, сделанные Казначеем. Он тогда потребовал провести тщательное расследование с целью выявления степени вины каждого обретшего покой испытателя. Страж возмущался, говоря о том, что все они погибли героями, а их семьям положена честная компенсация. Но Казначей стоял на своем и сумел-таки снизить выплаты, усмотрев в действиях некоторых стражников халатное отношение к делу, вылившееся в преднамеренное нарушение инструкции по обращению с опасной военной техникой.

«Интересно, – мысленно усмехнулся Судья, – достойна ли хоть какой-нибудь компенсации моя голова? Голова человека, сознательно готовящегося нарушить все писаные и неписаные законы Хранителей. Становлюсь ли я при этом преступником? – он неоднократно задавал себе этот вопрос, привычно взвешивая степень вины на весах правосудия, и каждый раз ответ звучал одинаково: – Нет» Впрочем, некоторые Хранители, не знакомые с тонкостями юриспруденции, могли и не разделять его точки зрения. Судья не надеялся, что будет правильно понят, оттого и не вербовал сторонников, в полной мере осознавая, что легче объяснить слепому от рождения разницу между цветом Орфиуса и Доминии, чем растолковать свою истинную цель.

«Казначей не безнадёжен, – покосившись на дремлющую Бяшку, подумал Судья. – Лишённый сентиментальности прагматик. Способен мыслить логически. Не человек, а математическая формула для управления экономикой. Лесничего заботит только безопасность Великого Города. Этому он предан всей душой и как никто понимает, что если не наступят перемены, то грядущего наступления Леса нам не пережить. Алхимик… Самый, пожалуй, двуличный и непредсказуемый тип. Затаившийся отверженец. От него точно нужно держаться подальше до поры до времени. Палец о палец не ударит, чтобы меня поддержать, но переметнется тут же, стоит только открыто продемонстрировать свою силу. Ну, и Страж. Типичный солдафон. Из разряда тех, кто сначала делает, а затем думает. Верный пёс Верховного. Станет противодействовать мне в любом случае»

Этот мысленный пасьянс Судья раскладывал не впервые, просчитывая варианты спасения Великого Города от надвигающейся катастрофы. Свою миссию он иначе не называл, хотя в Судебном Уложении, почти не изменившемся со времени Арчи Мудрого, подобные деяния классифицировались как измена и попытка государственного переворота. «Должностное лицо, уличённое в преступном умысле в отношении Хранителей Великого Города, да предстанет перед судом без права на защитника. Явных и тайных пособников злоумышленника уравнять с ним по тяжести обвинения и судить их без снисхождения к сословию, полу и возрасту, невзирая на долю участия каждого в совместном преступном деянии» – процитировал по памяти Судья, знавший наизусть законы Великого Города.

Закон составляли люди, явно далёкие от образа мыслей Казначея, который обладал, хоть и весьма своеобразными, но чётко сформулированными понятиями о справедливости. Все ближайшие родственники обвиняемого сразу же объявлялись злоумышленниками без права на оправдание и помилование. Наказание по этой статье Судебного Уложения предусматривалось максимально возможное, дабы отбить охоту к заговорам против Хранителей. В Архивах сохранились материалы громкого процесса, состоявшегося почти двести лет тому назад. В перечне осужденных упоминались три грудных младенца мужского пола, девочка пяти лет от роду, а также преклонного возраста женщина, давно потерявшая рассудок и способность ясно мыслить. Все они были казнены на общих основаниях, как и предписывалось законом.

Судья внимательно изучил все случаи применения самой строгой статьи законодательства Великого Города и не нашёл повода для сомнений в виновности зачинщиков. Ими двигала жажда власти – древняя как мир прихоть, жертвами которой пало столько людей, что общее их количество не поддаётся никакому исчислению. Редко кто способен обуздать в себе эту страсть, словно медленно действующий яд, подтачивающую изнутри слабую человеческую натуру, которой всегда свойственно желать большего. «Вкусив её, ты не познаешь насыщенья, лишь голод разожжёшь внутри» Так говорил о власти мудрец. Судья был полностью согласен с этим высказыванием, но себя не считал опьянённым мечтой о власти заговорщиком.

Напротив, он искренне полагал, что совершит благое дело, если сумеет избавить Великий Город от никчёмных Хранителей во главе с Верховным. Никто из них, за исключением разве что Лесничего, не способен понять, насколько опасен курс нынешнего руководства, прямиком ведущего всех в объятия кровожадных лесных тварей. Не будет никому спасения от их клыков, когтей, ядовитых жал и прочих несущих смерть приспособлений. Напыщенный болван – Страж утверждал, что его войска отразят любую угрозу, но кому, как не Судье, было знать о настроениях в рядах стражников. В подавляющем большинстве своём они трусливы, плохо обучены, не в состоянии менять тактику на поле сражения. Надеются только на толстые стены башен и зажигательную смесь. Массированного исхода со стороны Леса такой обороне не сдержать. Мир катился под откос, и никто был не в состоянии этого ощутить.

Существовали древние пророчества о наступлении Эры Равновесия, но отрывочные тексты, составленные ещё до правления Арчи Мудрого, понять было непросто. Тогда Судья решил сам разобраться, что же может скрываться за этими двумя словами «Эра Равновесия», и первая пришедшая в голову аналогия прямо указывала на весы правосудия. «Так это же обо мне! – он поразился такой простой отгадке. – Во главе Великого Города должен встать тот, кому привычно взвешивать дела и поступки людские, судить согласно закону и карать преступивших его». Это открытие так поразило Судью, что на одном из совещаний у Верховного он даже заговорил об Эре Равновесия, справедливо полагая, что отсчёт её следует вести от момента, когда осознал свою роль в грядущих переменах.

Втайне Судья надеялся, что кто-нибудь из Хранителей сообразит: неспроста зашёл такой разговор. Но вместо того, чтобы задуматься, они предпочли пропустить мимо ушей информацию, ценность которой были не в состоянии оценить. «Что ж, – решил он тогда, если не могут понять с полуслова, значит, слов будет недостаточно. Придётся действовать самому, надеясь, что соратники созреют по мере осуществления плана спасения Великого Города». Он в одиночку держал в руках весы правосудия, и плечам Судьи выпало стать опорой для новой Эры Равновесия. Он знал, что справится, хотя без помощников не обойтись.

Требовалась сила, способная сокрушить Лес. С ним невозможно договориться, его можно только победить. Такой силы в Великом Городе, а равно и его окрестностях, не отыскалось, потому Судья обратил свой взор на просторы южных степей. Издавна населявшие эти края кочевые народы могли стать оружием в борьбе с Лесом. Отношения со степняками были сложными, омрачёнными многолетним противостоянием за обладание землями на левобережье Быстрой Воды. Если обратиться к ним за помощью по официальным дипломатическим каналам, то ответа можно ожидать нескоро, а Лес уже на пороге. Донесения приходят неутешительные, и полной картины даже ещё не сложилось. Да и потребовать взамен степняки могут столько, что Верховный никогда не пойдёт на такую сделку, даже если на кону спасение Великого Города.

Судья считал себя прозорливей главы Совета Хранителей и мог пожертвовать частью ради спасения целого. Вот только степняки частью никогда не удовлетворятся. Они не забывают прошлых обид и воздают за них всегда с лихвой. «А тут ещё их позорное поражение в Ритуале на Праздновании Первого Исхода… – Судья до хруста стиснул зубы. – Как всё некстати… Из-за неизвестно откуда взявшегося выскочки провалился хитроумный план по вовлечению степняков в политику Великого Города. Причём, легального вовлечения! Посредством Высочайшей Просьбы! Впрочем, что об этом сейчас думать? Теперь без большой крови не обойтись. Ушедшие боги свидетели, я всем сердцем желал без этого обойтись».

Прежние, тщательно выстроенные планы пришлось отбросить, как скомканную бумагу. Дунул ветер, загнал комок в дальний угол, и только уборщикам теперь есть дело до запылившейся бумажки. Судья вздохнул, перебирая пальцами мягкие волосы Бяшки. Поражение он воспринял стойко и от борьбы не отказался. Если судьбе угодно испытать Великий Город на прочность, да будет так. Степняки будут отчаянно сражаться только за ту территорию, которую считают своей. Им неважно с кем сражаться. Люди, или лесные твари, значения не имеет. Чтобы сохранить Великий Город, его требовалось бросить к ногам степняков.

Они во все времена отличались храбростью, упорством, но не безрассудством. Вековая борьба за территории приучила кочевников уважать противника, имеющего преимущество в техническом оснащении и обладающего мощными оборонительными укреплениями. Степняки сильны в чистом поле, где за считанные минуты способны окружить и уничтожить регулярные войска или разграбить небольшой поселок. Но Город им не по зубам, и они сами это прекрасно понимают. Без стенобитных орудий осада становится делом безнадёжным, а инженеров в степи отродясь не водилось.

Совсем недавно пришли тревожные вести о том, что Исход не обошёл стороной и степные оазисы. Сердце Великого Гурта подверглось нападению, и у степняков теперь появились все основания откочевать дальше на север. Как тут не вспомнить, что когда-то они владели этими территориями. «Нельзя допустить, чтобы степняки удовлетворились захватом Срединных земель, – Судья не заметил, как стал барабанить пальцами по макушке дремавшей Бяшки, и та, словно недовольный щенок, стала тихонько поскуливать. – Но кочевники пойдут войной на Великий Город только в том случае, если им обеспечить беспрепятственный проход внутрь. О захвате малыми силами ворот и удержании их до тех пор, пока воины степей проникнут на городскую территорию, не могло быть и речи. Собрать и вооружить достаточного размера диверсионный отряд, да ещё так, чтобы это укрылось от внимания Стража и Верховного – задача невыполнимая».

Оставался запасной план, реализация которого позволила бы разрешить проблему. Но шанс на успех был ничтожно мал, и Судья долго гнал прочь мысли об этой затее. Слишком уж много переменных содержала задуманная им многоходовая комбинация, и преград на пути у непосредственных исполнителей было предостаточно. В своих людях Судья не сомневался, но существовала опасность, о которой он имел весьма приблизительное представление. Верховный раньше всех получал новости из ставки Вождя Тын-Карантына и не всегда делился этой информацией с остальными Хранителями. По всем признакам выходило, что у главы Великого Города есть собственный информатор среди степняков. У Судьи там тоже имелись шпионы, но никто из них так не смог выявить агента, работавшего на Верховного.

Глава 3

Каменистая почва, по которой шел отряд, незаметно сменилась глиноземом, а потом и вовсе влажным мхом. Он слегка пружинил под ногами, но в целом идти по нему было легко. Шептун по негласно заведенному правилу шел впереди. Он вел отряд, стараясь обходить то и дело встречающиеся на пути оазисы буйно цветущей зелени. Легко было догадаться, что совсем недавно на их месте рос такой же грязно-зеленый мох, как и везде вокруг. «Значит, вот как они тут прорастают», – Ник внимательно осматривал встречающиеся у них на пути заросли. Днем это тугое переплетение густой травы, кустов и молодых раскидистых деревьев не вызывало никакого опасения. Наоборот, от него веяло свежестью и долгожданной прохладой. К вечеру же, чем ниже опускался за горизонт Орфиус, тем сильнее становилось фосфорическое свечение, идущее из глубины оазисов. Все чаще из зарослей до путников долетали звуки, напоминающие густое бульканье, словно в огромном чане варили неведомое зелье. В воздухе расползался уже знакомый до тошноты запах сероводорода.

– Все! Стоп! – Шептун остановился, подняв руку. Все замедлили шаг и сгрудились вокруг старика.

– Проскочить не успели, – тяжело дыша, отрывисто произнес Шептун. – Петляли слишком много. А то б уже в Долине были, – он тяжело вздохнул. – Дома.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
3 из 8

Другие электронные книги автора Игорь Геннадьевич Власов

Другие аудиокниги автора Игорь Геннадьевич Власов